Лукас служил под командованием Веллингтона и хорошо знал солдат, с воодушевлением бросавшихся в бой, готовых умереть за Отчизну и герцога, а после сражения, сидя вокруг костра, проклинавших обоих.
– Довольно! – повелительно закричал он. – Мы пришли сказать вам, что вас предали, поэтому следующий, кто попытается заговорить без очереди, ответит мне за это. Или вам не терпится подохнуть в сточной канаве?
– Выслушайте их, ребята! – закричал один из людей, проталкиваясь вперед. – Этот вот – Бэсингсток, я его знаю. Я видел, когда он мчался впереди своего отряда, под ним убили трех лошадей!
– Мы и рассчитывали на то, что люди узнают хоть одного из нас. А я и не знал, что ты настоящий герой, – встав рядом с товарищем, прошептал Раф. – Это правда, про трех лошадей?
– Две, из них одну не убили, просто она споткнулась на скаку и рухнула. Но я не буду его поправлять.
Сознавая необходимость немедленно воспользоваться моментом, пока люди не сообразили, что они уже не на войне, Лукас поднял руку, призывая всех к тишине, и принялся излагать заранее обдуманные факты.
Убедить разгневанных людей в том, что они стали жертвами обмана, было нелегко и потребовало времени. Но к тому моменту, когда три человека, посланные с проверкой в другие таверны, где, предположительно, собирались дополнительные группы «Граждан за справедливость» для марша на парламент, вернулись в подвал и сообщили, что никаких других групп нет и в помине, аудитория уже с полным вниманием слушала Лукаса.
Наконец, отобрав двадцать человек в качестве разведывательного отряда, уговорив остальных ждать в «Сломанном колесе», Лукас велел узнавшему его бывшему солдату провести их темными улицами и переулками к Вестминстерскому мосту.
Осторожно выглянув из последнего перед мостом переулка, они увидели подразделения королевской гвардии, уже собравшиеся в конце моста и заполонившие все пространство перед зданием парламента. Войска дожидались демонстрантов, которые так и не появились, мятежа, который так и не произошел, необходимого предлога для принятия новых жестких законов, который не имел места быть…
Люди помрачнели, хотя и были благодарны Лукасу и Рафу, и в полном молчании возвратились в «Сломанное колесо».
Вдруг из угнетенной толпы выскочил бармен с грязной повязкой на голове, рассеченной до крови рухнувшим бочонком, и задал вопрос, которого друзья так ждали и готовы были сами предложить, если бы не услышали его от людей. Спасибо Николь за ее логический вывод!
– Так кто этот проклятый ублюдок из парламента, который хотел послать нас на гибель?!
Как ни упрашивали сестры Шарлотту остаться дома, она заупрямилась и поехала вместе с ними.
Незадолго до девяти три женщины прибыли на тихую площадь респектабельного Белгрейв-сквера. Накануне Финеас в интимной беседе с кухаркой Фрейни выяснил, что хозяин садится за ужин в половине седьмого и выходит из дому, отправляясь на светские развлечения, не раньше десяти.
Шарлотта зевнула, прикрыв рот затянутой в перчатку ручкой, когда карета остановилась перед огромным каменным особняком угрюмого вида.
– Тебе с нами скучно, наверное? – спросила Николь у невестки.
– Ничуть, просто в это время я обычно ложусь спать. Особенно с тех пор, как ребенок Рафа стал будить меня ровно в два ночи, малыш то брыкается, то икает, бедняжка… Все помнят свои роли?
– Истеричная будущая мать, невозмутимая и расчетливая особа, излагающая убедительные доводы, и бойкая кокетка, уверенная, что своим очарованием способна добиться того, что двум другим оказалось не под силу, – деловито перечислила Николь и нахмурилась. – Я и в самом деле должна подражать маме? Мне так не хочется!
– Но, милая, тебе вряд ли удастся сыграть роль расчетливой особы, – заметила Шарлотта, поддержанная одобрительным смехом Лидии.
Грум открыл дверцу и опустил лесенку.
– А Финеас уверен, что у него все получится?
