ананасом, медовой кашасой в пластиковых тюбиках и главным для лета продуктом — пивом «Скол». На улицах встречалось много знакомых лиц. Уинстон Черчилль околачивался близ арок, шлюхи — снаружи на лестницах, и все улыбались и махали новоприбывшим, будто персонажи «Маппет-шоу». Вот они допели песенку, которой открывается шоу: «Давайте-ка начнем, пора!», — и скандинавские блондинки рука об руку выступили с растаманами цвета эбенового дерева, чьи жены на другой стороне улицы весело переговаривались и кокетничали с группками отвязных английских парней. Одинокие немцы, буквально околдованные чернокожими женщинами, кучковались перед «Та’ На’ Руа», а разведенные толстухи англичанки средних лет прикидывались, будто и не думают платить за выпивку двадцатилетних жиголо, сидящих рядом с ними.
Летом в Лапе все вели себя как шлюхи, даже если в другое время таковыми не были. Слишком уж это было прибыльно, слишком велика награда, слишком заманчивы легкие деньги. К тому же можно было даже наткнуться на кого-то, кто окажется хорош в постели, или и того лучше — кого-то, кто предложит жениться. Цены варьировались — от оплаты услуг дантиста до бесплатного ужина в Леблоне, и почти все туристы делали вид, что они не платят за любовь. Честнее всего описал свой подход мой американский друг, просто сказавший: «Я приехал трахаться».
В начале того лета я еще пыталась как-то блюсти нравственность туристов, которых встречала, и предостерегала их от мерзких жиголо, но мои предупреждения только нагоняли тоску, а это означало, что они переставали оплачивать выпивку кому бы то ни было, в том числе и мне, так что в конечном счете я сдалась и оставила их в покое. Да и вообще, где и когда отпуска и курорты воспринимались всерьез? Кто я такая, чтобы разрушать здешнюю идиллию, ломать людям кайф, мешая им представлять, что они попали в киносказку с пальмами, только на том основании, что ловкий маландру из Лапы бессовестно обвел меня вокруг пальца?
С тех пор я просто на пару с Фабио выслушивала рассказы десятков ирландских/английских/немецких парней/ девушек о том, как они обнимались с Холли Берри или с Уинстоном Черчиллем, и кивала с притворным удивлением, когда они говорили: «Я думал(а), это всего лишь курортный роман, но прошлой ночью он(а) сказал(а) мне, что влюблен(а) в меня».
Конечно, в таких условиях было трудно не усомниться хоть чуть-чуть и в собственном партнере. Будь он даже святым, как выразилась однажды Карина: «Дело не в твоем мужчине, а в других женщинах». Правда заключалась в том, что у меня, так или иначе, не было никаких гарантий. В психическом и эмоциональном смысле я находилась на неизведанной территории, причем касалось это не только бразильцев, но и меня самой.
Я начинала смутно представлять, что ощущает беженец из консервативной религиозной державы, приехавший в такую либеральную страну, как Австралия: болезненный процесс осознания того, что весь драгоценный «культурный багаж», который вы привезли с собой, был просто навязан вам Церковью и государством, а затем — избавление от всех этих ценностей в пользу исключительно личностных. Я надеялась, что избавилась от чего-то подобного. В идеальном мире я бы преобразилась в жизнерадостную, чувственную исполнительницу самбы, не утратив при этом таких весьма дорогих моему сердцу качеств, как честность, верность и благоразумие. Но на деле, разумеется, я сильно рисковала, что вместо этого стану коварной и расчетливой авантюристкой, да к тому же так и не научусь танцевать! Я оказалась на ничьей земле. Просить совета у друзей или родственников было бы бессмысленно. Для них действовала система ценностей, не имевшая никакого отношения к Рио-де-Жанейро. Я могла положиться только на инстинкт, а он, проявляя полное пренебрежение к моему благополучию, подсказывал мне, чтобы я оставалась там, где и была.
В канун Нового года все было готово для того, чтобы приступить к восьминедельному периоду потворства и потакания самым необузданным и невероятным своим капризам. Бразильцы подготовились настолько, насколько это вообще было в их силах. Их кожа сияла роскошным тропическим загаром, целлюлит куда-то исчез, морщинки на лицах разгладились, дела и трудовые обязательства были приостановлены, а отношения в браке охладели и свелись к одному телефонному звонку в неделю: «Мне понадобится квартира, дорогая». Все били копытами и грызли удила, предвкушая полтора месяца пьяного гедонистического безумия, и ничто на этой земле — ни гражданская война, ни эпидемия смертельной болезни, ни даже проигрыш в футбол — не могло бы их остановить.
