– Ты не мог немного подождать, хотя бы пока Сэм не привык бы к новой обстановке?
Себастьян взъерошил волосы:
– Лгать ему не имеет смысла. Я его отец и хочу, чтобы он это знал!
– Ты хотел заявить, что у тебя на него есть права, – возразила Кэсси сквозь зубы. – Даже не думай, что сможешь его у меня отобрать!
– Я не сделаю ничего, что могло бы повредить моему сыну.
– Вот как? – Глаза Кэсси засверкали еще ярче. – Для него быть вдали от его матери, бывшей заключенной, лучший выход?
– Я не говорил этого, Кэсси.
– А тебе и не надо было говорить. Я вижу это по тому, как ты на меня смотришь. Я даже могу попробовать догадаться, о чем ты в это время думаешь. Что-нибудь вроде: «И как я должен объявить всему свету, кто приходится матерью моему сыну?» Я права, Себастьян?
Себастьян сжал челюсти:
– Послушай, Кэсси, ситуация непростая для нас обоих. У меня совсем немного времени, чтобы поближе познакомиться с сыном, прежде чем я объявлю о его существовании. Мне многое предстоит сделать, чтобы наверстать упущенное. Я даже не видел его фотографий в младенчестве!
Кэсси слегка расслабилась:
– У меня есть с собой один альбом.
– Я бы хотел на него взглянуть, – произнес он, стараясь проглотить вдруг вставший в горле ком.
– Я схожу за ним, – сказала Кэсси. – Он в моей комнате.
У Себастьяна зазвонил мобильный телефон. Он вытащил его из чехла, висевшего на поясе, и взглянул на дисплей:
– Боюсь, мне нужно ответить. Ты найдешь дорогу к моему кабинету? Я буду там через десять минут.
Кэсси взяла небольшой альбом с фотографиями и после некоторого блуждания по коридорам подошла к кабинету Себастьяна.
Дверь кабинета неожиданно распахнулась.
– Сколько ты уже здесь стоишь? – Себастьян стоял на пороге, глаза его сузились.
Кэсси крепче вцепилась в альбом, губы пересохли, стоило ей увидеть жесткий взгляд Себастьяна.
– Не долго. Я не сразу нашла твой кабинет…
Себастьян еще какое-то мгновение удерживал ее взгляд, прежде чем жестом предложил ей войти.
– Прямо сейчас мне о многом нужно подумать, – сказал он, привычным жестом взъерошивая волосы.
– Я могу зайти попозже, если хочешь, – предложила Кэсси.
– Нет. – Себастьян чуть принужденно улыбнулся. – Сядь на диван. Хочешь чая или кофе? Я только что вспомнил, что не дал тебе толком позавтракать.
– Нет, спасибо. – Кэсси задержала дыхание, когда он сел рядом, задев бедром ее ногу.
– Ну давай, – сказал он чуть хрипло.
– Эта фотография сделана сразу после рождения Сэма, – начала Кэсси, открыв альбом.
Себастьян нагнулся, чтобы посмотреть на своего только что родившегося сына, прижатого к груди Кэсси. Себастьян вдруг почувствовал на глазах слезы, хотя в последний раз он плакал, когда был еще совсем ребенком. Его глаза затуманились, он шумно сглотнул.
– На этой фотографии ему около двух недель, – продолжила Кэсси, перелистывая страницу.
На этом фото Сэм был укутан в одеяльце, явно тюремного происхождения, и Себастьян тут же почувствовал новый укол вины. И это ощущение только усиливалось, по мере того как в кабинете шелестели страницы фотоальбома. На месте одной из фотографий лежали прядь волос Сэма и даже несколько его детских ноготков.
Себастьян испытал неодолимое желание дотронуться до темных детских волос, которые, возможно, ничем не отличались от его собственных, когда ему было столько же дней, сколько Сэму. Они оказались невероятно мягкими и шелковистыми, и у Себастьяна сдавило горло от нахлынувших на него эмоций.
