дальше, она только сказала:
— Вы совсем другой, чем я представляла себе.
На мгновение Митч расцвел улыбкой. Затем посерьезнел и вскинул на Лейси взгляд — прямой, без тени иронии.
— И вы, Феррис, не совсем такая, как я предполагал.
Лейси вся сжалась, ожидая, что сейчас он повторит все свои прежние предположения. Невелико удовольствие — выслушивать их еще раз. Насупившись, она дернула плечом и сосредоточилась на заусенице, пытаясь откусить ее.
— По-моему, я начинаю понимать историю с тюленем.
Лейси удивленно заморгала и недоверчиво уставилась на него. Он мрачно кивнул. А Лейси вдруг обнаружила, что расплывается в радостной улыбке.
Что за глупость, рассердилась она на себя.
Но продолжала улыбаться помимо воли. Наконец-то, наконец он увидел ее такой, какая она есть, а не такой, какой обрисовали ее дядя Уоррен и остальные родственнички, будь они неладны. И у Лейси возникло чувство, что на короткое мгновение души их раскрылись навстречу друг другу.
Когда Лейси была ребенком, она ко всем приставала, чтобы ее свозили в Гнездо Буревестника. В детстве она, естественно, только со взрослыми могла попасть на остров.
Отец обычно охотно выполнял ее просьбу. Роберт Феррис, человек, родной ей не только по крови, но и по духу, был отличным компаньоном, готовым к приключениям и жаждущим их. Он любил остров так же, как и дочь.
Когда отец умер, Лейси продолжала слезно вымаливать поездки на остров. Но часто безуспешно. И, конечно, уже никогда не возвращалась радость, которую получали в Гнезде Буревестника две одинаково настроенных души.
С каким нетерпением она ждала, когда же дядя Уилбур, или дядя Винсент, или кто-нибудь из кузенов соблаговолит сопровождать ее! Но они никогда не наслаждались этими путешествиями. По-настоящему не наслаждались.
— Разрешите мне поехать одной, — упрашивала она.
— Ехать одной слишком опасно, — твердили дяди.
Всякое может случиться, всего не предусмотришь, заводили они все ту же песню.
А теперь, подумала Лейси, получается, что свою старую, навязшую в зубах песню они пропели наоборот, если заманили ее сюда.
Но с того дня, как умер отец, и пока ей не исполнилось восемнадцать, она зависела от их милости.
И когда наконец в свой восемнадцатый день рождения она впервые приехала на остров одна, ей это страшно понравилось. Отныне у нее был свой собственный, только ей принадлежавший рай. Ее особый, неповторимый эдем.
С тех пор она никого не просила и даже не приглашала составить ей компанию. Лейси предпочитала сохранять Гнездо Буревестника только для себя одной.
Мысль о том, чтобы целую неделю прожить на острове с Митчем Да Сильвой, совсем недавно приводила ее в ужас.
А сейчас она поймала себя на том, что ничего не имеет против. Вопреки ожиданиям, ей было даже приятно, что Митч на острове, и это несмотря на все сопутствующие обстоятельства, несмотря на все его странности.
Наверно, еще и потому, что, когда она после завтрака повела его на луг, чтобы поискать зелени к ленчу, он, в отличие от дядюшек и кузенов, не напускал на себя скучающий вид, не делал истории из промоченных ног или запачканных рук.
И, наверно, потому, что, когда она протянула ему отвратительное на вид волокнистое растение и заверила, что оно съедобно, он беспрекословно съел его.
И, наверно, потому, что, когда они спустились к берегу, он с удовольствием расположился на камнях и несколько часов спокойно прорыбачил — не хныча и не жалуясь на слепящее солнце. В таких обстоятельствах ее кузены учинили бы душераздирающий скулеж.
Она ожидала, что у него не хватит терпения и его потянет на какое-нибудь другое занятие — поактивнее, не столь однообразное.
Но когда она сказала ему об этом, он только откинулся на прогретый солнцем камень и ответил:
— Выдержка. Здесь требуется выдержка. Вселенское терпение. — Не сводя глаз с лески, покачивавшейся над водой, он широко улыбнулся и добавил: — И я добьюсь.
В его словах была такая убежденность, что Лейси безоговорочно поверила — непременно добьется.
Бывало, забыв, как медленно ему приходится идти, она убегала вперед, благо ушибленные колени не беспокоили ее. Потом внезапно вспоминала, оборачивалась и ждала. И всякий раз встречала его взгляд, устремленный на нее, сосредоточенный и непроницаемый.
Смотри-смотри, с некоторым торжеством мысленно говорила она, интересно, на Сару ты тоже так смотрел? Но время шло, а Митч продолжал оставаться олицетворением вежливости. Ей не в чем было упрекнуть его.
Зато сама она чем дальше, тем больше нервничала, испытывая какое-то непонятное возбуждение. Наконец решила, оставив его рыбачить на берегу, пойти поискать крабов.
Вернулась она с уловом, достаточным для обеда, и села рядом.
— Как дела?
Митч сощурился от солнца и покосился на нее.
— Поймал одну, но уже давно. Странно, сижу за удочкой с тем же ощущением, с каким рыбачил в детстве. А ведь прошло уже столько лет! — Вместо недавней жестокости в голосе его звучал мальчишеский азарт. Он улыбался так восторженно, что Лейси невольно улыбнулась в ответ.
— Вы мальчишкой много рыбачили?
— Время от времени. С отцом.
Лейси уловила в его тоне затаенную тоску и насторожилась. Впервые он упомянул о своей семье, и ей захотелось узнать побольше.
— Вы что-то говорили о том, что ваш отец плавал... — Лейси запнулась, язык не поворачивался упоминать о яхте, но она собралась с духом и продолжила: — ... на «Эсперансе». Он был рыбак?
— Временами. Чем он только не занимался!.. Рыбачил. Был поваром в придорожной забегаловке, готовил на скорую руку сосиски, яичницу. Мотался коммивояжером, торгуя пылесосами. Как бы то ни было, счета оплачивались.
— Похоже, предприимчивый был человек.
— Похоже, нагружал на себя больше забот, чем могли вынести его плечи и здоровье, — резко бросил Митч, глядя вдаль. Улыбка с его лица исчезла.
— Вы имеете в виду содержание жены и детей?
— Угу.
—В вашей семье много детей? — Денни никогда не упоминал о других братьях и сестрах.
— Только я. — Он помолчал. — И сестра.
— У вас есть сестра? — удивилась Лейси.
— Была, — мрачно буркнул он. — Она болела лейкемией. Ей было одиннадцать, когда она умерла. — Боль в голосе звучала такая, словно это случилось вчера.
— Какое несчастье, — с неловкостью проговорила Лейси, понимая, сколь не соответствует такому горю ее сочувствие, пусть даже самое искреннее.
— Да, — согласился Митч. Он откинулся назад, опершись на локти и вытянув ноги. — И для родителей несчастье не меньшее. Понимаете, они ведь ничем не могли помочь ей. — Он покосился в ее сторону.
Лейси кивнула.
— Отец взвалил на себя непосильно много работы. И мать тоже. Они пытались обеспечить ей лучшую медицинскую помощь. Лучших докторов, лучшие лекарства! У них не оставалось времени для себя,
