деятельность в Скайлар, в Небраску. Сюда перебрался «Ленд О'Лейкс», производитель знаменитого масла и маргарина, но, когда в середине 1980-х ударила рецессия, он тоже окончательно закрылся. У них не было ни тесных связей с общиной, ни экономических причин оставаться.
Десять лет спустя «Монфорт» подписал арендный договор с отсутствующим владельцем завода. Потребовалось перенести здания, чтобы предприятие могло расширяться и развиваться. Маленькие городки по всей стране отчаянно искали работу, но те рабочие места, где в 1974 году платили пятнадцать долларов, «Монфорт» предлагал по пять долларов в час и никаких премий. А это была работа на бойне, физически и психологически тяжелая, жестокая и отупляющая, не говоря уж о запахах, грязи и шуме. Местные не хотели за нее браться, и большинство тех, кто приходил на предприятие, были испаноязычные иммигранты. Города вокруг Спенсера, где были бойни, например Сторм-Лейк, населяли двадцать пять процентов таких иммигрантов.
Тем не менее «Монфорт», не теряя времени, утверждался в десятках городков, и они не интересовались нашими проблемами и не предлагали никаких решений. Лидеры городских общин поддерживали такие предприятия, так чего ради беспокоиться о горожанах? Городской совет предложил собрать обычный общественный форум, чтобы обсудить предполагаемое перемещение. Обычно он проходил в небольшом помещении в совете в присутствии пяти человек. Но на этот раз накал страстей был столь высок, что дебаты решили провести в самом большом помещении города — в спортивном зале школы. И в тот вечер собралось три тысячи человек, более четверти городского населения. Учитывая тему дебатов, это было не так много.
— Бойни загрязняют город! Что они собираются делать с отходами?
— Бойни очень шумные. А это предприятие всего в миле от центра города.
— Не заставляйте меня упоминать о запахе!
— А как насчет грузовиков со свиньями? Они что, будут ездить прямо по Гранд-авеню? Кто-нибудь подумал, во что превратится движение транспорта?
— Какую пользу принесут эти рабочие места нашему городу?
Кроме совета по экономическому развитию и городского совета, в этом зале не набралось бы и сотни человек, поддерживающих существование бойни. На следующий день в перемещении было отказано.
Кое-кто — сторонники «Монфорта» в городе и члены советов по экономическому развитию в соседних городках — намекал, что это решение имеет под собой расовую подоплеку. «Лилейно-белый Спенсер, — хихикали они, — не хочет, чтобы в него приезжали мексиканцы».
Я этому ни на йоту не верила. Спенсер никогда не был расистским городом. Например, в 1970-х годах мы приняли сотню семей беженцев из Лаоса. Да, мы действительно видели перемены в таких городах, как Сторм-Лейк и Уортингтон, и нам они не нравились, но проблема была в бойнях, а не в их рабочих. В тот день Спенсер выступил не против иммигрантов, а против загрязнений, забитых дорог и катастрофы для окружающей среды. Мы не хотели расставаться с нашим образом жизни ради двухсот самых плохих рабочих мест в стране. Пойди мы на это, значит, мы ничему не научились из опыта наших соседей. Может быть, как некоторые предлагали, нам надо повернуться спиной к экономическому прогрессу, чтобы сохранить облик города, который основали местные торговцы, фермеры и мелкие производители, — но они не могли выжить в современной Америке. Я знала только одно: Спенсер станет совершенно иным городом, если первое, что вы увидите (а также услышите и унюхаете), когда приедете с севера, будет бойня, и считала, что нам лучше обойтись без нее.
Спенсер отнюдь не был настроен против бизнеса. Через год старая бойня была превращена в холодильный склад. Склад предоставлял не так много рабочих мест, но зарплаты были получше, отсутствовали загрязнения, шум. Вы едва замечали его присутствие.
Два года спустя, в 1994 году, Спенсер с распростертыми руками принял то, что многие считали самым большим и самым плохим конгломератом, — целый квартал «Уол-Марта». Торговцы в даунтауне были против него, особенно против большого супермаркета, и наняли консультанта, чтобы получить совет. Ведь местные торговцы содержали этот город, чего ради они должны оставлять все, что вложили в него, и уступать сопернику национального масштаба?
