что мой голос дрожа-ал, когда пела я песню ему-уу!
Татьяна скромничала. Голос ее совсем не дрожал, чего нельзя было сказать о стеклах в окне лестничного пролета. Они задребезжали от столь проникновенного исполнения. Тем более что соседка не только пела, она еще и притопывала, содрогаясь своим грузным телом в каком-то немыслимом танце.
Увидев меня, одиноко стоящую на пороге, она обрадовалась, распахнула для объятия и вплела в свою песню новый, не предусмотренный авторами, куплет:
— Коля, это-о-о не баба Мароня-яя! Коля это-о-о не баба Мароняяя, это наша соседочка Соня-я-я!
Татьяна веселилась так заразительно, что я тоже чуть не запела:
— О дай-те-е-е, дай-те-е-е мне воды, я свой позор сумею смыть!
Но этого не произошло. Татьяна пропела мне:
— Заходи-и-и-и-и! — и уже в глубь квартиры:
— Налива-аай!
Я зашла с одной лишь целью не дать ей рассмотреть кровавые пятна на полу и стене. Зашла и тут же, стараясь не сбиваться на пение, объяснила, что мне нужны тряпка и ведро с водой.
Татьяна, приплясывая все это время, разочарованно махнула рукой на дверь ванной и уплясала на кухню. Оттуда сразу же раздался звон стаканов. Потом секунда молчания, смачный хруст и грянула песнь: «Выплыва-а-а-ют распис-ны-ыые Стеньки Ра-аазина челны-ы-ы!»
Я не стала терять даром времени, схватила ведро, наполнила его водой и помчалась смывать кровь.
— И за бо-о-орт ее броса-а-а-ет! — неслось мне вслед.
Всей душой я радовалась, что есть на свете жизнерадостные люди, которым нет дела до чужой жизни. Побольше бы таких соседей.
Вымыв все дочиста, я вернула ведро и, три раза перекрестившись, одернула платье, поправила прическу и с опаской заглянула в свою прихожую.
Глава 14
Волновалась я напрасно. Видимо, персона моя в глазах Елизаветы Павловны была столь незначительна, что ее отсутствие никак не могло отразиться на всеобщем веселье, которое по-прежнему крутилось, во-первых, вокруг нее, а уж потом вокруг робота.
— Я потом покажу тебе нашу собаку! — обольщала она моего Саньку. — У нас есть такая большущая собака, я кормлю ее вкусной сахарной косточкой!
Жанна смущенно топталась за спинами гостей и дрожала, как овечий хвост.
Она уже сомневалась, дойдет ли очередь до нее.
— У меня складывается впечатление, что они пришли знакомиться с моим Санькой, — украдкой шепнула ей я.
— У меня тоже, — дрожащим голоском ответила она.
Однако Санька развеял это впечатление. Он наконец возжелал поделиться своим восторгом с нами.
— Жанна, смотри, — крикнул он, с разбегу прыгая к ней на руки. — Робот выше меня!
— И меня тоже, — пропищала та, с ужасом глядя на игрушку.
— Ах, Жанна, — расплылась в доброй улыбке Елизавета Павловна и строго добавила:
— Миша.
Мгновенно появился второй букет, маленький, но очень элегантный.
Я с напряжением вперилась глазами в Мишу и отца семейства, ожидая и от того, и от другого удивительных свершений. Мужчины действительно очень украсили собой сцену знакомства, чего нельзя было сказать о будущей свекрови. В то время, когда она сверлила придирчивым взглядом мою сомлевшую Жанну, они галантно кланялись и наперебой представляли друг друга.
Когда все наконец познакомились, я заметила, что Елизавета Павловна осталась не вполне довольна будущей невесткой. Точнее, она была совсем недовольна, хоть и пыталась это скрыть. Она (и это сразу бросалось в глаза) относилась к тем людям, у которых буквально все должно быть самого высокого качества. Такие люди даже на вопрос:
— Какое у вас образование? — отвечают:
— Самое высшее!
Зато Жанне Елизавета Павловна понравилась. Взгляд девушки теплел, когда она смотрела на этого фельдфебеля в юбке.
— Она чудо! — украдкой шепнула мне Жанна, как только представилась такая возможность.
— В некотором смысле да, — согласилась я, имея в виду совсем другой аспект сущности Елизаветы Павловны. — Но дама неприятная в крайней степени.
— Ну что ты! — испугалась Жанна. — Неужели она тебе не понравилась?
— Не нахожу в ней ничего, способного вызвать подобные чувства, — честно призналась я.
— Это странно. Она очень похожа на Мишу, точнее, он на нее. И глаза, и выражение лица! Я просто насмотреться на нее не могу!
— Еще насмотришься, — без энтузиазма пообещала я и добавила:
— Я рада, что она тебе нравится. Может, хоть это тебе поможет.
Елизавета Павловна тем временем знакомилась с моей квартирой. Причем делала она это со смаком, щедро отпуская хвалебные комментарии. У меня даже появилось подозрение: уж не собирается ли она поселить здесь молодых. Особенно ей понравилась гостиная, детище моего третьего мужа. Я бы даже сказала, его шедевр, потому что моя гостиная — это настоящее произведение.
Мой третий муж был директором завода, но голова и руки у него были на месте. Гостиная — это резьба по липе и зеркала, это мозаичные полы каких-то невиданных пород дерева и хрустальный потолок с диковинной подсветкой… Все это существовало почти двадцать лет и было словно новенькое. Но это уже благодаря моим стараниям.
— Миша, взгляни, какой великолепный евродизайн, — воскликнула гостья, и я пожалела ее всей душой.
— Этот дизайн — ровесник Жанны, — с гордостью сказала я. — Мы тогда о Европе и слыхом не слыхали. Все, сделанное здесь, опирается на древние традиции русских мастеров.
— И вы уже много лет живете среди этой прелести? — изумилась Елизавета Павловна.
— Да, — согласилась я, — и уже много лет ее убираю. Теперь, правда, Жанна мне помогает. Она очень трудолюбива, — ввернула я, радуясь такой возможности.
— Да, да, — рассеянно отозвалась Елизавета Павловна, переходя в другую комнату. — Миша говорил мне. Ах, какая прекрасная картина, — тут же восторженно воскликнула она, увидев мой портрет во весь рост, занимающий большую часть стены. — Кто эта прекрасная дама?
Мне стало обидно.
— Разве не видите? Я!
— Вы? — На лице гренадера в юбке появилось разочарование.
Я сжалилась над ней и сказала:
— Шутка. Разумеется, это портрет моей бабушки.
Елизавета Павловна с облегчением вздохнула и улыбнулась. Затем она внимательно посмотрела на меня и спросила:
— Раз ваша бабушка, значит, прабабушка Жанны?
К такому повороту я не была готова, но пришлось согласиться.
— Ну, разумеется, — после легкой заминки ответила я. — Это прабабушка Жанны.
— Оч-чень хорошо, — одобрила Елизавета Павловна и по-новому посмотрела на Жанну. — Миша, ты слышал? Это твоя будущая родственница.
Миша и без того прирос к портрету, с удовольствием смотрел на юную меня, и в глазах у него были совершенно не родственные чувства.
«Дьявол, — подумала я. — Ведь собиралась быть только тетушкой, а уже угодила в прабабушки. Чертов муж (второй). Приспичило ему писать меня в костюме знатной дамы».
— Так прабабушка Жанны, выходит, была дворянка? — с легким недоверием продолжила допрос Елизавета Павловна.
