отправить и вашего заместителя, моего шефа? Едва ли я смогу командовать таким…
– Вы – старший по званию в этой группе, лейтенант. И будут ли ваши подчиненные безусловно выполнять ваши приказы, зависит только от вас, от вашего старания и авторитета. Поэтому постарайтесь напрячь все свои способности и обойтись без Спока, – он проследил за ее реакцией, а затем продолжил. – Я не хочу, чтобы мой заместитель там показывался. По крайней мере, пока клингоны воспринимают его спуск на Алнат-2 как стратегический ход, направленный на усиление нашей десантной группы. Спок, прежде всего, первоклассный ученый, но клингоны считают его военным тактиком. Лучше не тревожить их понапрасну, пока мы не разгадаем тайну «Ти-Пау».
– А потом, сэр?
– Потом будем действовать согласно обстоятельствам, лейтенант, точно так же, как и сейчас. Идите и собирайте свои вещи. Я хочу, чтобы вы помогли Треллвон-да, чем только можно. Постарайтесь не возбуждать его недовольства. Регулярно сообщайте нам обо всех передвижениях и деятельности клингонов. Меня больше всего интересует их тяжелое оборудование. Что оно из себя представляет? Зачем клингоны доставили его на планету? Попытайтесь выяснить это как можно быстрее.
– Так точно, сэр, – ответила, вытянувшись в струнку, Авитс.
– Свободны, – Кирк опять повернулся в кресле и наблюдал, как девушка упругим шагом, чуть покачивая стройными бедрами, шла к выходу. Споку же он сказал:
– Симпатичная девчонка, не правда ли?
– Подобные оценки выпадают из круга понятий логики, и потому целиком являются прерогативой вашего иррационального рода людей, капитан. Из этого следует, что я не в состоянии ответить адекватным образом на ваш вопрос.
– Разумеется, Спок. Иного ответа я и не ждал от вас. Продолжайте выполнять ваши обязанности.
Старпом вернулся к своему компьютеру, но от Кирка не укрылось легкое подрагивание кистей рук вулканца.
«Ага, мистер Спок, – подумал Кирк про себя, – такое чисто человеческое чувство, как любовь, вам совершенно чуждо. Так, по крайней мере, вы утверждаете. Что ж, поживем – увидим».
– Не знаю, что с этим делать, Боунз, – сказал капитан доктору.
Он чувствовал себя до крайности неуютно. Поерзав в кресле, Кирк устремил свои глаза в точку на переборке, чуть выше головы Маккоя.
Стены отсека, казалось, рушились на него, и готовы были вот-вот задушить в своих железных объятиях. В голове мелькнула мысль о том, что доктор прав, считая причиной всему резкую клаустрофобию, развившуюся после долгого пребывания в замкнутом пространстве корабля.
Однако до сих пор его ничто не беспокоило в этом плане. Ведь он, по сути дела, и не знал иной среды обитания, кроме звездолетов с их различными отсеками. Точно такая же участь выпала на долю всех членов экипажа. Каждый из его команды провел всю свою долгую или короткую жизнь в космосе. Гибель людей с «Ти-Пау», постоянная угроза уничтожения со стороны клингонов, загадка исчезновения цивилизации на планете внизу, под ними – все это привело к перенапряжению команды, которая и без того была утомлена длительным пребыванием в окрестностях Дельты Канариса-4.
– Ты поступил совершенно правильно, Джим. Хочешь еще стаканчик? – и доктор потряс в воздухе графином из прессованного хрусталя, наполненным мутноватой жидкостью.
– Эта штука здорово бьет в голову. Бьюсь об заклад, что вышла она из самогонного аппарата, который смастерила наша непревзойденная умелица стармех Макконел.
– Нет, это из моих личных запасов. В команде поговаривают, что наша начальница «самогонной службы» разобрала свой аппарат и больше не торгует самогоном. Мол, она и Скотти теперь днюют и ночуют у своих двигателей, решив утереть нос конструкторам. За этими делами у нее просто руки не доходят до остального.
– Чтобы стармех Макконел забросила самогоноварение?! В это верится с трудом, – искренне удивился Кирк. – Ведь она гнала самый крепкий и чистый спирт. Им можно было заправлять импульсные двигатели. Кто же теперь занимается этим прибыльным бизнесом?
