Денисия резко ее прервала:
— Твои предложения?
Федора призадумалась, явно в чем-то сомневаясь, а потом махнула рукой:
— А, раз такое дело, расскажу все жениху-министру. Во-первых, он величина в своей местности, значит, спрячет нас надежно. Во-вторых, его можно попросить и наши дела уладить. В моем отеле он человек уважаемый. Если за меня словечко замолвит, с работы уж точно не слечу. Да и с учебой твоей отмаз придумает, и Степкиному хозяину насвистит — не уволят.
— А как же ты ему расскажешь? — ахнула Степанида. — Ты же дворянкой прикидывалась, все боялась, что он узнает, кем ты работаешь.
— А тут еще выяснится, что полно сестер у тебя и все не дворянки. Он же теперь на тебе не женится, — предположила Денисия.
— Ну и фиг с ним, — отрезала Федора. — Тут не до жиру, быть бы живу. Из истории выпутаться он поможет, а с женитьбой потом разберемся. Не захочет, другого найду. Какие наши годы.
Степанида уставилась на Денисию:
— Ну что, едем к министру?
Та представила, как придется им впутывать в очень сомнительную историю совсем незнакомого человека (на опыт сестры она не рассчитывала), и поежилась:
— Ой, девочки, не знаю.
— Да ладно тебе, — отмахнулась Степанида.
— Страшно мне, аж мурашки по коже. Не знаю.
— Да что ты не знаешь? — рассердилась Федора, — Не знает она! Досомневаешься, блин, пока нас не грохнут, как Зойку. Я вон министром своим уже жертвую.
Вдруг в голос завыла Степанида:
— Зо-о-ойка-а-а! Зоечка-а-а!
— Правда, поехали, Денька, — взмолилась Федора и, видя сомнения сестры, гаркнула:
— Езжай, мать твою, блин!
Денисия тронула с места «Феррари».
Глава 14
Министр, к удовлетворению Федоры, оказался в номере и, судя по всему, собирался на рандеву к невесте. Он был приодет, гладко выбрит, надушен, полон радужных ожиданий. Он всем своим перезрелым, дряблым мужским существом предвкушал сладость упругого юного тела, когда же «тело» явилось к нему само, он удивился и насторожился.
Денисии это сразу не понравилось. Однако Федька чужого мнения не спрашивала, потому, как всегда, имела свое. Она с ходу обрушила вагон бед на министра, после чего бедняга струхнул, едва не наделав в штаны. Его била нервная дрожь, и огоньки страха метались в глазах. В каком состоянии он пребывал, было ясно даже простушке Степаниде, начисто лишенной наблюдательности. Но Федора, увлекшись, продолжала наседать и добилась того, что министр подчистую сознался, заявив:
— Никакой я не министр.
— А кто ты? — опешила Федька.
— Начальник отдела.
— Зачем же в Москву зачастил?
— По делам дружественной фирмы, которая и оплачивает мои вояжи.
— Ага, — вдохновилась Федора, — значит, кое-какие связи имеешь! Значит, не последний ты человек!
— Не последний, — согласился псевдоминистр, — потому и не хочу влезать в вашу историю. К тому же у меня семья.
Это был гром среди ясного неба!
— Семья?! — возопила Федора.
— И большая. Теща, жена и детей толпа: три мальчика и одна девочка. Я чиновник, лицо подневольное, рисковать не могу.
Долго рыдала Федора на плечах сестер! Сбившись в кучку на заднем сиденье «Феррари», они, нахохлившись, как воробышки, выли.., каждая о своем.
О разбитых мечтах голосила Федора: «Сволочи все мужики!» О потере несбыточного причитала Денисия: «Плакала моя Сорбонна!» — «И что с нами будет теперь?» — попискивая, заходилась от страха Степанида. И все вместе они (здесь их горе сливалось в хоре) убивались о Зойке, о любимой сестре.
Что там ни говори, каждая в жизни карабкалась как могла, но втайне надеялась все же каждая на помощь благополучной сестры.
А теперь что?
Совсем в этом мире одни? Без родственников! Без крыши над головой! Без денег, без помощи. И еще нависла беда…
Первой взяла себя в руки Денисия.
— Все, хватит, — заявила она, вдоволь наплакавшись и вытирая с обветренных щек слезы рукавами дорогушей шиншиллы.
Такое ее поведение отрезвило Федору.
— Ты че Зойкину шубу-то портишь? — возмутилась она. — Горе горем, а головой-то, сестренка, думай. Негоже переводить заграничную вещь.
Уж такая Федора была практичная с детства. И Денисия с детства терпеть не могла ее практицизма махрового.
— Пошла ты, — лягнулась она.
— Да ладно вам, — рассердилась Степанида. — Нашли время цапаться. Теперь нам нельзя друг без дружки. Знаете, что я решила?
— Что?! — воскликнули разом Денисия и Федора, потому что обе не доверяли рассудку младшей сестры.
Степанида глянула на часы и сообщила:
— Через двадцать минут у меня встреча с Гариком. Он верный мужик и совсем неженатый, не такой, как этот министр. Поехали к нему, все расскажем…
— И дальше что? — фыркнув, не дала ей договорить Федора. — Умный совет нам даст твой придурок? Что-то я сомневаюсь.
— Он не придурок. С чего ты взяла?
— А кто еще может влюбиться в такую, как ты?
Посмотри на себя, ты же тормоз.
— Я, может, и тормоз, но у Гарика своя фирма, — обиделась Степанида. — И, между прочим, она процветает. О чем это говорит?
Федора презрительно фыркнула, не собираясь отвечать на глупости.
— О чем? — спросила Денисия.
Ей и в самом деле был интересен ход мыслей своей простоватой сестры.
Степанида не без важности сообщила:
— О том, что Гарик во многом петрит. И вообще, он мужик, значит, больше нас в жизни смыслит, а сами мы дров наломаем. Сами мы пропадем.
— Что вы за дуры?! — взорвалась Денисия. — Готовы слушать кого угодно! Прислушайтесь лучше к себе. Откуда такое неверие в собственные силы? Чем вы Гарика хуже?
Федора ее оборвала:
— Денька, не начинай. Знаю сама, что все мужики дебилы, поэтому мы, бабы, должны ими пользоваться. Зачем самой работать, когда всегда найдется самец, готовый пахать за тебя.
— Видела я самца твоего, — напомнила Денисия. — Он и сам лох и тебя сделал лохудрой. Так тебя лоханул, даже нам мало не показалось. Если хочешь, честно скажу. Всю жизнь тебя, Федька, умной считала. Хитрая ты — это да. Ленивая — тоже имеется, но и ума у тебя не отнять. Сильный ум и практический, поэтому в сугубо жизненных вопросах всегда я к тебе за советом шла. Даже Зойку умом ты превзошла. Порой ты мне даже мудрой казалась…