— «Уол-Март» будет лучшим, что только может случиться в деловой жизни Спенсера, — сказал им консультант. — Если попытаетесь противостоять ему, вы проиграете. Но если найдете нишу, которую они не обслуживают, например поставка специальных продуктов или знаний, служба доставки, вы только выиграете. Почему? Потому что «Уол-Март» привлечет в город много других потребителей. Это же так просто.
Консультант был прав, были, конечно, и проигравшие, главным образом «Шопко», который покинул город, но после появления «Уол-Марта» бизнес в даунтауне заметно вырос. «Уол-Март» сделал для города то же, что десятилетия назад железнодорожный вокзал: Спенсер обрел значение в региональном масштабе.
В том же 1994 году Публичная библиотека Спенсера вступила в современную эру. Ушла в прошлое древняя система учета книг с ее карточками, штампами, каталожными ящичками, ярлычками, сложной системой стеллажей и, конечно, с десятками и десятками ящичков. На смену им пришла полностью автоматизированная система, дополненная восемью компьютерами. Коробки для карточек, в которых Дьюи любил нежиться, сменились компьютером для абонементов. Древняя пишущая машинка Ким, с которой Дьюи любил играть котенком, уступила место бесшумному и неподвижному компьютеру. Мы собрались все вместе, вытащили все ящики с каталожными карточками, высыпали тысячи их на пол и поставили доступный для посетителей компьютер, который заменил их всех. Три шкафа, с их сотнями маленьких ящичков, были проданы на аукционе. Один я купила для своего дома. Я держала его в подвальном помещении вместе с исцарапанным столом 1950-х годов из школы Монеты. В нем хранились мои инструменты, а в столе лежали все бумаги Джоди и рисунки из начальной школы, которые я бережно сохраняла тридцать лет.
После этого улучшения технологии в 1994 году люди начали по-разному пользоваться библиотекой. До появления компьютеров, если студент интересовался каким-то вопросом, то библиотекарю приходилось просматривать весь имеющийся у нас набор книг по этой теме. Сейчас она открывала экран и в режиме онлайн видела все книги. С 1994 по 2006 год приток посетителей значительно вырос, но спросом пользовалась лишь треть из имеющихся книг. В 1988 году, когда появился Дьюи, было обычным делом, если книгу просто бросали в кучу других. Лет десять у нас не было настоящего ящика для возврата. Самой большой популярностью пользовались классические фильмы на DVD — местный видеомагазин не держал их — и видеоигры. У нас было девятнадцать компьютеров для общественного использования и шестнадцать с доступом к Интернету. И хотя библиотека наша была невелика, мы оказались десятыми по числу компьютеров для посетителей во всей библиотечной системе Айовы.
Работа библиотекаря включала в себя ответы на самые различные вопросы и справки. Теперь у нас были умные компьютеры с содержащимися в них данными. Чтобы получать сведения о посещении библиотеки, дежурная за абонементным столом делала отметку на листе бумаги каждый раз, когда в дверях появлялся очередной посетитель. Можете представить себе, насколько точна была эта система, особенно когда библиотека переполнялась людьми, а дежурная еще отвечала на вопросы. Теперь же у нас был электронный счетчик, который отмечал каждого, кто переступал через порог. Система проверки точно сообщала нам, сколько книг, фильмов и игр пришло и ушло, какие из них самые ходовые, а к каким не притрагивались годами.
И тем не менее, несмотря на все эти нововведения, библиотека Спенсера, по сути, оставалась точно такой же, как прежде. Поменялось ковровое покрытие. Задние окна, которые выходили на улицу, были заложены, оштукатурены и закрыты книжными полками. Стало меньше дерева, меньше ящичков и больше электроники. Но группы детей по-прежнему смеялись, увлеченно слушая истории. Ученики старших классов убивали тут время. Люди постарше листали газеты. Бизнесмены читали журналы. Библиотека Карнеги никогда не была тихим храмом знаний и продолжала оставаться местом, где можно было с удовольствием расслабиться.
Входя в библиотеку, первым делом вы замечали книги: полка за полкой и ряд за рядом книг. Обложки могли быть поярче, иллюстрации более выразительными, шрифт более современным, но в общем все книги выглядели такими, какими они были в 1982 году, и в 1962-м, и в 1942-м. Они не менялись. Книги пережили телевидение, радио, говорящие картинки, рекламные проспекты (в ранних журналах), оперативные сообщения (в ранних газетах), шоу Панча и Джуди и пьесы Шекспира. Они пережили Вторую мировую войну,
