стала замечать, что почти каждый день он приходит домой то с портфелем, то с 'дипломатом', а уходит на службу с пустыми руками. Такое не могло не броситься в глаза, хотя, повторяюсь, я не ставила целью шпионить за мужем, вмешиваться в его дела — это я на тот случай, чтобы ты не подумал обо мне плохо. Когда в доме скопилось портфелей и 'дипломатов' сотни четыре, я сказала шутя: Хаким, не пора ли нам открыть галантерейный магазин? Если бы ты видел, как обрадовался он моей идее! На другой день он привез завмага галантерейного магазина с крытого базара, и все вывезли, почистили, на радость мне, все углы в доме.
Но он опять продолжал каждый день приходить с 'дипломатом' или портфелем, один мощнее другого и, конечно, с новехоньким. Сначала я думала: может, специфика работы такая — важные документы каждый день к вечеру поступают, потом отбросила эту версию — не такое уж у нас богатое государство, чтобы респектабельными 'дипломатами' разбрасываться. К тому же, если бы они принадлежали МВД, значит, были бы похожи один на другой.
Потом я решила, что это — подарки: и портфель, и 'дипломат' до сих пор в дефиците да и модны. Но зачем же начальнику ОБХСС тысяча 'дипломатов'? Абсурд какой-то! Мое женское любопытство взяло верх, и, ты уж меня извини, стала я подглядывать, когда он по вечерам, поужинав, скрывался у себя в кабинете с очередным 'дипломатом' и, запершись, проводил там долгие часы. Порою я, не дождавшись его, одна засыпала в нашей роскошной спальне или в глубоком кресле у телевизора.
И что ты думаешь — оказывается, он приносил деньги… Когда меньше, когда больше, и целыми вечерами он перебирал, сортировал, пересчитывал купюры. Приносил он всякие деньги: от замусоленных рублевок до новеньких, хрустящих сотенных — эти ему были очень по душе, я видела. Если бы ты знал, с каким наслаждением он предавался своим ежедневным тайным делам! Он постоянно вел какие-то записи, что-то фиксировал в толстых амбарных книгах. На мой вопрос, чем он занимается по ночам, он неизменно с улыбкой вежливо говорил: служба, служба, дорогая, тайна, ты же знаешь, твой муж государственный человек, полковник. Поначалу меня это смешило, я даже развлекалась, представляя, чему он предается в единственные свободные часы: ведь он тоже, как и ты, уходит на работу спозаранку, возвращается затемно, ни суббот, ни воскресений.
Мне казалось, что, появись ты в те вечера, когда он приезжает с 'дипломатом', и займись мы любовью при открытых настежь дверях, он бы этого не заметил — так он бывает поглощен деньгами.
Через год все углы дома, кладовки, антресоли, шкафы вновь оказались забиты портфелями и 'дипломатами', но тут уж выручил ты…
Анвар Абидович вспомнил, какой гениальный ход он придумал в прошлом году на похоронах отца. По мусульманским обычаям людям, пришедшим на похороны, дарят платок или дешевую тюбетейку, полотенце или рубашку. Наполеон вспомнил о чапанах и халатах, скопившихся у него дома и у свояка, начальника ОБХСС, и о портфелях и 'дипломатах', о которых он, конечно, знал; не меньшее количество находилось у него самого и дома, и в шкафах просторного кабинета в обкоме; правда, до галантерейного магазина он не додумался. И на каждого пришедшего на похороны был надет чапан, и каждому вручался 'дипломат' или портфель, но и тут делали подарки по рангу: кому парчовый халат и кожаный 'дипломат' с цифровым кодом, а кому попроще. Таких роскошных подарков в этом краю не делал никто — даже эмир бухарский, так уверяли аксакалы, и молва о щедрости Анвара Абидовича, об уважении его к памяти отца еще долго жила в народе.
Не исключено, что среди восьмисот шестидесяти человек, посетивших в скорбный день дом Тилляходжаевых, а учет велся строго, кто-то и получил обратно именно тот чапан, что сам некогда дарил секретарю обкома или его свояку, полковнику Нурматову, или тот 'дипломат', в котором приносил взятку.
Надо отметить, что с похорон не только возвращаются с подарками, но и приходят туда с тугими конвертами — должностных лиц и свадьба и похороны не оставляют внакладе, и день скорби превращается в официальный сбор дани и взяток — везут и несут не таясь, прикрываясь народными обычаями и традицией.
Анвар Абидович только принимал соболезнования и конверты и до подсчета, как свояк, не снизошел, не располагал на такие пустяки временем, но жена доложила, что собрали чуть более ста тысяч.
Кто скажет, что нынче похороны разорительны?
