Потом слезы кончились, и между ними снова выросла стена.
– Видишь, какой из меня командир? Прости, но я лучше пойду. – Он выпрямился, освобождая ее от своей тяжести.
– Почему?
– Не самая лучшая затея. Я про вино и все остальное. Наверное, мне следует извиниться, но...
– Я могу оставить службу. Все дело в этом, не так ли?
– В чем?
– Разве я похожа на женщину, которая не найдет работу, не переспав с боссом? Да и вообще ты здесь временно.
– Ты серьезно? – Пол уставился на Шерри и долго ее изучал. Неожиданно девушка предстала перед ним совершенно в ином свете.
– Серьезнее не бывает.
– А ты настроилась заранее на возможное разочарование? – Он нервно усмехнулся.
Пол стоял возле кровати, а Шерри медленно раздевала его в темноте. Он, словно подросток, не знал, куда деваться от смущения. Она стащила рубашку, брюки и все прочее, покрывая поцелуями обнаженное тело. Каждый раз, наткнувшись на пулевой шрам, Шерри легонько касалась его языком, нежно прикусывая кожу вокруг. Пол трепетал, его раненая нога непроизвольно вздрагивала, казалось, он вот-вот рухнет, но он продолжал стоять, пока она не повела его к постели. Затем Шерри отвернулась, зажгла свечу и разделась сама. Она неторопливо складывала на комоде скинутую одежду, а он наблюдал за ней с кровати. Словно в волшебном сне. Шерри повернулась, мягко очерченные ягодицы исчезли, теперь его взору открылась совершенной формы грудь с маленькими сосками и темный треугольник волос внизу. Шерри опустилась подле него на колени. Пол целовал ее в шею и в грудь, а потом опрокинул навзничь. Они обнялись и перекатились на середину кровати. Пол дрожал, как неопытный школьник, впервые в жизни вкушающий запретный плод.
Потом они лежали рядом, он курил, а она выводила пальцем непонятные слова на его груди. Пусть ненадолго, но в первый раз за последние шесть лет Пол ощущал себя в безопасности. И это случилось в маленькой квартирке в Нэшвилле, вдали от окружавших его хижину каменных стен, на которые возлагались такие большие надежды. Хотя Шерри говорила, что дым ее не беспокоит, Пол погасил сигарету после пары затяжек.
– У тебя удивительно красивое тело, – шепнула она, – для твоих древних лет, хочу я сказать.
– А тебе сколько лет?
– Хочешь поболтать? – Шерри хихикнула. – Сам ведь знаешь не хуже меня. Кто изучал мое личное дело? Я приметила раскрытую папку на твоем столе.
– Прости. Просто я пытался...
– Завязать разговор?
– Примерно так.
Она прильнула поближе, перебирая пальцами волосы у него на груди.
– Ну что, пришел мой черед раскрыть подноготную? Откровенность за откровенность. Посмотрим, найдется ли секрет, который не попал в личное дело. Мой отец профессор биологии, а мама, американка азиатского происхождения, преподавала рисование. Я – единственный ребенок. Избалована до отвращения. Счастливое детство. Верила в Санта-Клауса стыдно сказать до какого возраста. Какой же идиоткой я себя чувствовала, когда узнала наконец правду! Обманутая всеми дурочка. Расскажи лучше ты о своем детстве.
– Это скучная история.
– Расскажешь, ладно? После того, как я закончу.
Пол кивнул.
– До тебя я спала только с тремя мужчинами. Не от недостатка желания, конечно, а из-за врожденной стеснительности. Первым был Берт, моя школьная любовь и бывший муж.
– Ты была замужем?
– Ну да. Целый год, пока муженек не сыскал очередную настоящую любовь. Еще столько же длилась связь с одним профессором, тот преподавал историю западной цивилизации и сильно смахивал на Муссолини. Потом, в институте, появился археолог, с ним у меня случился весьма затяжной роман. И наконец, ты.
– Я тоже не могу похвастаться многочисленными любовными похождениями.
– Могу себе представить. Жизнь в медвежьем углу на горе в Вайоминге.
– В Монтане.
– Невелика разница. И что, там совсем не бывает девушек?
– Лаура, моя жена, была последней. Лет шесть назад.
Воспоминание о том, как они занимались любовью с Лаурой, обожгло душу болью. Пол много лет гнал от себя это видение. Было ли это любовью? Нет, чем угодно, только нелюбовью. Болью, злобой, бешенством... Боже, неужели это был он? Как мог он так поступить с Лаурой? Пол вспомнил ее лицо, мокрое от слез, выражение растерянности перед его предательством, муки и – в конце концов – слепой ненависти.
Пол чувствовал себя так, словно его ударило током. Во рту появился кислый медный привкус. Ему хотелось бежать без оглядки, но он не мог даже пошевелиться. Кусочки воспоминаний кружились в мозгу, вставали на свои места, складывались в общую картину. Позже, той ночью между ним и Лаурой произошла чудовищная ссора. Он вспомнил теперь, как она началась... Какой ужас... Может именно поэтому он не вспоминал про ссору раньше?
– Эй, на тебе лица нет. – Голос Шерри вырвал его из кошмара.
Пол криво улыбнулся сквозь маску боли и мучительного стыда. Что еще важного он успел позабыть? Что же, что? Почему он так много думал о Барнетте и Хилле? Он ведь едва знал их. Так ли? Обрывки воспоминаний слились в один поток и завертелись в стремительном водовороте. Пол уже ничего не мог различить в этом вихре, но его не покидало ощущение, что он упускает нечто важное.
– Надеюсь, ты не жалеешь, что покинул свой пост?
Пол нервно рассмеялся, смущенный, исполненный внутренней тревоги и... боли.
– Что ты, Шерри! Мне было чудесно.
– Расскажи о своем детстве. Ты обещал.
«Только не теперь! Ради Бога, не теперь! Происходит что-то очень важное».
Шерри уселась на кровати и посмотрела на Пола встревоженными глазами.
– Что с тобой? Черт, что случилось? Я ляпнула что-нибудь не то? Пол?
В ее голосе слышалась боль.
– Все нормально.
– Ты выглядишь так, будто увидел призрака.
Увидел, и не одного, подумал Пол. Он глубоко вздохнул и непослушными пальцами вынул сигарету из пачки.
– Все в порядке. Прихватила судорога, но сейчас прошло. – Он деланно рассмеялся. – Стало быть, пришел мой черед рассказывать? Ну что ж... Итак, мой отец. Он был писателем и создал штук двадцать пухлых вестернов, изданных в мягком переплете. В подражание Луи Л'Амуру. Мы как-то перебивались, но доходов с отцовской славы набегало негусто. Мой дядя Аарон часто помогал нам деньгами за счет магазинчика, который ему принадлежал и принадлежит по сей день. Я работал там лет с четырех-пяти.
– Тяжело приходилось?
– Характер у дяди не из легких. Он умеет из чего угодно сделать тяжкое испытание. Жизнь для него – очень узкий путь[11].
– Старый кремень?
– Еще какой! Для меня он был скорее отцом, нежели дядей. Кстати, Аарон очень гордился моим отцом и продавал его книги в своем магазине. Там и для меня припрятан комплект, если он еще не рассыпался в пыль.
– Ты был близок с отцом?
– Наверное, да. Папа умер от рака легких; я тогда был совсем еще ребенком. А через несколько месяцев умерла и мама. В день, когда случилось несчастье, я сидел в магазине. Маму лягнула лошадь; она упала и
