фотографа унести ядовитый раствор. Я спросил: не было ли случая, когда владелец типографии 'Итиринся' — их постоянный клиент — заходил в фотолабораторию? Они ответили: что касается владельца 'Итиринся', это исключено. Он, мол, пользуется безупречной репутацией среди полиграфистов. Насколько мне удалось выяснить, его отец жил в бедности, начат с клейки конвертов, постепенно накопил деньги, купил типографию, назвав ее 'Итиринся'. Сын унаследовал лучшие качества отца и честно продолжает его дело. Человек он добропорядочный, трудолюбивый, не курит, выпивает лишь в редких случаях — и то понемногу.
— А нет ли у него каких-нибудь увлечений, хобби?
— Не знаю, можно ли это причислить к хобби, но он очень увлечен изобретениями в области полиграфии и новых сортов бумаги. Он изобрел оригинальный способ нанесения цветного глянца на игрушки, которые дарят подписчикам на детские журналы. Имеет два патента… Все эти сведения я почерпнул в Ассоциации полиграфистов. Там, понятно, старались отметить его трудолюбие и увлеченность полиграфией. Меня же эти факты навели на размышления иного рода. Как выяснилось, яд, подмешанный к соку в бутылке, оказался не цианистым калием, а неким другим веществом. Владелец 'Итиринся', увлекавшийся изобретением новых типографских красок и способов печати, вполне мог иметь у себя для этих целей и цианистый калий, и другие ядовитые вещества. Причем ему не обязательно было воровать их в 'Такэда сэйхан'. При его положении он мог раздобыть их другим способом.
— Ну и что дальше?
— А дальше то, что он вполне был способен сам изобрести ядовитое вещество, которое сейчас применяют, к примеру, в 'Такэда сэйхан'. На всякий случай я прихватил там кусочек.
— Он у тебя с собой?
— Да, отдам его на экспертизу, а о результатах сообщу.
Кинуи положил трубку и пошел в мастерскую.
'Скорее всего, владелец типографии тоже вне подозрений, — размышлял он по дороге. — Сомнительно, чтобы он направил свой изобретательский зуд на создание новых ядов. В основе же ядовитых веществ, применяемых в полиграфии, — цианистый калий. И никуда от этого не денешься. Наверное, результаты экспертизы разочаруют Миту… А если и владелец типографии вне подозрений, то кто остается? Нонака? Но его местопребывание неизвестно…'
Когда Кинуи подходил к мастерской, ему навстречу вышел Хамото.
— Уже поговорили? — спросил он. — В мастерской такая мрачная атмосфера, что мне захотелось выйти наружу, вдохнуть свежего воздуха. Может быть прогуляемся?
Кинуи согласился, рассчитывая, что прогулка не только исправит настроение, но и поможет выяснить точку зрения Хамото. Это было небесполезно, поскольку на следующее утро ему предстояло доложить начальству о проделанной работе, а также просить о создании розыскной спецгруппы. Он пошел вслед за Хамото по узкой тропинке, пересекавшей пустырь, затем они вышли на улицу, повернули направо, миновали небольшой парк и остановились у каменной лестницы.
— Поднимемся, — предложил Хамото, обернувшись к молча следовавшему за ним Кинуи. — Знаете, покойный Нитта любил пешие прогулки, наверно, ходил и этой дорогой.
Хамото вдруг остановился от внезапно мелькнувшей мысли. Он вспомнил о письме, которое показывал ему брат Нитты. Там были такие строки:
'В Токио нет моря, где осенью всплывают на поверхность медузы. Но здесь, как и в нашей деревне, дует один и тот же осенний ветер… Твой отец последнее время пристрастился к прогулкам в ветреную погоду — хожу то к тюрьме Сугамо, то на кладбище храма Гококудзи или в Дзосигая'.
— Господин Кинуи, вам приходилось совершать прогулки на кладбище храма Гококудзи или в Дзосигая? — неожиданно спросил ХамотОо.
— Нет, знаю о них только понаслышке.
— Они отсюда недалеко, одно — позади храма, другое — сразу за главной улицей квартала Сакасита.
Кинуи достал из кармана сигареты, щелкнул зажигалкой и, прикуривая, посмотрел на Хамото.
— Что с вами? спросил он.