– У меня не так много его фотографий, когда ему было три годика, – сказала Кэсси, не отрывая взгляда от альбома и невольно прислонившись к Себастьяну.
– Почему? – спросил он.
– Потому что в три года его у меня отобрали, – сказала Кэсси, и в уголках ее губ появились горькие складки. – Приемные родители, с которыми жил Сэм, не утруждали себя еще и тем, чтобы фотографировать сироту. Понятно почему, – криво усмехнулась она. – Они знали, что его мать в заключении.
Только сейчас Себастьян начал лучше понимать все, через что пришлось пройти Кэсси.
– Не оставишь мне эти фотографии на несколько дней? – спросил Себастьян. – Я сделаю копии.
Кэсси не поручилась бы наверняка, но ей показалось, что глаза Себастьяна влажно блеснули.
– Конечно. Но пожалуйста, осторожнее. Я уже потеряла две фотографии и больше не хочу ничего терять.
– Я прослежу за тем, чтобы с фото ничего не случилось, – заверил ее Себастьян. – Спасибо, что показала их мне. Не могу даже сказать, как много это для меня значит.
Кэсси сжала губы, борясь с собственными эмоциями. Поднявшись с дивана, она обхватила себя руками и посмотрела в лицо Себастьяну.
– Мне так хотелось дать ему больше, чем я смогла, – дрогнувшим голосом сказала она. – Он заслуживает гораздо больше его. Боюсь, что Сэм так никогда и не сможет оправиться от… в общем, что нас однажды разлучили. Те годы, что он провел вдали от меня, в чужой для него семье… – Кэсси смахнула слезы с ресниц и продолжила все тем же срывающимся голосом: – Я не могла о нем заботиться, оберегать. Что, если кто-то его обидел? Что, если кто-то обращался с ним так же жестоко, как мой отец со мной, а меня не было с ним рядом? – В глазах Кэсси промелькнула мука. – Я не могла защитить его так же, как никто не мог защитить меня.
– Твой отец… – чужим голосом сказал Себастьян, вставая с дивана. – Он что… бил тебя?
У Кэсси вдруг задрожали губы, из глаз покатились обжигающие слезы боли и горечи.
Себастьян привлек ее к себе, положил ее голову себе на плечо и стал гладить по волосам, бормоча какие-то успокаивающие бессмысленные слова, пока тело Кэсси сотрясалось от приглушенных рыданий.
– Мне так жаль…
Кэсси сделала попытку разорвать его объятия, но Себастьян, хоть и ослабил хватку, не выпустил ее из кольца своих рук.
– Расскажи мне все, Кэсси, – мягко сказал он. – Теперь ты в безопасности. Больше никто тебя не обидит. Я не позволю этому случиться.
Кэсси подняла голову. Подбородок ее дрожал совсем как у Сэма, и Себастьяна захлестнула новая волна эмоций. Да, он потерял очень многое, но сейчас начинал думать, что в этом главным образом была именно его вина! Он попал в ту же ловушку, что и другие, – позволил себе судить о Кэсси, так и не удосужившись как следует ее узнать. Теперь, когда в кроссворде ее жизни проступили все буквы, он увидел то, что раньше ускользало от его глаз.
– Он сломал мне руку, – вырвалось у Кэсси, и, раз начав, она уже не могла остановиться. – Он сломал мне руку, когда мне было четыре года. По дороге в больницу он предупредил, что, если я хоть слово скажу, как это произошло, мне будет только хуже. Он велел мне сказать, что я упала с кровати. Я тогда очень испугалась. Отец не впервые поднял на меня руку, но после того случая он стал меня бить если не реже, то хотя бы с осторожностью. А на людях роль любящего, хотя и обеспокоенного непростым характером своей дочери отца он играл просто блестяще.
Себастьян поглаживал ее холодные, бескровные руки.
– Кэсси. Бедная моя Кэс… – только изредка повторял он.
Кэсси продолжала все тем же ровным, бесцветным голосом:
– Повзрослев, я стала намеренно делать все, чтобы ему досадить и чтобы ему было стыдно за мои
