Фоулер'.
Додд прочитал письмо еще раз, затем позвонил Лорейн.
– Пошлите телеграмму Фоулеру.
– Прямо сейчас или лучше ночью?
– Ночью.
– О'кей, у вас пятьдесят слов?
Она списала адрес Фоулера с конверта, в котором лежало его письмо.
– Валяйте: 'Закройте все возможности отъезда для О'Доннела. Обыщите его квартиру – нет ли писем, банковских документов, фотографий, свидетельств об его амурных интересах. Узнайте имена всех друзей, с которыми он может быть в контакте. Продолжайте также хорошо работать.
Искренне. Додд.'
– Тут нет пятидесяти слов, – сказала Лорейн.
– Так что?
– Может быть, вы прибавите что-нибудь вроде: 'Передайте мои лучшие пожелания вашей жене'.
– Я мог бы, – согласился Додд. – Но получилось бы не лучшим образом. Он вдовец.
– О! Но если вы платите за пятьдесят слов, то есть почти два доллара...
– Будьте добры послать это, как записали, без дальнейшей редактуры. Потом я попрошу вас позвонить в Моффет-Филд и раздобыть адрес и номер телефона летчика по имени Берт Райнер. Я не знаю, в каком он чине. Он живет в Моунтейн-Вью с женой.
Лорейн встала.
– Отлично. Как-никак, это не то что собачьи будки и госпитали.
– Вы еще к ним вернетесь.
– Если б я хоть знала, почему вы хотите найти этого скотча. Это сделало бы мою работу менее скучной. Хочу сказать, я ваш секретарь, я должна знать эти вещи.
– Может быть, и должны. Напомните мне на Рождество, чтоб я сказал.
Общение с боссом вызвало головную боль. Чтобы облегчить ее, Лорейн приняла аспирин, для успокоения нервов – полтаблетки транквилизатора и, на общих основаниях, витаминную пилюлю. И снова потянулась за телефонной трубкой.
Глава 13
Город Моунтейн-Вью ежился под благожелательным деспотизмом реактивного века. Старожилы на митингах и в печати жаловались на дикий грохот и разбитые окна, вспышки пламени и переменившиеся небеса. В ответ личный состав воздушных сил и граждан, наиболее сознающих опасность войны, публиковали письма на тему: 'Что бы вы делали в случае нападения, не имея реактивной защиты?'
Райнеры жили в нижней половине нового двухквартирного дома неподалеку от Эль-Камино-Реал. Бетти Райнер отворила дверь на звонок. Высокая, стройная, хорошенькая брюнетка с зелеными глазами и автоматической улыбкой, которую опровергал хмурый взгляд. На ней были тесные черные брючки и шелковая рубашка, двойная нитка жемчуга спускалась ниже бедер. Додд хотел бы знать, был ли то ее обычный домашний костюм или она принарядилась к случаю.
– Не пойму, с чего там вся эта возня, – заметила она Додду, пригласив его в безукоризненно убранную гостиную. – Я собиралась выпить кофе. Хотите чашечку?
– Спасибо, с удовольствием.
– Сахар и сливки?
– Чуточку того и другого.
Она наливала из белого фаянсового кофейника с черной лакированной ручкой. Единственными мазками цвета в комнате были зеленые глаза миссис Райнер и оранжевый лак на ее ногтях.
– Хотела бы я получать никель за каждую чашку кофе, налитую мной на работе. Стоило только пассажирам сообразить, что его подают бесплатно, как им уже не напиться вдоволь. – Она протянула ему чашку. – Значит, Смитти послал вас ко мне?
– Да. Считает, что у вас могут быть сведения для меня.
– Кто его надоумил?
– Он сказал, что у вас чуть ли не фотографическая память. Миссис Райнер не клюнула на столь явную лесть.
– Ну, далеко не так моя память хороша. Какие-то вещи я помню, какие-то нет. Что же имеется в виду?
– Один рейс из Мехико-Сити в Сан-Франциско.
– Который? Я полсотни раз их проделала.
– Суббота, тринадцатого сентября.
– Это примерно за неделю до того, как меня уволили. Смитти, наверно, сказал вам? Они уволили меня, узнав, что я замужем. Идиотское правило. Если брак плохо влияет на работоспособность, почему воздушные силы не сокращают моего мужа и вообще женатых летчиков? По-вашему, быть стюардессой – это причуда? И всех-то делов – изображать официантку и горничную без чаевых.