— Супругам и постоянным партнерам — Рождество, — прокомментировал Густаво, когда я рассказала ему о своих планах провести канун Нового года в Копакабане с Фабио, — а уж Новый год оставь для любовника.
Я уставилась на него с недоумением, но он только погрозил мне пальцем.
— Со мной не нужно прикидываться невинной овечкой, — предостерег он.
Карина и Кьяра вернулись в Рио в ночь на двадцать пятое и уткнули пятачки в корыто уже на второй день Рождества. Студенческие гостиницы в Рио были наводнены румяными гринго из англосаксонских стран, а по Жоаким Силва стадами бродили маландру, прибывшие на охотничий сезон аж с Кубы. Это было похоже на время кормежки зверей в зоопарке. «Отели любви» снова работали на полную катушку, счета за сотовую связь вырастали выше крыши, вся Руа Жоаким Муртину регулярно просыпалась в четыре часа утра от того, что кто-нибудь с шумом выставлял мужа на улицу, а потом снова, в шесть утра, — от звуков сцены примирения. Уинстон Черчилль вошел в раж, подцепляя за ночь по две, а то и по три женщины, и даже изображал ревность, когда какая-то из них уходила с кем-то еще. Женщины вели себя пристойнее, чем мужчины, но ненамного. Мне и в самом деле начало казаться, что абсолютно все, с кем я только была знакома в Рио, в эти дни изменяли своим половинам. Свидания с женатыми мужчинами вообще считались в порядке вещей. Я то и дело слышала, как подружки, соседки и косметички подбадривают своих приятельниц, отправляя их на свидание так, будто им предстояло встретиться не с женатым мужиком, а самым завидным холостяком года.
— Развлекись как следует. Надеюсь, у вас все-все получится,
— Я тоже надеюсь. Он такой клевый, — отвечала та, прерывисто вздыхая.
— Что ж, надеюсь, он, по крайней мере, за все платит, — сухо вставила я.
Косметичка покосилась на меня с опасливой улыбкой, будто я высказала какую-то в высшей степени крамольную мысль.
— Ну не-ет. Я верю в равенство, — беспечно пропела она.
— В таком случае обзаведись сперва мужем, милая, — услышала я свой ворчливый голос.
Конфликт между моей культурой и культурой бразильцев, казалось, немыслимо уладить. Бывали дни, когда я вставала рано, выпивала чашку кофе без сливок и сахара и неистово начинала вытряхивать лень из организма. Делая упражнения, я содрогалась всем телом, попутно с осуждением размышляя о пороках этого непристойного общества. В другие дни я продирала глаза поздно, лениво рвала с веток переспевшие плоды, флиртовала с садовником и ощущала себя до ужаса либеральной и свободомыслящей. В обоих случаях я мучилась от одиночества и чувствовала себя отщепенкой. Лучшее общество, на которое я могла сейчас рассчитывать, был какой-нибудь случайно забредший сюда турист-новичок, поскольку эмигранты, прожившие здесь какое-то время, уже усвоили местный стиль жизни и всё о нем поняли задолго до моего появления.
— Что ты вообще здесь делаешь, если тебе всё не нравится? — спросил меня эмигрант-швед в Лапе, когда я плакалась ему на аморальность бразильцев и отпускала замечания насчет бразильских женщин, которые, кажется, ничего не почерпнули из либеральных семидесятых, кроме чудовищной манеры одеваться.
— Я ничего не имею против их потрясающей чувственности, изумительной музыки и сказочных красот, — отрубила я. — Но меня бесит адюльтер, эти вероломные измены на каждом шагу и вообще уничижительное отношение к женщинам. Их здесь ни в грош не ставят, это просто чудовищно!
Он пожал плечами и осушил очередную банку пива.
— Да это же все звенья одной цепи. Одно невозможно без другого.
Я спорила, но, несмотря на всю убедительную логику христианской морали, инстинктивно чувствовала неуверенность. Невозможно было закрыть глаза на вопросы, остающиеся без ответа, которые роились где-
