ответ, сказала:
— Хорошо, я к ней и пойду.
Вздохнув с облегчением, я отправился к Марии. Она уже не рыдала, а озабоченно закрывала свою сумочку. Увидев меня со стаканом в руке, вздрогнула и испуганно вскочила с дивана.
— Спасибо, Роберт, мне уже лучше, — воровато пряча глаза, сказала она. — Пойду, не стоило к тебе приходить, уже жалею.
Я проводил ее ошеломленным взглядом. Изумление относилось к состоянию Марии: мне показалось, что она чем-то смущена. “Разве это не удивительно? — подумал я. — Только что на меня нападала, считала своим врагом, кричала “убей!” и вот уже странно отводит глаза, спешит, смущается…” Не найдя объяснения, я отправился на поиски Мархалевой. Нашел ее в своем кабинете. Она и Кристина в едином порыве обсуждали нечто, что не для моих ушей: когда я вошел, обе мгновенно замолчали. Моему приходу явно не обрадовались.
— Роберт, могу я пройти в гостиную? — вскакивая, спросила Мархалева.
— Уже да, — ответил я.
Она не прошла — помчалась. В гостиной повела себя странно: влетела, рухнула на пол, сунула руку под диван, потом туда заглянула, вскочила на ноги, снова рухнула на пол, опять под диван руку сунула, снова туда заглянула и вскочила на ноги. Торжествуя, воскликнула:
— Так я и знала!
Мне не понравилось ее поведение, но от комментариев я воздержался. Мархалева, тем временем, без всяких причин погрустнела, задумалась и спросила:
— Роберт, вы здесь ничего не брали?
Я усмехнулся:
— Может и брал, здесь все мое.
— Да, вы правы, — согласилась она и задала еще более странный вопрос: — А моего вы ничего не брали?
— Где? У себя? В моем доме?
— Да-да, именно в этой комнате. Так вы не брали кое-что мое?
Я рассердился:
— А поконкретнее можно?
Она вздохнула и обиженно сказала:
— Хорошо, вы не брали мой диктофон? Он лежал под диваном.
На всякий случай я предупредил:
— Только не говорите, что он упал и случайно под диван закатился. Все равно не поверю.
Мархалева с жалостью посмотрела на меня и сообщила:
— Роберт, когда речь идет о вашей жизни, хороши все приемы. Да, я положила под диван диктофон, он включается автоматически от голоса. Надеюсь, ваш разговор с Заславским мне удалось записать. Но где он? Где мой диктофон? Роберт, прекратите шутки. Сейчас же отдайте.
— Я не могу вам отдать то, чего не брал…
И тут меня осенило: Мария! Как она вздрогнула, когда я вошел. Она закрывала сумочку. А как воровато отвела глаза. Но если диктофон попал к ней, то…
— Ка-та-стро-фа! — завопил я. — Что вы наделали, глупая женщина! Все пропало! Все пропало!
— Да что пропало? — удивилась Мархалева.
— Мария только что нашла ваш диктофон, — сообщил я и, подражая Заславскому, схватился за голову. — Она его унесла! Теперь она все узнает!
Я подскочил к Мархалевой, схватил ее за руки и закричал:
— Сейчас же говорите, когда вы подложили под диван диктофон?
Она смутилась:
— Почему я должна вам говорить?
— Потому, что я хочу знать как долго он там лежал.
— Ах вот в чем дело, — сообразила она, — хотите знать хватит ли пленки на ваш разговор с Заславским. Не волнуйтесь, хватит. Я уверена, что ваш разговор записан.
— Спасибо, вы успокоили меня, — с безысходностью отпуская ее руки, сказал я. — Теперь последним подлецом себя чувствую. Но почему вы так уверены, что пленки хватило? Вас же не было здесь много дней…
И тут я понял в чем дело: Кристина! Уже и сестра против меня! Все пляшут под дудку Мархалевой!
Кристину я нашел в своем кабинете. Втянув голову в плечи, она сидела на диване и была похожа на больную курицу. Все в ней говорило: да, я виновата, поэтому пожалейте меня. Я еще больше разозлился, подлетел к сестре и, потрясая кулаками, заорал:
— Так вот ты какая! Пригрел змею на шее! Как ты посмела?
Мархалева была тут как тут. Она хватала меня за руки и сердобольно причитала:
— Роберт. Успокойтесь. Роберт. Как вам не стыдно.
Кристина с беспомощным удивлением уставилась на нее.
— Я ему ничего не говорила, — успокоила ее Мархалева. — Он сам догадался.
— Как тут не догадаться? — завопил я. — Кристя, и ты пошла на это? Подслушивала в моем доме? Все мои разговоры?
— Роби, я не подслушивала, — заплакала сестра, — а всего лишь меняла пленку в диктофоне. Я старалась ради тебя. Ты упрямый, никому не веришь, а тебе грозит опасность.
— И эта опасность стоит перед тобой, — изрек я, указывая на Мархалеву.
— У меня есть аргументы, — невозмутимо сообщила она. — Советую их выслушать.
— Правда, Роби, послушай Соню, — начала уговаривать меня Кристина. — Аргументы неопровержимые. За твоей спиной что-то затевается. Умоляю, Роби, послушай ради меня, для моего спокойствия.
Конечно же, ради спокойствия сестры я согласился выслушать эту несносную Мархалеву. Она обрадовалась и затараторила:
— Роберт, сейчас вам все объясню. Сейчас все сами поймете. Вас хотят убить, Роберт. Вы, пожалуйста, не сердитесь, а думайте. Думайте, что затеял Заславский? Он вас хочет убить. Зачем ему это понадобилось?
Разве можно спокойно слушать такое? Я взорвался:
— Да почему, черт возьми, вы вбили себе в голову, что меня хотят убить? Лично я опасности не ощущаю.
И вот тут-то Мархалева меня огорошила.
— Почему вас хотят убить? — поинтересовалась она и тут же выдала ответ: — Да потому, что вы больше ни на что не годитесь.
Пока я искал слова возражений, она продолжила:
— Посудите сами. Разве вы человек сговорчивый? Разве вы податливый? Не упрямый? Если бы мне из- под вас какая-нибудь штука понадобилась — решение вопроса одно: бери и убивай. А что делать? С вами добром не получится.
Я возмутился:
— Если вы судите по себе, то ошибаетесь. Мы с Заславским всю жизнь дружим и как-то договаривались. Никогда не ругались.
Мархалева почему-то обрадовалась.
— Уже легче, — сообщила она. — Значит вся жизнь отпадает. Искать будем в последних месяцах. Собственно, так я и поступила. Роберт, послушайте, что у меня получилось. Заславский работает, не покладая рук. Поссорил вас со Светланой.
— Виктор здесь не при чем, Светлана сама от меня ушла, — уточнил я.
— А вот и нет. Я прижала к стенке жениха Светланы. Он сознался, что за роман с вашей подругой получил от Заславского штуку баксов. Бедняжка Светлана еще об этом не знает, но ее жених гол, как сокол. Он бизнесмена из себя на денежки Заславского корчит. Ну, как вам такой поворотец?
Мархалева торжествовала.
— Зря радуетесь, — сказал я, — все равно вам не верю.
