хватанул – не полегчало. Второй хватанул – только горло обжег. Хватанул и третий, тут ему наконец и облегчение пришло. Сел, задумался.
До Джалиты, думает, я к вечеру, может, и поспею; ветер, правда, не тот, ну да штарх на что? Однако друг небось в Джалиту еще ночью пришел, что надо сделал да утром дальше отчалил. Где теперь его ловить? К тому же дело ли – ночные кошмары всерьез принимать? У меня товар быстропортящийся, меня Синоп ждет!
Опорожнил каморный бутылку до дна и совсем расхрабрился: с другом, шепчет он неизвестно кому, я и сам как-нибудь разберусь. И нечего меня жизни учить, кем бы ты ни был, одноглазый!
И бутылкой по столу – бум-м!
Тут в каморе на миг потемнело, над бутылкой словно бы облачко сгустилось, и голос из ниоткуда говорит: я так и думал, капитан. Не держишь ты слова. Правду мне дельфины сказали: монеты у тебя вместо глаз, когда на мир ты смотришь. Запомни: пока не найдешь ты друга своего, пока все ему не расскажешь и пока не простит он тебя – не будешь знать ты покоя. На берегу друга не ищи, только в море, на берег тебе и таким, как ты, путь заказан. И знай: даже смерть не избавит ни тебя, ни твою команду от уготованной участи, потому что забыла о вас смерть.
Каморный, конечно, здорово сдрейфил, но соображать способности не утратил: стоп, действительно, а как же, спрашивает, команда? Они-то в чем виноваты?
Ни в чем, отвечает голос. Ты, говорит, наверх иди и к команде приглядись повнимательнее.
Поднялся каморный, глядь – а на тимоне незнакомый кто-то стоит, паруса тоже чужаки какие-то подбирают. В общем, ни одного знакомого лица. И глаза у всех тоскливые и пустые.
Каждый из вас – снова голос зазвучал – ищет прощения. И будет долог ваш поиск, полон безнадеги и отчаяния. Но вы сами загнали себя на этот корабль.
И умолк.
С тех пор сантона с проклятыми моряками скитается по водам, не в силах пристать ни к одному берегу. С надеждой устремляется она к каждому парусу на горизонте, но корабли бегут от нее, едва завидев. Давно истлели паруса и сгнили борта сантоны, а моряки обратились в живых скелетов. Лишь гигантские дельфины сопровождают корабль-призрак, по ночам тоже лишаясь плоти и обращаясь в дельфиньи костяки. Матросы с корабля-призрака знают: те, кто мог бы их простить, давно умерли, но не в силах они обрести покой и прекратить скитания.
А каждый матрос с детства усваивает простую истину: в водах нет своих и чужих, есть только свои.
Зимородок умолк и жадно припал к бокалу.
– Н-да… – Александр пораженно покачал головой. – Весьма странная легенда. Честное слово, никогда не слыхал ничего даже отдаленно похожего! Браво, друг мой, на этот раз к вам как к рассказчику не может быть никаких претензий!
Ральф кивнул, но как-то необычно хмуро. Однако Александр все еще находился под впечатлением услышанного и не обратил на это внимания.
– Откровенно говоря, ваш рассказ скорее смахивает даже не на легенду, а на смелую выдумку какого- нибудь матроса, весьма, надо сказать небесталанного. Которому, к примеру, друг против ожиданий недоплатил двенадцать монет. Так часто бывает – историю, придуманную каким-нибудь искусным рассказчиком, постепенно начинают считать сказкой или легендой. Причем очень старой.
– Там есть еще небольшое дополнение, – неохотно сообщил Ральф. – Пергамент с записью этой легенды – или, если угодно, истории – нашли внутри выловленной где-то у Тендры бутылки из-под крепкого тирасского пойла. А секрет его изготовления был утерян лет триста назад, если не знаете. Вот и решайте сами – легенда это или история.
– Вот даже как! – хмыкнул Александр. – Тогда действительно скорее это выдуманная история. Под воздействием того самого утерянного пойла. Впрочем, не важно, история, легенда…
– История, – уныло сказал Ральф. – Корабль-то мы видели! И дельфинов видели! Причем я его вижу не впервые.
