дело с концом.
— Что ты все шутишь да шутишь! — воскликнул Мяшкенас.
— Верно, до сих пор я говорил в шутку, но это сказал всерьез, — признался Васарис.
—
— Что вы так торопитесь, посидите, — уговаривал их Васарис. — Не хотите ли еще вина?..
Но гости распростились. Васарис радовался, полагая, что после столь приятной беседы монах оставит его в покое. Но он ошибся.
Очутившись на улице, профессор Мяшкенас и отец Северинас шли некоторое время молча. Первым заговорил монах:
— Да… Диагноз, который я поставил, когда впервые увидел Васариса, оказался совершенно правильным. Он стоит на краю пропасти.
— Я тоже не могу понять, что все это значит, — отозвался Мяшкенас, — одна надежда, что на него напал
— Уважающий себя честный ксендз никогда не позволил бы себе этого, особенно в присутствии мало знакомого человека, да еще монаха. Видно, Васарис совсем не дорожит своей репутацией.
— Что же нам делать?
— Проявить бдительность. Предостеречь Васариса. А если ничего не поможет, то обратиться к его преосвященству.
Но Мяшкенас колебался.
— Пока у нас нет достаточных оснований. Надо подождать.
— Боюсь, чтобы потом не было слишком поздно.
— Я всегда думал, что он
И озабоченные приятели разошлись.
Желание Людаса Васариса беззаботно провести рождественские праздники сбылось. Последним проблеском этой беззаботности был крещенский бал, на который он сопровождал Ауксе Гражулите. Это было его первое появление в обществе с женщиной, которая так много значила в его жизни. Интересная программа традиционного бала как всегда привлекла много избранной публики. Ауксе тотчас окружили усердные поклонники. Она танцевала, но в промежутках между танцами возвращалась в буфет, где Васарис с двумя знакомыми занимал столик.
Васарис видел издали и госпожу Глауджювене с мужем, но за их столом было так шумно, он был так заставлен бутылками и вокруг него теснилось столько народу, что Васарис и при желании не смог бы подступиться к ней; Люция казалась настоящей царицей бала, и ни одна женщина не могла бы состязаться с ней в элегантности. Танцевала она каждый танец с новым кавалером, и Людас никогда еще не видал ее такой веселой и очаровательной.
Однако все его внимание было обращено на одну Ауксе. Людас знал, что, даже танцуя с другими, Ауксе не забывает о нем. Каждый раз, когда она приближалась к тому месту, где стоял Васарис, он встречал ее взгляд и улыбку.
Этот бал настолько их сблизил, что, возвращаясь домой, Ауксе сказала:
— Даже странно, как быстро мы сдружились. С моей стороны это не удивительно: я давно знаю вас по стихам, но отчего вы так скоро доверились мне?
— А я сразу почувствовал в вас близкого человека, знал, что вы правильно поймете меня и мне не придется вам ничего объяснять и доказывать. Ведь я нахожусь в особом положении.
— Да, — согласилась Ауксе, — я подхожу к людям независимо от их положения, потому что сегодня оно одно, а завтра может стать другим. Только отвлекшись от внешних обстоятельств, можно увидеть истинное лицо человека.
После недолгого молчания Ауксе нерешительно добавила:
— Боюсь, что я не имею права задать вам один вопрос: разве вы никогда не встречали ни одной женщины, которая стала бы для вас близкой и даже любимой? Ведь у вас нет недостатка в знакомых.
— Я даже рад вашему вопросу, — я хочу, чтобы вы знали мое прошлое. Действительно, две женщины играли большую роль в моей жизни. Первая пробудила во мне юношеское чувство, — она вышла замуж, когда я кончал семинарию, и теперь я с ней в приятельских отношениях. Она говорит, что любила меня, а я бы не мог точно определить свое чувство. Другая, помещица-аристократка, расшевелила во мне честолюбие, решимость достигнуть большего. Она раскрыла мне глаза и указала путь в широкий мир. Я был в нее очень влюблен. С той поры прошло десять лет. Все это время я ничего о ней не слыхал. Насколько я ее знаю, могу предположить, что, расставшись со мной, она ни разу не вспомнила обо мне.
— И все-таки я думаю, что оба эти знакомства были значительнее, чем это кажется с ваших слов.
— Правда, — согласился Васарис. — Много было тогда пережито горестей и радостей, а теперь первое мне кажется ребяческой наивной мечтой, а другое — коротким романтическим эпизодом.
Оба замолчали и задумались.
— Интересно, что вы скажете через десять лет о нашем знакомстве? — спросила, искоса взглянув на него, Ауксе.
— Это зависит от того, надолго и тесно ли сблизятся наши жизненные пути. Мне кажется, что после поисков и блужданий наступает время, когда человек познает себя, и тогда он должен выйти на свою дорогу и выполнить свое жизненное назначение.
Из его невнятного ответа Ауксе поняла: Васарис ничуть не опасается того, что их пути сблизятся, наоборот, это сближение даже поможет ему выполнить свой долг. А поняв это, она почувствовала, что жизнь ее стала полнее и приобрела новый смысл, которого ей не доставало.
В ту ночь они расстались, будто обменявшись торжественным обещанием, нарушив которое, причинили бы друг другу боль.
Так окончились рождественские каникулы, и для Васариса начались гимназические будни. Вспомнив о просьбе Люции, он взял Витукаса под свою опеку. В школу мальчик не ходил, репетитор на дому готовил его в гимназию. Людасу оставалось только проверять, как идут занятия и соответствуют ли они гимназической программе. Порой Витукас прибегал к нему, или он сам захаживал к Глауджюсам. Мальчик оказался способным, толковым и быстро привык к своему новому покровителю. Он любил говорить и расспрашивать о покойном отце, которого совсем не помнил, и сам рассказывал о Клевишкисе и канонике Кимше, который любил его и баловал. Иногда Витукас рассказывал и о своей матери, по детской наивности даже выдавая кое-какие ее тайны.
Однажды он сообщил, что мать сегодня очень нервничала, ни за что побранила его и не вышла к обеду.
— Что ж случилось с твоей мамой? — спросил Васарис, — может, она заболела?
— Нет, — ответил Витукас. — Вчера вечером она поругалась с господином Глауджюсом,
— Витукас, — попытался остановить его Людас. — Мне не нравится, как ты называешь своего второго отца. Разве мама тебя этому учила?
— Нет, мамочка меня этому не учила. Но я и сам знаю, что он мне не отец. Он меня не любит и маму не любит.
Мальчик сказал это так упрямо, что Васарис не знал — дивиться ли его упорству или жалеть Люцию и ее сына. В другой раз Витукас пришел совершенно неожиданно.
— Что случилось, Витукас? — спросил Васарис. — Кажется, мы не уговаривались на сегодня?
Витукас, по-видимому, и сам был недоволен. Усевшись на диване, он хмуро поглядел на Людаса и нехотя ответил:
— К маме пришел в гости капитан Райбис, вот мне и велели идти к вам.
— Вон что… Этот капитан мамин хороший знакомый? — поинтересовался Людас.
— Прежде он приходил к нам очень часто, а потом мама велела Аделе говорить, что ее нет дома, когда он приходит. Сегодня он звонил маме по телефону. Я слыхал, как мама сначала отказывалась, а потом
