Доминик подошел к ней сзади и обнял. Сьерре пришлось постараться, чтобы не обмякнуть в его руках. Этого хотело ее тело, но не разум. Ярость затмевала ее разум, но больше всего негодовало ее сердце.
— Нет, — с горечью произнесла она, — я нужна тебе только в постели.
— Мне нравится быть с тобой в постели, — поправил Доминик.
— Что ж, чертовски жаль, потому что больше меня там не будет!
— Сьерра, ради бога! Перестань разводить мелодраму. Не скажешь же ты, что тебе самой не нравится заниматься со мной сексом.
Она развернулась, отпихнув, от себя Доминика.
Ее мокрые ладони оставили отпечаток на его пиджаке.
— Конечно, мне это нравится. Но теперь мы женаты, а понятие брака включает нечто большее, чем общая постель!
— Я не могу предложить тебе ничего иного.
Слова едва успели сорваться с губ Доминика, как на его лице отразилось явное желание взять их назад. Он крепко сжал рот и посмотрел на Сьерру с такой яростью, словно это была ее вина.
— Почему же? — Сьерра задала этот вопрос спокойным, почти тихим голосом.
— Я, не собираюсь предлагать тебе большего.
— Ах, ну тогда большое спасибо!
— Господи, Сьерра.
— Так какого дьявола ты женился на мне?
Он молчал, и этим все было сказано.
— Ради секса, — горько ответила сама Сьерра, вытирая руки о его рубашку. Когда она надевала ее, ей казалось, что так, Доминик будет ближе к ней, словно они часть друг друга. А теперь он говорит, что она ему не нужна. Кроме как в постели. —
Доминик выглядел наполовину разъяренным, наполовину — изумленным.
— Что ты имеешь в виду под этим «я так не могу»? Мы заключили сделку!
— Но этого недостаточно.
— Так что же ты прикажешь нам делать? Вернуть все назад? Развестись? Ты вернешься к себе? Отдашь мне мои полмиллиона?
О, проклятье!
— Я не могу, — пробормотала она.
Доминик широко открыл глаза.
— Ты их потратила?
Сьерра смотрела в окно, но ничего не видела.
— Я их отдала.
—
Сьерра резко повернула голову и встретилась с его недоверчивым взглядом.
— Я их отдала, — холодно повторила она.
— Кому же? Бездомным? Голодающим беднякам Нижнего Ист-Сайда?
— Моей подруге, сыну которой нужна пересадка почки! — отрезала Сьерра.
Доминик моргнул, потом потряс головой.
— Что? Кому?
— Моей подруге, Пэмми, она живет в одном со мной доме. Ее сынишке Фрэнки необходима пересадка, а у них нет страховки. Требовалось двести пятьдесят тысяч только за то, чтобы внести его в список. Так что половину твоих денег я могу вернуть прямо сейчас, а потом придумаю какой-нибудь способ, как…
— Черта с два! — взревел Доминик, меряя кухню широкими шагами, подобно дикой пантере. — Оставь себе, эти чертовы деньги! Они не имеют значения!
— Для тебя…
— Для меня! — Доминик развернулся и, вперив в Сьерру яростный взгляд, выплюнул, слово за словом: — Ты. Хочешь. Развестись?
— А ты? — тихо спросила Сьерра.
Доминик замер, как каменное изваяние. На виске у него билась жилка, а голубые глаза под полуопущенными веками стали темно-синими, как сапфиры.
Он хрипло вздохнул и стукнул кулаком по ладони другой руки.
— Не знаю.
По крайней мере, подумала Сьерра, он честно признался. Пожалуй, ей надо быть благодарной и за эту мелочь.
— Когда будешь знать, — вежливо заметила она, — будь любезен сообщить об этом мне.
— Будь спокойна, ты узнаешь об этом первой, — сквозь стиснутые зубы прошипел Доминик.
— Спасибо. — Ее голос был полон холода, а сердце — и подавно.
— Если ты хочешь… — начал Доминик, и замолк.
— Я не уеду, пока не оплачу свои долги, — резко заявила Сьерра. — Заключая сделку, я обязуюсь выполнять ее. Я вышла за тебя замуж, Вулф. И буду с тобой — в горе и радости, — с горечью добавила она.
— Но спать со мной ты не будешь. Так тебя понимать?
Они буравили друг друга взглядами: в глазах Доминика был вызов, в глазах Сьерры — отчаяние.
— Я полагаю, что в настоящее время, — тихо сказала Сьерра, надеясь, что голос не выдаст той бездны отчаяния, в которой она очутилась, — это будет нежелательно.
«Нежелательно»!
Доминик выругался и ударил кулаком по матрасу. Потом уставился в потолок, лежа в своей широкой, пустой постели.
«Не забудь сообщить мне, когда сочтешь это желательным», — ответил он тогда Сьерре со всей возможной иронией. А потом вышел из кухни. Схватил свой кейс и закрылся в кабинете, стараясь погрузиться в работу, которую взял с собой на дом.
Ну конечно, как же!
Он так ничего и не сделал. Остаток вечера тупо смотрел на бессмысленные каракули на деловых бумагах, мысленно прокручивая все то, что произошло на кухне.
И пока Доминик пытался остановить поток мыслей, он слышал, как Сьерра гремит на кухне посудой, хлопает дверцами буфета и ящиками стола. Словно у нее было право сердиться на него за то, что он не хотел ехать в это свадебное путешествие! За то, что не хотел, чтобы они мелькали друг у друга перед глазами день и ночь. За то, что не хотел от этого брака того, чего хотела Сьерра! Если она хотела нормального брака, то зачем совершать такую непоправимую глупость, как ответить «да» мужчине, с которым она провела всего одну потрясающую ночь?
Все это бессмысленно, совершенно бессмысленно.
Так же бессмысленно, как и то, что она спит в комнате в конце коридора, а он один в своей постели!
Но именно так обстояло дело. Пока Доминик пытался работать у себя в кабинете, Сьерра поднялась наверх, и, когда он проходил мимо комнаты, куда грузчики перенесли ее вещи, дверь оказалась заперта на ключ. Доминик убедился в этом, потому что попробовал войти. Повернул ручку — осторожно, аккуратно, чтобы Сьерра не заметила. Никакого результата. Раздосадованный Доминик громко заметил:
— Сьерра, ты ведешь себя как взбалмошная девчонка!
Нет ответа. Доминик подергал дверную ручку. Никакого толку. Будь она проклята! Как она может так поступать? Он весь день ждал встречи с ней!
Ну и ладно, пусть делает, что хочет, пусть лежит в своей постели одна всю ночь. Она ему не нужна. Ему вообще никто не нужен!
