– Так что же мне написать?
В этот момент Степан вдруг хлопнул себя по лбу и весело воскликнул:
– Постой, Люсиль! Ты мне дала хорошую мысль. Я тоже что-то придумал!
И, подойдя к бювару, Петров быстро стал писать. Потом, обернувшись, он сказал:
– Я решил послать отцу Люсиль такую телеграмму: «Я, дипломатический сотрудник морского атташе СССР в Швеции, капитан 3-го ранга Петров, совместно с моей женой, а также дипломатический сотрудник военного атташе СССР в Швеции капитан Потапов едем из Москвы через Каир к месту нашей службы. Из Багдада с нами едет ваша дочь Люсиль. По прибытии в Иерусалим 12 ноября мы просили и. о. начштаба в Иерусалиме полковника Стирлинга предоставить в наше распоряжение легковую машину от Иерусалима до Каира, но полковник Стирлинг в этом отказал и обещает отправить нас только 27 ноября с колонной интендантских грузовиков. Были бы вам признательны за содействие в немедленном получении легковой машины от Иерусалима до Каира».
В заключение Петров сообщал название отеля, в котором остановились советские путешественники.
– Я думаю, – сказал Петров, – это будет хорошим дополнением к моей телеграмме контр-адмиралу Карпову. – И, обращаясь к Люсиль, он с улыбкой добавил: – Тебе ничего не надо переделывать, девочка. Мы пошлем обе телеграммы. Тогда твоим родителям все будет ясно.
…Вечером того же дня из Каира пришли две телеграммы. Одна была адресована Петрову.
«Приняты меры, – прочитал он, – немедленному получению вами легковой машины от Иерусалима до Каира. Искренне благодарю за заботу о моей дочери. До скорого свидания. Генерал-майор Маклин».
Другая телеграмма, на имя Люсиль, состояла из нескольких слов: «Крепко обнимаем и целуем дорогую дочку. Скорее возвращайся домой. Папа, мама».
Люсиль была в восторге. Люсиль была горда: это она первая надумала послать телеграмму папе и маме и вот теперь, как большая, получила ответ!
В тот вечер в постели она несколько раз поднимала голову и спрашивала:
– Танья, хорошо я придумала?
– Хорошо, хорошо! – улыбалась Таня. – Спи! Спи! Уже поздно…
Семнадцатого ноября утром из Каира в Иерусалим пришла еще одна телеграмма и легла на служебный стол полковника Стирлинга. Слова ее были сухи и официальны:
«Предлагаю немедленно предоставить легковую машину от Иерусалима до Каира дипломатическому работнику морского атташе СССР в Швеции капитану 3-го ранга Петрову и его группе».
Полковник Стирлинг был вне себя. «Как! Эти большевики все-таки добились своего! И как быстро! И, несмотря на все то, что творится под Сталинградом? Скорей бы уж немцы окончательно захватили этот роковой город! Тогда, по крайней мере, всем нашим дуракам стала бы ясна ошибка, которую мы совершили, связавшись с Советской Россией…»
Полковник Стирлинг был возмущен телеграммой до глубины души, но… под ней стояла такая подпись, что приходилось повиноваться…
К Петрову в номер отеля неожиданно явился английский офицер, отрекомендовавшийся капитаном Стэнли (это был не тот капитан с квадратным лицом, а совсем другой, весьма приятный и любезный). Обращаясь к Петрову, он с самой очаровательной улыбкой сказал:
– Легковая машина к вашим услугам, сэр. Когда прикажете ее подать?
– Да хоть сейчас! – радостно воскликнул Степан.
– Пожалуйста, сэр, – вежливо поклонился капитан и затем, чуть помедлив, прибавил, глядя на часы:– Только разрешите мне, как местному человеку, дать вам совет. Вы, конечно, можете его принять или не принять – это ваше дело… Так вот… Сейчас одиннадцать утра. Езды от Иерусалима до Каира восемь-девять часов. Если вы выедете в двенадцать часов, то большую часть пути должны будете проделать в самую жаркую пору дня. Это очень утомительно, особенно в Синайской пустыне, которую вам надо пересечь. К тому же с вами едут дамы… – Говоря это, капитан бросил сочувственный взгляд в сторону Тани и Люсиль. – Если позволите, – закончил он, – я рекомендовал бы вам отправиться завтра рано утром по холодку.
Петров вопросительно посмотрел на Таню. Таня сказала по-русски:
– Лучше завтра в пять часов утра.
Капитан Стэнли был прав: дорога от Иерусалима до Каира, даже в первой половине дня, оказалась очень тяжелой.
Несмотря на ноябрь, на небе не было ни облачка. Высоко, в бездонной глубине, сверкало яркое и жестокое солнце. Его светлые лучи пронзали воздух, как огненные стрелы, а земля жгла ноги даже через толстые подошвы обуви.
В полдень температура поднялась до 50 градусов по Цельсию.
Сначала дорога шла по южной части Палестины. Эта своеобразная страна после первых же весенних дождей сплошь покрывается свежей, густой, высокой травой. Но свирепое солнце быстро превращает зеленую степь в пустыню. Сейчас, глубокой осенью, здесь было царство горячей смерти.
Вторая половина пути лежала через Синайскую пустыню, в которую машина вступила, миновав южную границу Палестины. Здесь солнце было еще беспощаднее, воздух еще раскаленнее, а земля еще горячей. Ровный желтый песок стлался во все стороны, вплоть до далекого, млеющего в легкой дымке горизонта. Лишь узкая лента автомобильного шоссе вилась, как черная змея, без конца и начала.
Машина неслась вперед, но пассажиры с каждым часом чувствовали себя все хуже. Металлическая обшивка автомобиля раскалилась. Несмотря на открытые окна, внутри было томительно жарко и душно. Захваченные из Иерусалима бутылки со льдом не помогали – лед превратился почти в кипяток. Трудно было дышать, перед глазами ходили красные круги, а мозг, казалось, расплавлялся.
