стал бы рассуждать об иррациональности, присущей человеческим существам, о том, что их психика иногда не выдерживает больших эмоциональных нагрузок. Но не теперь.
– Давайте сейчас проверим машинное отделение, мистер Спок. После всех неприятностей неплохо было бы увидеть что-то хорошее. Мистер Скотт и его подчиненные никогда не доставляли мне никаких хлопот по части дисциплины.
Они поднялись на турболифте, но, еще не дойдя до отсека Скотти, Кирк почувствовал, как внутри у него все заледенело. Его подчиненные открыто дрались, не прекращая драку даже тогда, когда капитан проходил мимо. Кирк даже не попытался на сей раз навести порядок: настолько это ошеломило его. Поток мыслей хлынул в его сознание: «…это не мой „Энтерпрайз“, который я выхолил и взлелеял. Он всегда находился в образцовом порядке… Это не мой безукоризненно вышколенный экипаж… мои подчиненные щелкали каблуками, застывали по стойке смирно… не ждали, пока я подойду к ним на положенную дистанцию… Они делали свою работу тихо и незаметно, но всегда эффективно и профессионально, отдаваясь всей душой кораблю…». Кирк никак не мог понять, что случилось. Почему эти люди – он больше не в состоянии думать о них, как о едином спаянном экипаже – не заботились теперь ни о своей репутации, ни о послужном списке, ни о корабле. Как Кайл, как Гордон, как многие другие, они жили первобытными инстинктами, превращаясь в животных, и все глубже утопали в пьянстве, разврате, драках. Из всего экипажа остались лишь единицы, достойные с гордостью носить форму Федерации.
– Мистер Скотт, капитан, – объявил Спок своим металлическим голосом, вызвавшим вдруг у Кирка прилив ярости. Ему нестерпимо захотелось ударить первого помощника, избить его, чтобы заставить, наконец, почувствовать хоть что-нибудь. Но затем он осознал, что только тщательно продуманный план может помочь вывести Спока из его нынешней фазы абсолютной логики и вновь сделать его отличным старпомом и лучшим офицером-исследователем во всем флоте. Кирк осмотрел все машинное отделение и ошарашенно покачал головой. Действительно, зрелище было не для слабонервных. На пульте управления не хватало многих деталей-панелей, и вместо них зияли дыры, откуда на пол спускались кабели и провода. Все они устремлялись в центр большого помещения, где помещалась странная самодельная установка, от которой исходил ровный мощный гул. Ее устройство было непонятно капитану. Он заметил лишь сверхпроводящие кабели, шедшие к контейнерам с веществом и антивеществом.
– Мистер Скотт, объясните, что у вас здесь творится? – громко потребовал Кирк.
– Так точно, капитан, – сказал Скотт, улыбаясь до ушей. – Вот эту, значит, веселенькую штуку придумали мы со старшим механиком. Это контур обратной связи. Он дает возможность уменьшить коэффициент искривления магнитных линий на двадцать процентов.
– На двадцать три процента, – поправила его рыжеволосая Макконел. – Как здорово, что вы приказали мне стоять дополнительные вахты. Иначе нам так и не удалось бы собрать эту установку.
– Не пострадает ли от этого боеспособность корабля? – спросил Кирк, у которого уже стало рябить в глазах от всех этих проводов и кабелей высокого напряжения. Ему начинало казаться, что они опутывают его со всех сторон, затягивают в свой бесовский водоворот энергии невероятной силы.
– Капитан, неужели я способен на такое?! – вскричал Скотт, не на шутку обидевшись.
– Нет, мистер Скотт. Я так не думаю. Просто дело в том, что вы со старшим механиком… Ладно. Продолжайте.
– Так точно, капитан.
Кирк покачал головой, пробормотав:
– Ну и ну.
И вышел из рубки.
В коридоре его чуть не сбила с ног небольшая толпа мужчин и женщин – с веселым визгом они гонялись друг за другом. Цель этой забавы становилась ясной сразу: достаточно было взглянуть на полуобнаженные нижние части их туловищ.
– Обряды древних сатурналий, капитан, – спокойно произнес Спок.
– Пойдемте в лазарет. Я хочу поговорить с доктором Маккоем. Возможно, он объяснит мне, что происходит с моим кораблем.
