— Ну хочешь, я уеду, — первым нарушил молчание он. — Уеду, и ты перестанешь мучиться.
— Или замучаюсь еще больше, — ответила я и подумала: 'А что, это мысль.
Ведь гадалка сказала, что злодея я найду в своем доме. А если Астров уедет, выходит, это не он'.
Однако следующая мысль опять повергла меня в уныние.
'Балконные двери тоже казались мне ерундой, потому что были и так закрыты. Однако в нужный момент открылись же они. И Астров может так же появиться в подходящий момент, где бы он ни жил. Пусть уж лучше будет у меня на глазах. И потом, колдунья советовала мне ничего не предпринимать.
Следовательно, все должно быть так, как было. А там жизнь сама покажет'.
Евгений не уехал, а тут грянули новые неприятности.
Однажды хмурым, дождливым днем неожиданно явился Михаил. Мокрый, в забрызганном грязью дорогом пальто, он рассеянно мял в руках зонт и испуганно бубнил:
— Извините, я на минуту.
— Где Жанна? — струхнула я.
— Не знаю, — признался он. — Мы поругались.
«Этого только не хватало», — подумала я и приказала:
— Пальто — на вешалку, зонт и кейс — на столик, и за мной в гостиную.
Расскажешь все по порядку.
По порядку выяснилось, что Жанна после посещения врача стала очень странной, конечно, на взгляд Михаила, потому что мне так не показалось. Нет ничего странного в том, что, нося под сердцем ребенка не от мужа, женщина страдает и нервничает. Для этого есть много причин: позор разоблачения, страх потери любимого, бессильное негодование на подонка…
К тому же Жанна оказалась ужасной трусихой. Аборта она боялась панически и тянула до последнего. Теперь точно так же она стала бояться преждевременных родов. «Чтобы женщина боялась родов? Это ненормально». — решила я и отправилась к психоаналитику.
— Нормально, — сказал он. — Все женщины побаиваются родов. И даже некоторые мужчины.
Это изумило меня. Дай мне волю, за всех бы рожала, лишь бы и мне от этого польза была.
— Что вы говорите? — воскликнула я. — Боятся и рожают? Просто герои!
— А что делать? — вздохнул аналитик. — Карма у них такая.
— Ну, вы-то мужчина, — напомнила ему я, и он повеселел.
— Да, я мужчина, но вы говорите, что она родов боится панически?
— Панически.
— Это следствие того жуткого насилия, о котором вы только что мне рассказали. Дело в целом поправимое, но требует большой работы. Месяцев на семь-восемь, я думаю. Очень значительной работы и очень значительных денег.
«Обойдешься, — подумала я. — Через месяцев семь-восемь Жанна родит, если не родит раньше, и дело поправится без твоих усилий».
— У меня к вам еще вопрос, — решила я оправдать свой визит. — Возможно, это не в вашей компетенции, но хоть подскажите, куда с ним обратиться. Дело в том, что мой пятилетний сын постоянно интересуется…
Я замялась, потому что толком не знала сама, чем интересуется мой сын.
Хоть в этом я была похожа на остальных родителей.
— Интересуется сексом, — подсказал мне психоаналитик.
— Не совсем, но близко. К примеру, ему в голову приходят такие странные словосочетания. Вот недавно он спросил у меня, что такое сек-спорт.
Психоаналитик с большим интересом посмотрел на меня.
— Секс-порт? Что это такое? — взволнованно спросил он. — Может, бордель для моряков?
— Это экспорт, — успокоила я его. — В исполнении моего сына слово приобрело неоднозначный смысл, так же, как и многие другие слова.
— Какие же? — чрезвычайно заинтересовался врач.
— Эскалатор, саксофон и прочие. Меня это очень волнует.
— Напрасно. Это обычная фиксвербмодумания. Потребность отражать свои настоящие чаяния, желания в повседневной речи, но в очень . завуалированной форме. Это нормально. Не волнуйтесь, с возрастом пройдет, — заверил меня он.
«У многих не проходит до пенсии», — подумала я, вспоминая наших политиков.
Я поблагодарила врача, вернулась домой, позвонила Жанне и сказала:
— Бойся, голубушка, сколько хочешь. Это нормально. Все боятся. Кстати, у моего Саньки фиксвербмодумания.
— Что это? — ужаснулась она.
— Это похуже всяких родов. Кстати, родов панически боятся не только женщины, но и некоторые мужчины. И это нормально. Так что ничего не бойся, то есть бойся спокойно.
— Хорошо, — согласилась она.
Некоторое время она боялась уже в открытую. Но вот беда — не заладилось у нее с Михаилом. Но что у него за претензии!
— Она часто разговаривает с кем-то по телефону и замолкает, как только появляется мама или я.
Я просто зашлась от нетерпения, пока выслушала его жалобу.
— Конечно, она разговаривает со мной или с Розой. О своих женских делах. Потому и замолкает. Я даю ей всяческие советы, связанные с ее положением.
— Но вы сами не рожали, — изумился Михаил.
Меня это возмутило. Я даже прикрикнула:
— Психоаналитик был вообще мужчина! Это же не помешало ему копаться в моей женской душе, о которой он если и имеет понятие, так со слов таких же, как я, женщин. А им вряд ли можно доверять.
— Но Жанна стала много плакать.
— Вот это плохо, хоть и понятно. В ее состоянии это бывает. Женщины становятся очень нервными, — сказала я, ставя ударение на слове «нервными». — Ты должен как-то ее развеселить.
Михаил только рукой махнул.
— Но как? — с отчаянием воскликнул он. — Как? Она стала дикая.
Шарахается от всех, говорит, что меня не достойна, несет всякую ерунду.
— Какую ерунду? — испугалась я.
— Не знаю, я ее не понимаю, — признался он, — говорит, что я в ней ошибся.
«Совсем сдурела? — возмущенно подумала я. — Точно хочет все испортить!»
— Где она?
Миша пожал плечами.
— Не знаю. В тот-то и дело. Она пришла ко мне в офис, плакала, хотела серьезно поговорить. Я посадил ее в автомобиль и повез домой. По дороге мы поругались, она выскочила из машины и убежала.
— Как это «выскочила»? На ходу, что ли?
— Почему «на ходу»? Я остановился, она и выскочила. Вот, приехал к вам, с полчаса шлепал по лужам, даже курил, не решаясь войти, а ее и здесь нет. Не знаю, где искать.
Мне стало легче. Если дело только в этом, не беда. Жанну мы приведем в чувство, лишь бы он к ней нормально относился.
— Миша, ответь мне на один вопрос: ты ее любишь?
Он явно не ожидал такого поворота и очень удивился.
— Конечно, люблю.
— Тогда можно, я буду с тобой откровенна?
— Да, конечно.
— То, что Жанна нервничает, это нормально в ее положении, но, думаю, есть причина, которая и лишает ее покоя. Я восхищаюсь Елизаветой Павловной, да что там восхищаюсь, я ее боготворю! — воскликнула я, с удовлетворением отмечая кислое выражение лица Михаила.
Было ясно: он тоже ее боготворит и порой считает, что такому ангелу место на небе.
— Не может не восхищать доброе сердце твоей матери, — с пафосом продолжила я. — Сердце,
