– Даже не думай об этом. Мы с ним долго работаем вместе, но…
– Шучу. Хотя большинство наших знакомых всегда считали, что вы с Алессандро были подходящей парой.
– Сандро? Нет. Мы встречались какое-то время, но ничего из этого не вышло. Он никак не мог оправиться после смерти жены.
– Да, Дианы, кажется? Ужасно. Я был в женском отделении, когда она разбилась. Мне лично Сандро всегда нравился, но некоторые говорили…
– Он был хорошим человеком, Кэл. – Неожиданные слезы выступили в глазах Беа.
– Прости, Беа. Я не хотел тебя расстраивать. – Кэл поставил свой стакан и неловко погладил ее по руке. – Но ты ведь не думаешь, что он до сих пор жив, правда? Прошло уже более двух лет, как они с Дунканом исчезли.
– Люди исчезают по очень многим причинам, – возразила Беатрис, демонстративно убрав руку и взяв свой стакан.
– Да, конечно. И массовое убийство совсем не редкость. Но не для Сандро. Только для Талискера.
Беа тяжело вздохнула:
– Послушай, Кэл. Только не обижайся, но ты не принимал участия в расследовании этого дела и незнаком со всеми обстоятельствами. В конце концов, имелось достаточно более убедительных доказательств, чтобы поместить в траурную рамку Томаса Уиллса, а не Талискера. По крайней мере достаточно, чтобы отменить предыдущее обвинение.
– А кто такой Томас Уиллс? – поинтересовался Кэл.
Неожиданно погрустнев, Беа покачала головой:
– Это не имеет значения. Не имеет никакого значения.
Они долго сидели молча. За это время вечер вступил в свои права, и комната теперь освещалась только огнем из камина и светом, проникавшим из кухни. Беа попыталась сделать над собой усилие и включить лампу, но ей не хотелось двигаться, поэтому она угрюмо смотрела на угольки в камине. Кэл же изучал фотографии на большом пианино, хмурясь в темноту.
– Кто эта маленькая девочка? – спросил он.
Беа чуть не рассмеялась над иронией происходящего. Она догадывалась, что Кэл из вежливости, хотя и не очень ловко, хочет сменить тему разговора.
– Это Эффи Морган. Дочь Шулы Морган. Я ее крестная мать, поэтому девочка иногда приезжает на каникулы…
На лице Кэла постепенно появилось выражение догадки.
– Шула Морган? Это не?..
– Да. Последняя жертва. Она была моей школьной подругой и бывшей девушкой Дункана.
– Но он…
– Нет. Он никогда не причинял ей вреда.
– Послушай, может, я пойду? – Кэл вдруг встал и принялся стряхивать с форменных брюк крошки от чипсов. – Я… я… мне кажется…
– Был не очень деликатен, ты это хотел сказать? – спросила Беа мягко.
Кэл смотрел на ее освещенное светом пламени лицо, на котором отражались отблески трагедии, объединившей маленькую группу друзей, но также еще и странная мудрость, какую подобные события часто приносят людям. Беа не рассердилась на его неловкость, просто глубоко опечалилась. Кэлу показалось, что теперь он понял, как Беатрис потеряла интерес к работе и почему распались ее так много обсуждавшиеся отношения с оперным баритоном, надо сказать, теперь очень известным.
– Господи, прости меня, Беа.
– Ради Христа, перестань извиняться, Кэл. Не уходи. Налей мне лучше вина. – Она тепло улыбнулась, и вновь перед Кэлом предстала уверенная в себе, дерзкая женщина, которой восхищались многие коллеги. – Вот что я тебе скажу. – В ее глазах мелькнуло лукавство. – Давай пить и разговаривать до самого рассвета. Может, появится новая сплетня в больнице.
– Идет, – засмеялся он. – Давай посмотрим, как там Тристан, прежде чем начинать пить?
– Хорошо.
Они спокойно вошли в дверь спальни, и сердце Беа сделало резкий скачок, когда она поняла, что Тристана нет в кровати. Но, прежде чем она успела что-то сказать, Кэл потянул ее за рукав и указал на пол. Трис, свернувшись калачиком и крепко обняв совершенно не возражающего кота, спал на ковре.
– Похоже, кровать слишком мягкая для него, – усмехнулся Кэл.
Беа, улыбаясь, отхлебнула немного вина. Она посмотрела на Кэла и подумала, что бы он сказал, если бы она сообщила ему о своей уверенности, что найдет следы крови на клинке, потому что Тристан сражался за свою жизнь…
ГЛАВА 7
В течение многих лет Талискеру снилась Уна. В самые темные часы ночи он просыпался от этих снов, и осознание ее смерти в первые секунды пробуждения накрывало его темной волной отчаяния. Тем не менее, боль потери со временем стала глуше, и Дункан уже мог не целыми днями напролет думать о жене. Тогда