видения барахлил, а HMD-дисплей удалось заставить работать только совсем недавно. В перспективе «академики» обещали вывести на него картинку расположения аномалий, но пока в этом вопросе мне приходилось довольствоваться ПДА. Однако хоть какую-то пользу из шлема уже можно было извлечь.
Надев шлем на голову, я опустил забрало (у первых моделей шлема, кстати, забрала не было, а у этого, более «продвинутого» — есть). Тут же на траве проявилась цепочка ярко-зелёных следов, оставленных Татарином. Это были рейд-вешки — плоские прозрачные «тарелочки» диаметром с пятикопеечную монету. Их через равные промежутки времени выбрасывал девайс, прикреплённый мною к рюкзаку Татарина. Невооружённым глазом эти «тарелочки» обнаружить практически невозможно — а вот «вооружённым»… Рейд-вешки, попадая на воздух, начинали растворяться и существовали не более двадцати минут. Процесс растворения сопровождался вибрацией на инфразвуковой частоте. Вибрация фиксировалась датчиками на шлеме, а затем картинка расположения рейд-вешек проецировалась на HMD- дисплей, а проще говоря — на забрало моего шлема. Таким образом, сейчас мне не надо было следить за тем, чтобы не вляпаться в аномалии — достаточно было строго следовать по маршруту, обозначенному рейд-вешками (или — другими словами, по рейд-пунктиру).
Так что я подождал немного, пока на индикаторе приёма моего ПДА напротив метки Татарина останется всего три полоски, и двинулся вперёд, стараясь сохранять эту дистанцию. Вообще, движение по рейд-пунктиру сильно походило на компьютерную игру с отлично прорисованной графикой. По крайней мере, именно такое впечатление всегда возникало у меня при виде дорожки из ярко-зелёных точек, «нарисованной» на земле, и красного маркера прицела, который, за неимением оружия, интегрированного со шлемом, сейчас работал в режиме дальномера.
Надо же… Когда-то в детстве я смотрел фантастический фильм, в котором в далёком будущем отважные космодесантниками с помощью таких вот рейд-вешек героически прокладывали маршруты по полным опасностей чужим планетам. А сейчас… Дожили… Сказка стала былью, только не в далёком космосе, а на родной Земле.
Идти, в принципе, было не так уж и трудно. Путь пролегал по краю гряды невысоких холмов, в отсутствие человека густо поросших травой. Точнее — когда-то густо поросших травой. Сейчас пожухлая трава осталась только у подножия гряды, — там, где в сухую погоду слева начинался болотистый луг. Сейчас — в связи с очередным послезимневыбросовым наводнением, этот луг скорее можно было назвать большим озером с архипелагом из сотен маленьких островков. В озере отражалось небо с извечными зоновскими тёмными тучами на нём, и при взгляде на него создавалось впечатление, что я иду по краю земли, за которым в клубящихся облаках висят острова, поросшие кустарником и деревьями. Если бы не рябь на поверхности воды, поднятая ветром, сходство было бы полным.
У меня вообще пейзаж Зоны ассоциируется с тёмными тучами — ясная погода здесь настолько редка, что все случаи её наблюдения мною за годы, что я брожу по Зоне, можно пересчитать по пальцам. В отличие от водного мира слева от моего пути, справа от меня — на возвышенностях, даже трава была большей частью выжжена. Многочисленные жарки и электры служили причиной частых пожаров в Зоне — ещё одной опасности, поджидавшей сталкеров в относительно сухой летний период. Сейчас о пожаре можно было не беспокоиться — всё вокруг пропиталось водой насквозь. Гряда, по которой я топал, постепенно выгибалась влево. Сзади меня, пока я ещё недалеко ушёл, должен был подстраховывать второй зомби, но я всё равно вертел головой во все стороны, в том числе и оглядывался назад. «Хочешь жить — умей вертеться» — это как раз про сталкеров. Причём понимать это выражение надо в буквальном смысле. Кстати, оглянувшись, можно было увидеть, как свечение рейд-вешек за моей спиной постепенно слабеет, и они одна за другой бесследно исчезают. Впереди же безопасная тропа светилась успокаивающим зелёным светом, так что можно было немного расслабиться и поразмышлять за жисть, пока обстановка тому более- менее способствовала. Размышлял я в основном на тему, кому же это Тихон попросил меня помочь. «Подойдут — попросят» — уж больно общая фраза. Кто подойдёт? Это что, я каждому встречному должен помогать? «Мы должны помочь в дороге всем, кто ждёт подмоги»…. Хм… Я не мать Тереза, чтобы всем помогать, и вообще — мне бы кто помог. Эх, Тихон, Тихон… Напустил туману, а теперь парься тут…
В таких примерно размышлениях и прошёл мой путь до «железки». «Железкой» в Зоне по привычке называли место, где когда-то проходила железная дорога. Сейчас от неё остались только насыпь да полусгнившие деревянные шпалы. На других участках, где шпалы были железобетонные, рельсы лежали ещё и сейчас, а тут, где их легко можно было выдернуть автокраном вместе с костылями, «железки» не стало ещё до Второго Взрыва. Скоро сгниют и шпалы, и тогда эта насыпь ничем не будет отличаться от остатков другой железной дороги — узкоколейки, проложенной чуть севернее ещё немцами в тысяча девятьсот шестнадцатом лохматом году для каких-то своих военных надобностей. Вообще место для перехода «железки» было не очень приятное. До Второго взрыва тут оборудовали могильник для радиоактивной почвы, обломков зданий и конструкций. Несмотря на то, что весь этот радиоактивный хлам был засыпан толстым слоем земли, холм могильника отчаянно фонил. Рядом с холмом находилась одна из стоянок «грязной» техники. Разнообразных автомобилей, автобусов и тракторов тут было поменьше, чем на Янтарном, но здесь техника была заражена сильнее — возле неё дозиметр просто сходил с ума.