Лазарет находился палубой ниже, и они спустились туда по трапу. Кирк просто постучал в дверь, проигнорировав кнопку звонка, и перешагнул порог, погружаясь в мир папоротников и других экзотических растений. Отведя рукой в сторону вьющиеся побеги, он увидел Маккоя, который каким-то странным и отрешенным взглядом тупо уставился на голую перегородку.
– Боунз, ты не заболел? – с тревогой спросил Кирк.
– Гмм? Ах да, Джим… Нет, нет, со мной все в порядке. Вот сижу здесь и думаю, – Маккой с неохотой прогнал от себя остатки воспоминаний, блуждавших в закоулках его памяти. – Чем могу быть полезен? Может быть, сделать пластическую операцию на ушах мистера Спока?
– Это оскорбление, доктор, – сказал Спок.
– Оскорбление? Как может существо, отрицающее эмоции, испытывать обиду? Ответьте мне на этот вопрос, Спок.
– Доктор, вы не имеете права… – Спок внезапно повернулся и вышел, передвигая ноги так, будто они не гнулись в суставах. Кирка это изумило. Теперь он совершенно не знал, что и думать о ситуации на корабле, и откровенно признался в этом Маккою.
Доктор откинулся назад в кресло и положил ноги на стол.
– Сдается мне, то, что мы наблюдаем с тобой, Джим, для людей – реакция на неестественное существование. Они очень много времени провели в окружении этих металлических стен. У экипажа возникло подсознательное желание вернуться назад, к своим корням. Они хотят босиком побегать по настоящей земле, почувствовать на своих лицах тепло первых лучей золотистого утреннего солнца, ощутить росу на траве, подышать свежим воздухом после весенней грозы. Они просто сходят с ума, запертые в чреве этого механического монстра.
– Не называй мой корабль монстром, док, – сказал Кирк, делая глубокий вдох и пытаясь расслабиться. «Нельзя вступать в словесный поединок с Маккоем, – приказал себе капитан. – Скоро придется решать все проблемы разом, и от этого зависит судьба не только „Энтерпрайза“, но и всей Федерации».
– Да, Джим, это так! Не нужно притворяться, будто ты ничего не понимаешь. Все эти машины… Мы – их рабы! Мы ухаживаем за ними, обслуживаем их, а они выдают нам то, что им заблагорассудится. Стоит выпустить наших людей куда-нибудь на деревенскую улицу – и ты увидишь, как их отношения переменятся к лучшему. Драки из-за женщин прекратятся сами собой… Проделай такой эксперимент, Джим, и ты убедишься, что я прав.
– Можно вырвать человека из природы, но нельзя вырвать природу из человека, – процитировал Кирк. – Это идея, Боунз. Мы были в космосе слишком долго, и команда не сходила с корабля после Аргемуса. Сначала мы делали топографические съемки Дельты Канариса-4, потом ринулись сюда… Да, ты, наверное, прав.
– Ну, конечно же. Давай найдем подходящее местечко, поселимся там и перекуем корпус нашего корабля на плуги. Ты увидишь, что…
– Я не думал всерьез о колонизации какой либо планеты, Боунз. Да никто и не захочет пускать наш корабль на слом даже Скотти, если бы он вдруг решил, что от этого увеличится мощность его ненаглядных двигателей.
– Что?!
– Да это я так. Не обращай внимания. Но мысль об экипаже на планете меня привлекает. Конечно, необходимо принять все меры предосторожности, чтобы клингоны нам не напакостили. В принципе, если с каждым держать сканерный контакт, то ничего не случится.
– Андорианцы, похоже, ни о чем не беспокоятся.
Кирк рассмеялся сухим смешком, в котором не было ни капли юмора.
– Треллвон-да будет чувствовать себя прекрасно на любой планете, где можно производить раскопки. На клингонов ему наплевать, лишь бы они не мешали сделать еще несколько сенсационных археологических открытий.
– Да ведь это то же самое, Джим. Он возвращается назад, к земле. Он хочет, чтобы пыль пересыпалась между его пальцами, Треллвон-да чувствует свое родство с природой.
– Профессор, не задумываясь и с удовольствием, сжег бы целую населенную планету, лишь бы остались
