Похоже, все продумано. Как хорошо я сегодня потрудился, с радостным удовлетворением подумал Алекс.
Он снял трубку, переключился на внутренний телефон и, улыбнувшись, проворковал:
– Привет, Роза, ты знаешь, как я тебя люблю? Ты не сделаешь мне виски? Да, двойной. – Он снова улыбнулся. – Я в своей берлоге. И пусть Элли принесет, ладно?
Джон.
Скоро она сможет поговорить с Джоном.
Какая жалость, что к обеду приедет эта японка со своим управляющим. Элен сообщила новость еще в селении, когда приехала за ней. Наверно, гости не станут проводить с семьей весь вечер. Значит, она сможет поговорить с Джоном. Если, конечно, он захочет разговаривать.
О Господи, если бы знать, о чем он думает! Джина тяжело вздохнула, поглубже опустилась в горячую ванну, расслабила уставшие ноги. Ей и нужно-то всего несколько минут – неужели она требует слишком многого?
Всего несколько минут наедине с Джоном.
А если честно, вздохнула Джина, то не несколько минут, а всю жизнь.
Наверно, она сошла с ума, если заходит в мыслях так далеко. Джина села, потянулась за полотенцем. Ты перекинулась с ним всего несколькими словами, ты его совсем не знаешь, может быть, у него на соседней ферме девушка, может быть, они даже обручены. Может быть, ты ему не нравишься, может быть, ему и в голову не придет жениться на тебе.
«Может быть, – говорил ее внутренний голос. И тут же возражал: – но это не так!»
Она тяжело вздохнула. Так или не так, сегодня все выяснится. Когда она увидит Джона.
Джон еще издали увидел вертолет, он кружил в небе, как комар, и жужжал так же. К его великому негодованию, пилот пролетел над самым стадом, явно чтобы показать возможным покупателям владельцами какого замечательного скота они станут, если купят ферму. Погрузка в этот момент была в самом разгаре, Генри и остальные пастухи заводили животных на машины. Но коровы не любят, когда над ними что-то летает, они боятся шума. А испугавшись, бросаются бежать.
Чарльз мог бы это запомнить, ему не раз говорили! Наверно, он так хочет совершить эту чертову сделку, что на остальное ему просто наплевать. Джон яростно выругался, да что толку?
– Ну спасибо, самовлюбленный ублюдок! – закричал он. – Черт бы побрал всю вашу свору! Ты мог напугать скот, вызвать паническое бегство. Мы бы потеряли половину! И что бы тогда осталось от твоей драгоценной компании?
Не переставая ругаться, он резко развернулся и, не заходя в дом, направился к часовне, где так недавно был похоронен его отец. Бросив у входа кнут, он распахнул двери настежь. В лучах солнца он казался ангелом-мстителем.
На каменных плитах над могилой Филиппа лежали цветы: лилии и белые гардении, обрамленные блестящей зеленью листьев лавра. Они были все так же свежи, их нежный аромат наполнял часовню. Таблички над могилой все еще не было.
– О Господи, отец, – воскликнул Джон, – мы не успели еще сделать тебе медную табличку, а твои кости уже хотят продать! И тебя, и весь Кёнигсхаус!
Джон поднял глаза, с ненавистью уставился на вырезанное из слоновой кости изображение распятого Христа.
– Ты слышал?! – страстно вскричал он. – Ты видишь, что за мерзость творится вокруг? А если видишь, то почему молчишь? Или тебе наплевать?
Гулкая тишина была ему ответом.
– О Господи! – снова возопил он и упал на колени, пытаясь взять себя в руки, пытаясь молиться. Но со вчерашнего дня его мозг пребывал в страшном напряжении, граничившем с безумием. «Отца убили!» – вот единственное, во что он верил.
Он был уверен, что видел вещий сон, уверен до глубины души. Теперь, по крайней мере, стало понятно, почему Филипп, столько лет проживший в буше, не услышал приближения огромной змеи, не смог защититься. Убийца привел с собой двоих подручных, они выпустили трех змей – на случай, если одной будет недостаточно, – и поднесли их к спящему так тихо, что он не проснулся. В этом заключался секрет смерти отца, и он один мог об этом рассказать.
Но кто ему поверит? Чем он может подтвердить свои слова? Представить только: он дает показания в суде. Да, Ваша честь, я знаю, что моего отца убили. Мне это приснилось». Да его засмеют и выгонят с позором!
И кого он может обвинить? Кто эти убийцы? Их точно было трое, предводитель и двое крепких ребят, подручных. Ребят? Он даже не знает, мужчины это или женщины. Извивающиеся в темноте силуэты могли принадлежать как мужчинам, так и женщинам: чтобы напустить на спящего змей, особой силы не требуется. Но кто мог уготовить Филиппу такую страшную смерть?
Джон попытался вспомнить, кого в последнее время выгнали с фермы. Пьяный бродяга, который требовал от Розы еды и крова, – его вытолкнули, не дав ни того, ни другого. Неумеха – наемный работник, которого уволили без лишних разговоров. Оба пытались протестовать, но Филипп подкрепил свои приказы ударами хлыста. Могут ли они убить? А если нет, то кто?
За всю свою жизнь Джон никого ни в чем не подозревал. И теперь его израненная душа испуганно шарахалась от темных мыслей: убийцы – с фермы, из Кёнигсхауса…
Нет! Этого не может быть!
И тем не менее убийца – кто-то из близких.
Кто-то из тех, кого он знает.
