Координаторам. Конец войны был не за горами, а вместе с ним и Конец света — и де Круа оставался на катящейся в пропасть планете. Арьергард Ордена придерживался стратегии удержания, и я понимал: Магистр готов довести ее до крайности, до стратегии грандиозного краха. Не собираясь складывать оружие, он не желал просидеть свои последние дни в подполье, дистанционно отдавая приказы искаженным компьютерным голосом. Он отправился за головой Наместника — сам.
Кое-чего он мне недосказал — зачем устроил с ним телепатический поединок, когда мог просто выстрелить из излучателя? Балаган, демонстрация способностей? Нет. Ненависть к Тарантулу была вековой. Шли столетия, и слуги этого Наместника убивали людей Магистра — одного за другим, группу за группой. Выбивали Орден постепенно, пока он не превратился в этой стране в малочисленную горстку. Магистр обставил все дело так, потому что мстил. Он квитался за своих людей — все они были для него не просто подчиненными…
Мне представилось это сообщество: плавающая в табачном дыму гостиная с зашторенными окнами, где заседает клуб джентльменов, обложившихся кальянами, коробками с сигарами, графинами виски и прочими декадентскими причиндалами. Развалившись в креслах и на диванах, господа ведут свои неторопливые беседы на отвлеченные темы… Разумеется, это была компания холостяков. Невозможно сочетать службу в Ордене и семейную жизнь — когда ты то охотник, то дичь, то стрелок, то мишень, и даже случайные спутницы могут быть сожжены лазерами и разорваны на части залпами гранатометов.
Как это произошло с Евой.
Подумав о ней, я ощутил, как на мои плечи опускается бессмысленный груз вины. Я поднял руку и увидел, как пальцы заметно дрожат… «Вот тут-то у него и сдали нервишки». Вся эта цепочка безумных событий начинала медленно, но верно сводить меня с ума. Мои умственные и психические силы были не беспредельны, и рассудок тревожно протестовал, подобно зловеще-красным светодиодам приборной панели, подающим сигнал о перегрузке.
Я выключил душ, растер полотенцем тело докрасна, побрился и отправился к бару. Там я выбрал бутылку коньяка, наполнил стакан до краев и опрокинул его в себя. Внушительная порция алкоголя пролилась в желудок жидким огнем, расходясь оттуда волнами приятного тепла.
«Эликсир вечной молодости». Тысячелетние старцы. Запретные фолианты, скрывающие за своими переплетами тайны Культа. Омерзительная рожа Наместника, перекошенная в пароксизме бессильной ненависти… Все это затуманилось, отойдя на второй план. Мне стало намного лучше.
Щелкнув зажигалкой, я затянулся крепким сигаретным дымом. И когда сигарета закончилась, вернулся к делам насущным.
Для начала я протер и вернул на стену меч, которым Магистр убил Наместника. Затем собрал и развесил по местам остальные предметы своего собрания. Окровавленный ковер я разрезал на несколько частей, чтобы уложить в мусорные мешки. Руку Тарантула я отправил туда же. Оттереть паркет до конца не вышло, поэтому я прикрыл пятно другим ковром, который забрал из спальни.
За окнами смеркалось. Я раскладывал по ящикам и шкафам последние мелочи — благо Наместник успел провести обыск только в этой комнате, — когда внезапный звук заставил меня оцепенеть.
Это был негромкий стук в дверь.
Я не ждал никаких визитов. В такое место не стали бы соваться ни агитаторы от избирательного штаба какого-нибудь кандидата в мэры, ни представители Демократического Агентства с одним из идиотских социологических опросов, ни Свидетели Иеговы, разносящие религиозные буклеты… Здесь, в мертвом секторе, таких гостей не бывало.
А других быть не могло. Я вел слишком замкнутый образ жизни, в котором не было места никому и ничему, кроме моей службы и узких интересов. Более того — никто даже не должен был знать, где я живу.
Полиция? В ментальном пространстве никого не ощущалось. Полиция отпадала, оставались культисты. Но их приход ознаменовался бы не вежливым стуком, а взрывом, выносящим дверь.
