— Темный.
— Это скорее общепринятый ярлык, ничего указывающего на мужчину, так безраздельно вьющегося вокруг мизинца его женщины.
— Это то, что ты думаешь обо мне? — спросил он, вопросительно вскинув одну бровь.
Я улыбнулась, скинула туфли и скользнула назад по кровати, покачивая пальцами ног в приглашении.
— Разве нет?
Голод ревел в нем с такой силой, что заставлял меня задыхаться. Он начал продвигаться ко мне, его глаза почернели как оникс, одна рука расстегивала ремень.
— Заинтригованный, да. Охваченный страстью, несомненно. Возбужденный… — Он мельком глянул вниз на себя. — Я не верю, что в этом проблема. Но виться вокруг твоего мизинца? Мной не так легко манипулировать.
— А как насчет любви? — Спросила я, вдруг затаив дыхание, когда он встал на колени на кровати и начал ползти вверх по моим ногам.
Он остановился с бесстрастным лицом, но внутри его существовал огромный источник боли.
— Я любил женщин раньше, Порция. Я не думаю, что могу продержаться так долго, как хочу, без того, чтобы порой не влюбляться, заботится о ком-то и получать любовь в ответ.
Нож повернулся в моем сердце. Это было безрассудно для меня ожидать, что Тео мог прожить более тысячи лет без того чтобы не влюбиться, но мое сердце отказывалось признавать доводы.
— То что я чувствую к тебе это…другое.
Другое — могло быть хорошим. Другое — могло быть…о, кого я дурачу? Другое — было ужасным. Я не хотела быть другой — я хотела, чтобы Тео любил меня так же сильно, как он любил других женщин в его жизни. Я хотела какое-то место в его привязанностях, значить для него что-нибудь кроме средства для достижения цели. Я хотела, чтобы он любил меня так же сильно, как я собиралась любить его!
— Я понимаю. — Мое горло болело от не пролитых слез жалости к себе. — Те женщины, которых ты любил…они были бессмертны?
— Нет. Я знал, когда начинал с ними, что отношения будут иметь предел. Я знал, что они будут стареть и что придет время, когда они умрут и я снова останусь один. — Он присел назад на пятки и расстегнув рубашку бросил ее на ближайшее кресло. Со взглядом, что согрел меня несмотря на страдание, он продолжил подниматься вдоль моего тела. — Ты, как я сказал, другая. Будешь ли ты после Воссоединения моей Возлюбленной, или будешь принята в Суд, ты станешь бессмертной.
— Что означает, что когда ты устанешь от меня, то не сможешь рассчитывать на старение, чтобы избавится от меня.
Его дыхание порхало около моего рта, когда он оседлал мое тело.
— Я никогда не уставал ни от одной из женщин, которых любил. Я оплакивал их уход и чувствовал мою утрату какое-то время.
— И затем ты преодолевал это и влюблялся снова. — Страдание ранило меня так глубоко, что я задавалась вопросом, наступит ли когда-нибудь ему конец.
— Да. Но теперь есть ты и ты как я сказал — другая.
Его губы легко касались меня, когда он говорил. Я так сильно хотела его поцеловать, вкусить его, слиться с ним, что мое тело затрясло. Но боль от его признания была слишком сильной, слишком большой, чтобы жить с ней. Я не могла сделать этого.
— Ты нужна мне, Порция.
Горячие слезы просочились из моих глаз, когда я плотно зажмурила их, повернув голову в сторону, чтобы избежать мучительного соблазна его рта. О, да, он нуждался во мне. Он нуждался во мне как в хлебе насущном. Он нуждался в моей помощи, чтобы осуществить свое самое большое желание — спасение. Он не нуждался во мне, как мужчина нуждается в женщине, но как партнер, как кто-то делящий приключения, связанный обстоятельствами в символические отношения.
Я смотрела на него сквозь глаза, затуманившиеся от слез. Я так сильно хотела поверить ему, но боль была слишком глубокой, чтобы быть стертой несколькими легко сказанными словами.
Я разразилась нехарактерными для меня слезами от таких прекрасных слов. Мне не нужно было глядеть в лицо Тео, чтобы понять, что он подразумевал этим — его эмоции окружили меня, сливаясь с моими собственными, пока стало невозможно сказать, где его и где мои.
Его поцелуй не только воспламенил мои губы; он глубоко опалил мою душу. Я отдала себя ему, отдала до последней частички, но не став при этом, ни на частичку меньше. Мое сердце пело, когда я пила сладость его рта, наполнявшую меня таким восторгом, что я на мгновение всерьез подумала, что взорвусь от счастья. Я хотела рассказать ему, что я чувствую, что он значит для меня, как теплое зернышко любви выросло в чувство, что осветило все уголки моей души, но слова не приходили. Вместо этого, я перелила в него каждую эмоцию, которой обладала.
Тео хихикнул в моем мозгу, когда его язык продолжил лениво исследовать мои рот.
Он застыл на мгновение, его голова приподнялась и слегка склонилась на бок, как будто он прислушивался.
— Мы продолжим через мгновение, — сказал он, слегка вздыхая, когда поднимался с меня.
Кто-то постучался в дверь. Я спрыгнула с кровати и поправила рубашку, надеясь, что я не выгляжу так, будто мы делали то, что делали.
— Ваша еда, — сказала пожилая женщина, передавая Тео поднос с закрытыми тарелками. Он поблагодарил ее, когда она уходила, поместил поднос на стол и поднял крышки с тарелок. Аромат жаренного мяса и чеснока наполнил комнату.
Он снова вздохнул.
— Ростбиф. Один из моих любимых. Мне уже недостает этого.
— Ты не можешь больше есть никакую нормальную пищу?
— Могу, но Кристиан предостерег меня против этого, пока я не стал более привычен к своей кровожадности. Видимо это требует дополнительных усилий для переваривания пищи и не рекомендуется для новых…ээм…новобранцев.
Вина резко ударила меня.
— Я сожалею…
— Прекрати, — прервал он и притянул меня в объятья. Его глаза сияли теплом, что согрело меня до кончиков ног. — Я настаиваю, чтобы ты прекратила чувствовать вину за это.
— Хорошо, наименьшее, что ты можешь сделать это позволить мне накормить тебя, — сказала я, наклоняя голову так, чтобы шея была предоставлена ему. — Суп подан!
— Нет, поешь первой. — Он отстранился и указал мне на кресло у стола.