— Я, конечно, не призналась, что знаю его тайну, только просила его почаще бывать со мной, читать, смотреть телевизор, но он упрямо говорил: нет уж, читай сама за нас двоих, а у меня дела. Но вот странно: уже скоро почти год, как он стал приходить без портфеля или 'дипломата', но по-прежнему по вечерам запирается в кабинете и вновь пересчитывает деньги — наверное, поменял те трешки и рубли, что собирал годами; мне кажется, он свихнулся и переписывает в бухгалтерские книги номера своих любимых купюр…
Вот теперь-то для Наполеона все стало ясно: он понял, когда свояк, как и он, перешел на золото, оттого и перестал таскать домой 'дипломаты'. Нет, не зря он задал в начале обеда невинный вопрос. А вслух он сказал спокойно:
— Зря ты волнуешься, милая, работа у него действительно государственной важности, трудовая, и тайн в ней много, даже от тебя, — он давал подписку. А то, что он по ночам считает деньги, так у него служба такая: знаешь, сколько они изымают нетрудовых доходов у всяких хапуг и дельцов и вообще у людей нечистоплотных. Видимо, в управлении не успевает, потому и трудится дома — тут у вас все условия, никто его не отвлекает. А с 'дипломатами', портфелями выходит сущий беспорядок, безобразие, если не сказать жестче, — я ему укажу. Инвентарь и имущество беречь следует — тут ты права, умница…
— Нет, я по глазам вижу, его надо показать психиатру, — упрямо гнула свое Шарофат.
Тема Анвара Абидовича уже не интересовала: все, что надо, он вызнал, и потому, чтобы свернуть разговор, как бы смирясь, сказал:
— Ну, если ты настаиваешь — покажем, есть хорошие психиатры, и даже у нас в местной лечебнице… — Когда он произнес 'у нас в местной лечебнице', у него в голове мелькнул зловещий план, и от радости он чуть в ладоши не захлопал, но вовремя сдержался.
Хотелось Шарофат рассказать еще об одном случае, даже двух, наверняка, требующих вмешательства психиатра, но раздумала — боялась окончательно испортить настроение любовнику.
Проснулась она однажды среди ночи и услышала, как муж бормотал перед сном молитву; опять засиделся почти до рассвета в кабинете, считал, как обычно, деньги. Странная молитва… Он всегда бубнил себе под нос, укладываясь среди ночи рядом с женой, и Шарофат никогда не обращала внимания, считая, что это обычные суры, знакомые каждому мусульманину с детства, а в этот раз услышала — то ли молитва оказалась более внятной, то ли лучше прислушалась.
— О Аллах великий, — шептал начальник ОБХСС в ночной тиши роскошной спальни, — пусть в крае, мне подвластном, множатся магазины, склады, базы, гостиницы, кемпинги, кафе, рестораны, рюмочные, пивные, забегаловки, базары, толкучки, станции технического обслуживания. Пусть с каждым днем будет больше спекулянтов, перекупщиков, фарцовщиков, валютчиков, наркоманов, зубных техников, воров, проституток, растратчиков, рэкетиров, людей жадных, нечестных, всяких шустрил, гастролеров, посредников, маклеров, взяточников. Пусть все они в корысти и жадности потеряют контроль над собой и станут моей добычей — пусть воруют и грабят для меня!
Пусть в моих владениях поселятся самые дорогие проститутки и откроются известные катраны, где играют на сотни тысяч, пусть центр торговли наркотиками и золотом переместится ко мне. Пусть раззявы- туристы запрудят мой край на радость щипачам и кооператорам. Пусть обвешивают, обкрадывают, обманывают, недодают сдачи, недомеривают, прячут товар, торгуют из-под прилавка и из-под полы. Пусть процветает усушка, утряска, недолив, пусть разбавляют пиво, вино, молоко, сметану, пусть мешают в колбасу что хотят, от бумаги до кирзовых сапог — я ее не ем. Пусть ломают электронные весы, подпиливают гири, пусть торгуют левой продукцией, начиная от водки до ковров и мебели. Пусть обман процветает в ювелирных магазинах, пусть вместо бриллиантов продают фальшивые стекляшки, пусть платина в изделиях наполовину состоит из серебра. Пусть строятся люди и ремонтируют квартиры, что-бы я в любой момент мог зайти и спросить: а этот гвоздь откуда, где справка, даже если он и николаевских времен.
Пусть день ото дня набирает силу дефицит, пусть все станет дефицитом — от мыла до трусов! Пусть вечно сидят на должностях и процветают товарищи, создающие дефицит, пусть здравствуют воры и хапуги и люди, выпускающие горе-товары, пусть растет импорт, особенно из капиталистических стран!