– Николь, перестань задавать один и тот же вопрос, – приказала Лидия, дожидаясь, пока из кареты не выйдет Шарлотта. – Раз Финеас сказал, что сделает, значит, сделает. К твоему сведению, он работал посыльным на Боу-стрит.
– Это означает, что он ловил воров, а вовсе не то, что сам был вором.
– Но все-таки он их ловил, не так ли? – возразила Лидия, и Николь не нашла что ответить, только состроила гримаску и спустилась вслед за Шарлоттой.
Стоя у подножия мраморной лестницы, дамы ждали, когда лакей Фрейни отзовется на стук их грума. Как только дверь распахнулась, Лидия подтолкнула Николь, давая понять, что настал момент пустить в ход ее обаяние.
Николь легко взбежала наверх, позволив шали соскользнуть с обнаженных плеч, и улыбнулась лакею в ливрее, который оказался юношей с выпирающим на худой шее кадыком.
– Доложите вашему хозяину, что ее светлость герцогиня Ашерст желает немедленно видеть лорда Фрейни по личному делу. Ее сопровождают невестки леди Лидия и леди Николь Дотри. Бог мой, вероятно, вам трудно все это запомнить? Мне повторить?
Кадык так подскочил вверх, что Николь испугалась, что парень задохнется, затем энергично заходил вверх-вниз, прежде чем тот смог ответить:
– Нет… мэм… э-э… мисс… э-э… миледи.
Николь с победной улыбкой обернулась к сестре и невестке. Подоспевший чопорный дворецкий проводил дам в главную гостиную, предложил присесть, пообещал принести лимонад и привести лорда Фрейни. Пока Шарлотта поплыла к самому удобному дивану, на ходу доставая из ридикюля обшитый кружевами носовой платочек, Николь обошла гостиную.
– Поразительно безвкусная роскошь! Вся эта позолота! – с презрительным смешком сказала она сестре, остановившейся перед камином. – И собственный портрет над камином! Этот человек обожает себя!
– Тише, Николь! – прошипела Лидия, усаживаясь на стул, поставленный под углом к одинаковым кушеткам по обе стороны большого и низкого овального стола с ножками в виде трех позолоченных ангелов с воздетыми вверх пухлыми ручонками. – Прими соблазнительную позу!
– Еще немного, и она станет продавать меня за два пенса на улицах Ковент-Гардена, – тихо пожаловалась Николь Шарлотте, которая безуспешно пыталась выдавить из себя несколько слезинок, но, поскольку в этот момент появился лорд Фрейни, ей пришлось выдать свой смех за рыдание.
– Ваша светлость, какой приятный сюрприз! – поспешил он к Шарлотте, которая уткнулась в платок, рассеянно протянув ему руку для поцелуя. – Какая честь и, должен признаться, совершенно неожиданная радость!
Шарлотта пробормотала что-то невнятное и поспешила убрать руку.
– Леди! – поклонился он Николь и Лидии. – Случилось что-нибудь ужасное?
– Вчера вечером наша матушка со свойственной ей внезапностью покинула нас и отплыла в Италию, за что мы никак не можем благодарить вас, милорд, – холодно сообщила ему Лидия. – Наш брат, муж бедной Шарлотты и отец их будущего ребенка, оказался зависимым от вашей воли и милосердия, а мы с сестрой пребываем под угрозой быть опозоренными и отринутыми обществом, из-за чего рискуем остаться старыми девами или выйти замуж за людей, недостойных нашего положения! Да, милорд, вы правильно выразились, предположив, что случилось нечто ужасное.
– И все из-за этого противного Бэсингстока, который так и не пришел к нам, как мы надеялись. Насколько я понимаю, он ведь и вас разочаровал, не так ли? – сказала Николь, приняв соблазнительную позу у камина. – В самом деле, милорд, как нам все это уладить?
Фрейни обвел взглядом трех женщин, задержав его на продолжавшей рыдать в платок беременной герцогине Ашерст, затем переместил его на Николь, точнее, на ее грудь.
– Прошу прощения, но я не понимаю. Ваш брат? А какое отношение имеет к этому Бэсингсток? Боюсь, леди, вы знаете то, о чем мне неизвестно.
Николь готова была задушить этого отъявленного лжеца, но Лидия ожидала, что он станет все
