жертв.
Колумбиец внимательно смотрел на меня:
— Противно тебе, вижу. Но ничего не поделаешь, принцесса, таковы маландру. Тут даже сам город — маландру. Этот город — мой учитель. Этот город — все мое образование.
Его прервал настойчивый звук мобильника. С деланой яростью он повернулся ко мне и сказал, прикрывая рукой телефон:
— Бразильские женщины та-акие ревнивые! — А потом спросил, не хочу ли я поехать с ним.
Я ответила, что из двух маландру не получится джентльмен. Колумбиец удивленно сдвинул брови и спросил:
— Так я не понял, это «да» или «нет»?
Мой курортный роман с самым прекрасным мужчиной в Лапе завершился эффектно и блистательно недели через три или четыре после нашего знакомства. Собственно, закончила его я — после последнего инцидента, когда обнаружилось, что его бывшая жена, во-первых, не бывшая, во-вторых, и не думала умирать, а в-третьих, даже не актриса, если на то пошло.
Дело было в Санта-Терезе, ярким солнечным утром, среди множества спелых сочных манго и такого же множества обещаний и надежд. Густаво позвонил наверх с цокольного этажа и сообщил мне, что у ворот спрашивают Уинстона. Я в пеньюаре, раскинув руки, лежала на кровати китайской принцессы, Уинстон сидел на балконе и курил сигарету, а внизу, у статуи обнаженной нимфы, блаженствовали в деревянных шезлонгах Густаво и Паулу.
После звонка Густаво Уинстон Черчилль выглянул с балкона и помахал кому-то.
Густаво со всех ног бросился вверх по лестнице, Уинстон вразвалочку вышел с балкона — они чуть не столкнулись перед моим носом.
— Уинстон! — закричал Густаво. — Там внизу какая-то особа, она утверждает, что она твоя жена!
У меня от возмущения отвалилась челюсть.
— Бывшая жена! — поправила я и вопросительно посмотрела на Уинстона.
Уинстон, сцепив пальцы, возвел глаза к потолку.
— О, ради всего святого, Уинстон, прекрати сходить с ума! — рявкнул Густаво с несвойственным ему раздражением. — Кармен моя племянница. Я за нее отвечаю.
Но Уинстон не мог прекратить сходить с ума. Он был безумен от рождения.
— Она не твоя племянница. Она туристка, — заявил он тоном обвинителя, как будто их преступления были в некотором роде равны, хотя и добавил в свое оправдание: — А там моя
Густаво вцепился пальцами в ухо Уинстона Черчилля, крича во весь голос:
— Ах ты, негодяй, чертов маландру! Ладно, кем бы, проклятие, она ни была, она стоит там сейчас у ворот, и ты спустишься к ней сейчас же! Но я не потерплю здесь никаких сцен. Мне дорога репутация, — добавил он предостерегающе.
Но Уинстон не стал устраивать сцен. Просто кивнул, спокойно надел свою белоснежную рубаху, поправил перед зеркалом прическу и мимо нас прошел к выходу.
Он вышел из ворот, аккуратно запер их за собой. Потом взял за руку сопротивляющуюся умирающую экс-жену и пошел с ней по улице, покидая обитателей Каса Амарела, смотревших ему вслед.
Возможно, понять, что такое маландру, проще, когда осматриваешь город и видишь, как туристы и богатые бразильцы за один обед платят столько же, сколько рядовой рабочий зарабатывает в месяц. И если бы мне пришлось выбирать, чистить ли сортиры в богатом загородном клубе или помогать богатой дамочке сорить деньгами, я знаю точно, что выбрала бы.
Современный маландру, возможно, не носит белого смокинга, но ведь так уже не одевается и бразильская элита. Костюм, в конце концов, это просто пародия. Современные маландру занимаются сёрфингом, капоэйрой и самбой, показывают девушкам свой город и с головокружительной скоростью тратят их денежки. А затем, как подобает любому уважающему себя маландру, бесследно исчезают в ночи и рассказывают свои сказки какому-нибудь Карлиту в местном
После «балконного происшествия» я осознала наконец, что угодила в самую банальную ловушку типичного южноамериканского мошенника. Меня провели, это было унизительнее, чем быть обманутой жуликами в турецком магазине ковров, и опаснее пройдохи таксиста в делийском аэропорту — вот о таких каверзах надо бы предупреждать путешественников в путеводителях. Даже потаскухи в Лапе жалели меня и сочувственно качали головой, когда я бродила от бара к бару в поисках своего маландру. Они назвали в мою честь куст — странный маленький кустик, пробившийся прямо из бетонной стены. Они назвали его «Дерево любви Кармен», поскольку он рос из стены, где его ничто не питало. Это было мне нужно для книги, доказывала я потом, но мне никто не верил, потому что в Лапе книжек не читают. А даже если б и читали, то уж про Уинстона Черчилля захотели бы читать в последнюю очередь. Вместо этого здесь только показывали пальцами на последнюю жертву Уинстона — датчанку-капоэйристку — и посмеивались.
6
Буэнос-Айрес
…город без призраков…
Новость о «балконном происшествии» разнеслась по Руа Жоаким Муртину с быстротой лесного пожара. На углах улочек собирались небольшие группки людей — когда я только приехала, эти собрания показались мне такими симпатичными, теперь же оказалось, что это разветвленные агентурные шпионские сети. Именно по этой причине мужчины и женщины по вечерам вытаскивают на улицу половину содержимого своих домов, а вовсе не для того, чтобы развлекать туристов эксцентричными бразильскими традициями. В действительности в этом барахле укрыто радио-оборудование, с помощью которого передаются секретные данные для ФБР и КГБ…
Поскольку в сдержанности Уинстона Черчилля трудно было заподозрить, даже я с опаской ожидала, что же случится, когда вести о происшествии на балконе донесутся до общества Санта-Терезы. В те дни даже люди, которых я никогда в жизни не встречала, проходя мимо по улице, кивали в мою сторону.
— Это она, — говорили они, — разрушительница семейного очага.
— Он сказал мне, что разведен! — оправдывалась я, но они с испуганным видом шарахались от меня в сторону.
Чтобы как-то исправить ущерб, нанесенный моей репутации, я поспешила забросить богемную Лапу и вернулась на светские приемы Густаво, но тщетно. И здесь гуляли сплетни о грехопадении богатой австралийской наследницы!
Распространением информации занимались несколько ключевых каналов, а именно: Кьяра Римольди, Густаво да Авила, Карина Джаллад против Уинстона Черчилля, и все же механизм был запущен и остановить процесс не представлялось возможным. Дело в том, что существуют две вещи на свете, закабалившие и поработившие эту нацию лоботрясов, — секс и сплетни.
Каждый вечер они кучкуются вокруг своих грилей, обжаривают увесистые оковалки сырого мяса или розовые сосиски и фильтруют-просеивают скопившуюся за день информацию. Они выражают возмущение