Мой путь пролегал аккурат между этой стоянкой и Могильником. Я уже как раз подошёл к краю площадки, уставленной «скелетами» разнообразной техники. Несмотря на то, что всё это когда-то приехало сюда своим ходом, сейчас практически ни одна машина не была полностью укомплектована. Всё было раскурочено: сначала поснимали зеркала, стекла, карбюраторы, фары, и прочие мелкие запчасти. Потом пришла пора двигателей и трансмиссии. А затем «утилизировали» и оставшийся металлолом. Сейчас на свалке машин осталась едва ли третья часть от того количества техники, что была на ней вначале.
При взгляде на эти вросшие в землю ржавые железяки я всегда задавал себе вопрос. А сколько же людей убили снятые с них и проданные кому-то радиоактивные стекла, фары, карбюраторы?… Сколько человек умерло, так и не поняв, что их убило? Глупые вопросы — типа, а ответит ли кто-то за эти смерти, у меня не возникали. Это не Голодомор, «кляти москали» не виноваты, только «свои», а значит — скорее всего украинцы даже не узнают никогда о таком вот «акте геноцида украинского народа»… Хотя… Если кто- то догадается пустить слух, что это злобные комуняки напоследок устроили пакость свободолюбивым украинцам… Шумиха обеспечена.
Впрочем, что-то я отвлёкся. По большому счёту — не моё это собачье дело. Лично я без дозиметра и шагу не ступлю, и не только в Зоне, а до остальных мне по идее дела нет… Но всё же…
Долго стоять и глазеть на свалку я не стал — надо было проскочить этот участок побыстрее, дабы подхватить поменьше радиации. Да и привык я уже к этому пейзажу — ничего интересного. Вешки показывали, что Татарин прошёл грамотно — по краю площадки, где она упиралась в какой-то водоём — скорее всего, бывший карьер. Здесь заражённой техники почти не было, только на склоне уткнулись носами в воду экскаватор на базе КрАЗа и тяжёлый тягач МАЗ-537. Да ещё из воды торчал полузатонувший экскаватор ЮМЗ… У КрАЗа под открытым капотом не было двигателя, а МАЗ и трактор стояли почти нераскуроченные. МАЗ потому, что таких машин мало, и, следовательно, запчасти на них никому не нужны, а ЮМЗ — потому что он утоп в радиоактивной воде, и желающих сплавать к нему, чтобы поснимать пригодные к продаже железяки, не нашлось.
Быстренько проскочив кладбище техники, я оказался почти у самой железнодорожной насыпи. Тут как раз на холмике были удобные развалины, из которых удобно наблюдать за расположенным неподалеку посёлком. Татарин уже облюбовал себе позицию среди куч битого красного кирпича и бетонных обломков, и ждал, когда я к нему присоединюсь. Обычно я по возможности стараюсь избегать разнообразных развалин в Зоне — мало ли кто там может притаиться. Но тут место предполагаемого НП уже было проверено заранее. Так что можно было не беспокоиться. Всё-таки вдвоём ходить по Зоне гораздо проще, чем одному. Единственное, что напрягает — несмотря на то, что зомби подчиняются мне беспрекословно — я всё же подсознательно жду от них какого-то подвоха. Правда, пока мои опасения не получили не малейшего подтверждения. Но, кто знает…
Чем развалины, в которых мы обосновались, были «при жизни» — сейчас было не понять. Это не от того, что здание, стоящее здесь раньше, попало в такой уж страшный катаклизм, а потому, что оно ещё до Второго Взрыва было разобрано на стройматериалы, каковые потом и были проданы за границами Зоны. Так что к смертникам, ездившим на автомобилях с радиоактивными запчастями, добавились смертники, жившие и работавшие в домах из радиоактивных кирпичей и бетонных блоков. Впрочем, конкретно это здание фонило не так уж, чтобы сильно, в отличие от сотен своих собратьев, которых постигла та же участь быть