— Ничего особенного, просто подумал о постоянных прогулках Нитты, — ответил Хамото, потом, помолчав, добавил: — Господин Кинуи, простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но мне кажется, в вашем расследовании допущена одна небольшая оплошность. Я только сейчас обратил на нее внимание. Вы пришли к правильному выводу: совершено убийство. Но преступника почему-то стали искать среди его друзей. А я предполагаю, что здесь замешан некий случайный знакомый Нитты, которого никто, кроме него самого, не знает…
— Откуда же он мог появиться?
— Ну, например, человек, которого Нитта случайно встретил во время прогулки или с которым познакомился при неожиданных обстоятельствах…
— В самом деле, здесь есть над чем поразмыслить. Но ведь таких случайных знакомых бессчетное число. Как среди них отыскать того, кто нам нужен?
— Верно. Ведь и у меня таких знакомых видимо-невидимо: человек, оказавшийся рядом в электричке; пожилой мужчина, заговоривший с тобой на скамейке в парке, — сколько их! Но как ни странно, подобные встречи надолго остаются в памяти.
— Но если изучать таких знакомых — конца не будет. Да это просто невозможно.
— Согласен с вами, невозможно. Но в случае с Ниттой, при его одиноком, замкнутом образе жизни, по-видимому, легче очертить круг его случайных знакомств и собеседников. И если принять во внимание его регулярные прогулки к тюрьме Сугамо и в сторону кладбища храма Гококудзи, не исключено, что именно там ему повстречался некий странный человек, знакомство с которым привело к столь печальному концу. А может, Нитта избрал для прогулок столь необычные места, потому что его душевному настрою соответствовали мрачные стены тюрьмы Сугамо или же холодные могильные памятники кладбища Гококудзи. Короче, я хочу сказать, что вам в вашем расследовании следовало бы отталкиваться от его настроения и образа жизни. Вы согласны, господин помощник инспектора?
— Не исключаю, что в вашем подходе есть рациональное зерно. Но учтите, с тех пор, как случилось это печальное событие, прошло лишь полтора дня. Мы, конечно, много времени потратили попусту, но сам ход расследования я не считаю ошибочным. Сегодня я уже пытался объяснить Та-ноки, что действия полиции подчас напоминают напрасный труд. Ее мелочный, подспудный розыск кажется ужасно глупым, а наши кружные заходы могут только вызвать улыбку. Но поверьте, этот кажущийся вам напрасным труд позволяет шаг за шагом разрушить черную стенку, воздвигаемую на нашем пути преступниками. Оглянитесь вокруг, Хамото. Кто сейчас бродит по огромному Токио, получив приказ отыскать в нем иголку? Это делают полицейские! Это мы изо дня в день выдвигаем одно за другим, казалось бы бессмысленные, подозрения и ведем расследование, чтобы их опровергнуть. Смерть Нитты напоминает иголку без нитки, которую нам приказано отыскать. Я прошу вас, погодите немного, не торопитесь. Меня в полиции называют упрямым быком. Я и вправду несколько туповат на голову, но ноги меня выручают. — Кинуи глубоко затянулся. Вспыхнувший на миг кончик сигареты осветил его ярко заблестевшие глаза.
'Он и в самом деле чем-то напоминает упрямого быка, но к своей работе относится со всей серьезностью', — подумал Хамото.
— Господин Кинуи, прошу вас, располагайте мной. Я готов помогать вашему расследованию всем, чем могу. На службе я договорюсь, не беспокойтесь. — Подражая помощнику инспектора, он тоже затянулся сигаретой и выпустил длинную струю дыма. — Если не возражаете, с завтрашнего дня я попытаюсь выяснить, где был и чем занимался Нитта последнюю неделю.
После ночного бдения Хамото покинул мастерскую. Только начинало светать, но электрички уже ходили, и он отправился на свою квартиру в Харадзюку. Придя домой, он кинулся на постель и заснул как убитый. Было уже одиннадцать, когда он проснулся. Глубокий сон освежил голову. Высоко поднявшееся солнце ярко освещало комнату.
Хамото закурил свою первую сигарету прямо в постели и несколько минут бездумно глядел в потолок. Потом вспомнил, что брат Нитты возвращается сегодня вечерним поездом в деревню, и решил проводить его. 'Наверное, Кинуи или Мита тоже придут на станцию', — подумал он, вставая. Как раз в этот момент