– Не впервые? – вскинулся Александр. – Вы видели корабль-призрак прежде?
– Видел. Прежде – три раза, этот четвертый.
– Когда, где?
– В первый раз – еще мальчишкой, с рыбацкой шаланды. Заштилело как-то, мы милях в пятнадцати от берега ночевали. Рыбаки спали, а я под утро проснулся. Через борт глянул – он… Оцепенел я тогда от страха, под рогожу забился, еле меня потом в себя привели. Второй раз уже штархом, в водах, перед самым Боспором. А третий – года два назад, когда нас в Меотиду занесло с Чапой… На «Гаджибее», между прочим.
– И… что произошло после этих встреч?
Зимородок совсем посмурнел.
– Шаланда с рыбаками той же осенью из вод не вернулась. Что со вторым кораблем стало – не знаю, нездешний он был, из Фамагусты вроде. Я до Истанбула его довел – и на берег. Как знать, дошел ли он до своей Фамагусты? Ну а что случилось с «Гаджибеем» и Чапой, вы знаете.
Александр в упор поглядел на штарха. Лицо принца было необычно бледным, глаза недобро поблескивали.
– Вы связываете эти два факта? Я имею в виду ту встречу «Гаджибея» с кораблем-призраком и недавние события у турецких берегов?
Зимородок ответил не сразу. Помолчал, взвешивая каждое слово и каждую мысль.
– Не знаю, – сказал он глухо. – Не знаю, есть ли между этими событиями связь. Но встреча с кораблем- призраком у нас считается дурным знаком.
Теперь умолк Александр, уставившись в скатерть и бездумно вращая пустой бокал длинными тонкими пальцами.
– Хорошенькое дело… Дурной знак. Однако вы встречались с ним уже четырежды – и пока живы!
Ральф криво усмехнулся:
– Вот именно – пока.
В следующую секунду Зимородок порывисто вскочил, метнулся к дальней переборке, легонько хлопнул по ней обеими ладонями и вернулся к столу.
– Вы не подумайте, Алекс, будто я боюсь. То есть что я говорю… Мне и впрямь стало жутковато, но не в этом дело. Не подумайте, будто я отступлю из-за корабля-призрака. Я поклялся служить вам. И я верен клятве. Но мы все должны теперь быть предельно осторожными, ведь вы тоже видели корабль-призрак. А значит, проклятие – если на нем лежит проклятие – коснулось и вас.
– Проклятие… – пробормотал Александр. – Чертовщина какая-то.
Он тоже встал, негромко звякнув серебряным прибором.
– Знаете, Ральф, я почему-то больше связываю призрак и его команду с нашим делом. В конце концов, скелетов мы увидели еще в Амасре!
Причем в том самом доме, где хранился крипт! Это слишком нарочито, чтобы быть совпадением.
– Ну, со скелетами, положим, мы столкнулись еще до визита в дом…
Ральф вдруг осекся, оборвав незаконченную фразу.
– Постойте-ка, Алекс! Давайте вспомним. Скелеты сражались с охранниками Альмеи Сократес. Но как только появились мы – они предпочли немедленно ретироваться. Резонный вопрос: почему?
– Почему сражались с охранниками Альмеи Сократес или почему ретировались при виде нас?
– И то и другое.
Александр немного подумал и беспомощно развел руками:
– Не знаю, Ральф! Полагаете, это важно?
Зимородок мучительно вспоминал мельчайшие подробности стычки на пляже, однако некоторые вещи вспомнить никак не мог. Например, что было с Альмеей в момент их появления? Потом вроде бы один из скелетов пытался уволочь ее в лабиринт кривых прибрежных улочек. А еще чуть позже скелеты сами удрали туда. Но что делала Альмея, когда появились принц, Фример, Ральф и солдаты, именно в первые секунды?
Почему-то это и впрямь показалось Ральфу очень важным.
– Мне кажется, – сообщил он Александру, – что мы упускаем какую-то простую, весьма очевидную и