– Я пока не интересовался. Наверное, никто. Кстати, по-моему, из той лиловой бурды, что теперь течет из автоповара, выйдет неплохое сырье для бражки. Эта штука начинает иногда бродить сама по себе.
– А разве автоповар еще не настроили?
– Ты давненько уже не питался в кают-компании. Это сразу видно: иначе ты не задавал бы глупых вопросов. Ладно… Прописываю тебе двойную дозу лекарства, – с этими словами доктор поднес горлышко графина к бокалу, и туда, булькая, полилась пахучая жидкость. Протягивая его капитану, Маккой произнес:
– Похоже, что вся жизнь у нас на борту окончательно разладилась. Мы проваливаемся куда-то в тартарары. Мне трудно это объяснить, но, скорее всего, люди уже сыты по горло, чувствуя себя похороненными в брюхе этого металлического зверя. Им кажется, что «Энтерпрайз» сожрал их и никогда не выплюнет назад.
– Ты говоришь о моем корабле, Боунз. Так что выбирай выражения, – предупредил доктора Кирк и залпом опустошил свой бокал. Спиртное огненным потоком обожгло ему горло и, добравшись до живота, разлилось там приятной теплотой, которая стала распространятся по всему телу. Медленно, почти неохотно, он расслабился.
– Каждый заботится только о своих шкурных интересах, – с каким-то грустным ожесточением продолжал рассуждать Маккой. – Впервые в жизни мне довелось наблюдать такой бардак. Я уверен, что на всем Звездном Флоте не творится и сотой доли того, что происходит у нас ежечасно. Это заразительно… Я имею в виду чувство вседозволенности. Каждый чувствует, что он может сделать все, что ему вздумается. Многие, находясь на боевом дежурстве, ощущают, буквально кончиками пальцев, покорную их воле чудовищную разрушительную силу, и у них руки чешутся воспользоваться ею, выпустить джина из бутылки.
– Но зачем, Боунз? Тебе-то, например, это зачем? – спросил Кирк. Он зашевелился в кресле, пытаясь сесть поудобнее. Маккой затронул в его душе больные струны, разбередил то, что угнетало, подтачивало его изнутри, не давая покоя ни днем, ни ночью. Испытание властью не прошло бесследно и для него. Однако он не искал легкой и простой жизни, свободной от машин. Жизни, о которой мечтал Маккой. Чтобы чувствовать себя счастливым, ему нужно было всего лишь решить проблему поднятия морального духа экипажа и освободиться от дредноута клингонов, висевшего на орбите на расстоянии в несколько тысяч километров.
– Зачем? Да затем, что это, по-моему, самое важное. Я хочу чувствовать, что мой пациент выздоравливает, потому что это я его вылечил, а не какая-то чертова машина. Что мне известно об устройстве анаболического протоплазера? Это приспособление, которое суют мне в руки… Меня обучили пользоваться им… Но что оно в действительности делает? Разве может его работа сравниться с тем чувством удовлетворения, которое испытывает хирург, красиво заштопавший руку и знающий, что он потрудился на совесть.
– Поэтому ты и сломал протоплазер, – вздохнул Кирк. – Я слышал об этом, Боунз. Тот капрал очень обижался на тебя за то, что ты зашил ему руку обычной нитью.
– Шов, кстати, получился у меня превосходный. Я поработал на совесть, и ему грех жаловаться. А что до протоплазера, то я не ломал его. Он отказал в самый критический момент у меня в руках. Пусть с ним возится Скотти. Может быть, ему он на что ни будь пригодится, а я уже привык надеяться на это, – Маккой поднял обе свои руки и посмотрел на них. – В старину искусство хирурга зависело от того, насколько твердыми и уверенными были его руки. В этом был весь секрет его успеха. Сейчас можно запрограммировать какую-нибудь машину, черт бы ее побрал, и она проведет всю операцию от начала до конца… А мне остается стоять рядом и только наблюдать! Как же я могу после этого называть себя хирургом? Так не должно быть!
– Автохирург с компьютерным программированием не делает ошибок, – возразил Кирк.
– Но и звезд с неба не хватает. А человеку это доступно. Вот где собака зарыта, Кирк. Именно поэтому и происходит брожение в экипаже, падает дисциплина. Они хотят хотя бы немножко ощутить себя хозяевами своей судьбы. Поменьше машин и побольше человечности. Если этого не учесть, то дело может зайти слишком далеко, попомни мое слово.
