отрицать.
– Не пытайтесь это скрыть, милорд. Нам известно о письмах нашей матери. Мы пришли, чтобы выкупить их. Назовите свою цену.
Николь подняла руку и словно в смущении обвела пальчиком низкий вырез декольте, затем рассеянно погладила выступающую из выреза грудь. Каким-то образом ей удалось сдержать дрожь отвращения, и она встревоженно смотрела на Фрейни, закусив нижнюю пухлую губку, как бы подтверждая, что они действительно готовы заплатить любую цену.
Любую!
Даже принести в жертву готовую на все девственницу дочь, мать которой известна своей доступностью. Должно быть, он спрашивал себя:
Николь читала все эти вопросы и соображения на потасканном лице Фрейни, в его маленьких бегающих глазах. Как удержать письма при себе и притом овладеть дочерью автора злосчастных писем? Как доставить себе наслаждение и вместе с тем не выпустить из когтей маркиза Бэсингстока? Как выиграть сейчас и потом?
– Я… – Фрейни откашлялся, отворачиваясь от Николь, но не удержался и еще раз оглянулся на нее, после чего обратился к Лидии: – Пожалуй, я имею некоторое представление о том, что вас беспокоит. Однако мой долг побуждает к тому… гм… мой долг… Поймите, когда ко мне поступают сведения о возможном убийстве – о нескольких убийствах! – Он в третий раз посмотрел на Николь, и она слегка наклонила голову, невинно взмахнула ресницами и придала глазам выражение мольбы. – Вы… вы понимаете мое затруднение.
– Я понимаю одно – вы ужасный человек, – сурово заявила Лидия. – Мы оказались в отчаянном положении, и, думаю, вы это прекрасно сознаете. Маркиз покинул нас в беде, оставил нас на ваше милосердие, сбежав от вас в деревню, и мы ничего не можем сказать брату, опасаясь, что он совершит нечто непоправимое. Вы… наша единственная надежда.
– Бэсингсток сбежал?!
Николь покинула свое место у камина и, приблизившись к Фрейни сзади, казалось, слышала, как натужно работает его мозг.
– Да, после того, как поведал нам, в какое ужасное положение попали мы по его вине! Он – жалкий трус и вызывает у меня только презрение. Мужчина должен быть стойким и храбрым.
– И… И он сказал вам, почему я был… то есть почему я готов открыть преступление вашего брата?
Николь пожала обнаженными плечами.
– Он нес какую-то невразумительную чепуху о своем покойном отце и о том, что его просили сделать что-то невозможное. Как будто нам есть до этого дело!
– Поверить не могу! Он признался в том, что с вами сделал, и предоставил вам самим спасать свое положение?!
– Мы же говорим, он низкий трус! Если бы мы рассказали об этой истории Рафу, он вызвал бы его на дуэль, но что будет с его будущим ребенком? Однако женщинам нередко приходится разгребать грязь после мужчин. Поэтому мы все вместе подумали и придумали, как все это уладить.
– То есть вы решили уладить дело своим визитом ко мне, – сказал лорд Фрейни и кивнул. – Понимаю.
Николь опять закусила нижнюю губу, на этот раз действительно испугавшись, затем промурлыкала:
– В самом деле, милорд?
Шарлотта зарыдала в голос:
– Как я могла решиться на столь… столь постыдный поступок! Это такая жертва, моя дорогая Николь, такая жертва! Но мой ребенок, что будет с моим бедным ребенком!
Николь кинула взгляд на Лидию, не зная, что делать дальше. По их расчетам, сейчас Финеас должен был закончить свою часть плана, если ему не помешали. Еще немного, и Фрейни или прогонит сестру и Шарлотту, а ее пригласит подняться наверх, или, упаси бог, начнет торговаться!
Она заговорила запинаясь:
– Побереги себя, Шарлотта, милая. Я ли не говорила, что его светлость поймет наше состояние? И ты, Лидия, тоже успокойся. Злобой и требованиями ничего не добьешься. Разве maman ничему тебя не научила? Меня она точно научила, как должна вести себя женщина, чтобы выжить.
Лидия собиралась что-то возразить, но тут Николь услышала стук брошенного в стекло окна мелкого камешка.
Шарлотта наверняка тоже услышала этот звук, потому что сразу прижала обе руки к огромному животу и вскричала:
– Ребенок! Роды… Начинаются роды!
Фрейни побелел.
– Что она сказала?
Лидия подбежала к невестке, помогла ей встать, и они медленно побрели к вестибюлю, причем Шарлотта не переставала стонать, бережно поддерживая живот:
– Начинается! Ох, начинается!
– Здесь? Вы собираетесь родить его здесь?! Только не это!.. Но вы-то, конечно, останетесь? – с надеждой посмотрел он на Николь.
Та бросила на хозяина дома надменный взгляд и, шелестя юбками, проследовала мимо, тогда как он покорно, как собачонка, пошел за ней по пятам. Мужчины! Они думают, что правят миром. Составляют планы, затевают войны и властвуют над женщинами, отнимая у них все права, как у низших классов.
Однако если как следует подумать, мужчины бывают невероятно глупыми, и хорошенькой женщине не труднее заставить их подчиняться себе, чем легкому весеннему ветерку хлопать воротами со смазанными петлями! Слава богу, Лукас был исключением – он мгновенно разгадывал все ее уловки.
– Разумеется, я ухожу. Придется оставить этот разговор на другой раз, милорд, разве только вы не предпочтете, чтобы роженица слегла в вашем доме. Тогда нам понадобятся ваши слуги, нужно будет сразу пригласить доктора, постелить перед домом толстый слой соломы, чтобы скрип колес не беспокоил будущую мать во время родов. Кроме того, это поможет заглушить ее крики. Да, и полотенца, как можно больше полотенец и простыней. Я слышала, что иногда роды проходят очень тяжело.
– Нет, нет! Ни в коем случае!.. Когда? Когда вы вернетесь? Я хочу сказать, ваше предложение было достаточно понятным. Я человек разумный и справедливый. Можно будет подумать о женитьбе, если вы правильно разыграете свою карту. В любом случае мне нужен наследник. Кроме того, уже завтра или очень скоро мое положение станет весьма важным и влиятельным, и вы будете счастливы, что связали со мной свою судьбу. Только скажите, когда?
Поразительное самомнение! Николь не останавливалась и с облегчением увидела, что Лидия с Шарлоттой уже выходят на улицу.
Она должна была сказать что-нибудь безобидное и уйти. Так было предусмотрено планом, и она клятвенно обещала Лидии и Шарлотте не отступать от него. Лидия прямо предостерегла ее:
Но этот человек совершенно потерял совесть!
Она расправила розовую воздушную шаль, величественно перекинула один конец через плечо, как сделала ее мать в лавке на Бонд-стрит, и обернулась к Фрейни с гневно горящим взором.
– Когда, милорд? Теперь, когда эти злосчастные письма снова у нас в руках, да-да, пока вы пожирали плотоядным взглядом то, чего вам никогда не иметь, мы заполучили их! Так вот, даже если бы вы остались на земле единственным мужчиной, – никогда! Думаю, даже такой тупица, как вы, мог бы уже догадаться. Нет, нет и нет!
– Смитерс! – в ярости заорал Фрейни своему дворецкому, схватил Николь за руку и грубо втянул ее назад, в гостиную. – Смитерс! Заприте дверь!
Лукаса охватили сомнения.
Не то чтобы Фрейни не заслуживал, чтобы в его доме перебили все до единого стекла люди,