Стук — черт возьми, он мне не послышался, — прозвучал опять, и на этот раз он был уже настойчивее.
Подкинув комп к док-станции, я ввел пароль, открывая доступ к видеокамерам и микрофонам подъезда, и щелкнул на кнопке освещения.
Перед моей дверью стояла Лилит. На этот раз на ней были не черные, а синие плащ и ботфорты, и в руке она держала небольшую дорожную сумку.
Я набрал ее.
— Рауль? — донеслись ее слова из настольных динамиков.
— Откуда ты узнала мой адрес, если у тебя не должно быть даже моего номера?
— Твоего номера я и не знаю — кроме того временного, что ты мне давал. Иначе бы просто позвонила. А вот адрес… Я все тебе объясню… Мы так и будем разговаривать по компу?
Помедлив, я надавил на кнопку отпора замков и заблокировал их, едва она перешагнула порог и закрыла дверь.
— Что стряслось? — спросил я.
— Все в порядке, я приехала одна и никого за собой не привела. Уж прости, но должна заметить, что ты живешь, подобно параноику.
— Работа обязывает… Добро пожаловать, — я указал на диван. — Замечаю в твоем кармане очертания небольшого пистолета. Пистолет и дорожная сумка… Ты собралась куда-то уехать и сделать это налегке?
— Да нет. Давай обо всем по порядку. Во-первых, я рада, что в доме Вурца все прошло как надо и что те культисты меня больше не побеспокоят. Моя благодарность не знает границ.
— Откуда тебе все это известно?
Она достала из нагрудного кармана лист бумаги, сложенный вчетверо.
— Это уже второе письмо, которое я тебе передаю. Похоже, я скоро стану твоей поверенной в делах переписки с девушками. Это послание, которое ты написал Еве.
Я принял записку у нее из рук. Лилит улыбнулась:
— Надеюсь, ты не думаешь, что она вручила мне его со слезами признательности за свое спасение.
— Понятно, — я покачал головой и направился к бару. — В Еве я немного ошибся… Невинная жертва маньяков, вытащенная бескорыстным спасителем из самого ада, обчистила его подчистую и скрылась в неизвестном направлении… Куда катится этот мир? Но коньяк остается на месте. Не откажешься выпить?
Наполнив пару рюмок, я вернулся к ней и уселся на диван.
— Рассказывать об итогах дела ты не спешил. И это молчание могло означать провал. Не находя себе места всю ночь, к рассвету я не выдержала и отправила своих людей домой к Еве. Как оказалось, вовремя — эта тупица вскоре приехала на такси, в твоем плаще, собираясь переодеться и незамедлительно удрать в Париж. В итоге я узнала все, включая твой адрес. И решила отблагодарить тебя — вернуть деньги. В этой сумке твои сто тридцать тысяч золотом, серебром и бумагой. Будем считать, что мы в расчете?
Кивнув, я закурил.
— Ты странный парень, — покачала она головой. — Оставил деньги дома, наедине с Евой, да еще и написал ей об этом в письме. Уж не обидься, но я не могла себе вообразить, чтобы у тебя водилась трогательная вера в шлюх с золотыми сердцами, — она щелкнула зажигалкой, закуривая одну из своих сигарилл. — Но может быть, я слишком цинична. У тебя такой бледный вид. Ты будто бы пил целый день, и я не вижу радости от возвращения денег… Может быть, вопрос вообще не в деньгах?
Я рассмеялся.
— Конечно же. Вопрос в крушении светлой любви всей моей жизни. Вероятно, на это предположение тебя вдохновила обстановка, — я указал на мечи, висящие на стене. — Но моя жизнь не куртуазный роман. Я не мальчик из филармонии, все куда прозаичнее: все ошибаются в людях, и со стороны эти ошибки выглядят порой идиотскими. Погонявшись за Вурцем по проселочным дорогам, взяв штурмом его дом и проделав все остальное этой ночью, я не мог размышлять так ясно, как если бы провел ее в кресле- качалке, с чашкой чая и сигарой, погруженный в философское настроение. О деньгах я заботился меньше
