сумочки на поясе сигареты и закурила. Брыля еще ничего не понял, он удивленно посмотрел на инспектора и вытащил изо рта Таисии сигарету.
– Давай без экстремизма, ладно? Пожара мне еще тут не хватало. Чувствую в позах ваших торжественность. Что вы знаете такое, чего не знаю я?
– Ничего, – быстро сказала Таисия.
– Все документы перед вами, – инспектор неловко провел рукой и уронил со стола несколько бумажек.
– Ну-ну, – насмешливо хмыкнул Брыля. – Ладно, что дальше? Вагон разрезан. Ходовые части, как тут написано, отправлены в депо. Если мне не изменяет память, тот год был очень напряженным для моего отца, потому как летом нагрянули сразу несколько комиссий. Связано это, или нет? Кто приказал резать вагон? Это могли приказать только сверху! Вопросы без ответов.
– Дежурный по станции, – задумчиво сказала Таисия.
– Что – дежурный? – повернулся к ней всем телом Брыля, не щадя стул.
– Дежурный, дорожные рабочие, кто-то же должен был обнаружить этот вагон! Вы, мальчики, займитесь делом, а я поеду пообщаюсь с общественностью.
– Стоять! – скомандовал Брыля. – Одна ты не поедешь. В чем тут у тебя интерес?
– Да вот, начальника вожу, – пожала плечами Тэсса.
– Я твой начальник.
– Обойдешься.
Брыля встал, и инспектору сзади было видно, как он приподнял край рубашки сзади и нашаривает что-то за поясом. Инспектор ударил Брылю возле уха, наискосок, ребром ладони, и не дал рухнуть тяжелому телу – поддержал под мышками, уложил на пол осторожно. Только после этого посмотрел на женщину. Тэсса подошла к столу, выдвинула ящик, порылась там и нашла рулон скотча. Скотчем она залепила рот Брыле, а руки сцепила за спиной его же наручниками, вытащенными из кармана брюк вместе с ключами от архива. Не говоря ни слова, они оттащили тяжелое тело в дальнее помещение и посадили, прислонив спиной к стеллажам с папками. Стоя рядом с женщиной, вдыхая ее запах и ловя отблеск маленького окошка в темном зрачке, инспектор понял, что обречен.
Молча выходили они из сумрачных комнат. Таисия захлопывала двери, звук этот отдавался по следующим комнатам, а на улице инспектор чуть не столкнулся с высокой дородной женщиной.
– Таиска, – сказала та, прищурившись и оглядывая оцепеневшую Тэссу, – ты охламона моего не видела? – спокойные серые глаза оценили костюм и ботинки инспектора, пока полная красивая рука теребила русую с сединой косу, перекинутую через плечо.
– Видела, – кивнула Тэсса. – Он домой пошел обедать. Вот. Передай ему ключи. Познакомься, это.. – Таисия нахмурила лоб, – это человек приехал из органов, он ночевал у вас сегодня.
– А я и не знала, я в такие ночи на сеновале сплю в сарае, – певуче объявила женщина и протянула ему руку: – Наталья.
– Спасибо большое, – пробормотал инспектор, удивившись гладкой прохладе ладони.
Тэсса справилась с замешательством, пошла к машине, но потом остановилась и внимательно посмотрела на Наталью.
– Наталья. Этот человек ищет кое-кого. Ты могла бы помочь.
– О чем речь! Поехали ко мне, там борщ стынет, хороший борщ, с потрошками. И пирог слоеный с мясом!
– Нет, спасибо, не надо потрошков, спасибо, – инспектор попытался благодарно улыбнуться.
– Он любит суп с клецками, – задумчиво посмотрела на него Тэсса. – Ты в двух словах скажи.
К их удивлению слегка покрасневшая Наталья с удовольствием рассказала про сбежавших из интерната мальчиков. Толстого Макса она, конечно же, помнит, он не расставался со своей дохлой черепахой, поэтому находиться с ним рядом было совсем невозможно. Федя был деловой, себе на уме, а Хамид – красавчик, глаз не отвести. И чего они с этим Максом возились, не понятно. Да, она помнит, как нашли Макса, его привезли, когда Федя и Хамид уже были в интернате. И еще. Когда они бежали, Федя пообещал вернуться к ней богатым. Богатым он стал, видела его по телевизору, а не приехал. Забыл, наверное, или обиделся, что не прыгнула сломя голову в нему машину. Да, а Макс говорил, что никуда не поедет, пока не отнесет свою черепаху в домик. Он ей домик где-то недалеко от станции построил.
– Как все-таки жизнь повернулась, – задумалась Наталья. – Если бы я только захотела… Федя тогда ждал, чего скажу, а я промолчала и в машину его красивую не села. А Хамид тоже с ним был, но я взяла подарок у Феди. Они же приезжали потом, лет через десять. Да-да! – она кивнула, видя удивление Тэссы и возбуждение инспектора.
– А Макс?! Он был с ними?
– Не помню… Сейчас бы жила с прислугой, ездила по Италиям, педикюр делала. А зато сын у меня – богатырь! Ой, что я тут стою, мой-то, наверное, уже все кастрюли переворошил!
– Сколько у нас времени? – спросил инспектор, глядя вслед Наталье.
– Часа три. Даже если Брыля шум в архиве устроит, народ еще подумает, его не сразу станут вызволять. И когда он выйдет, он не поднимет тревогу. Я хотела сказать… Он…
– Он не оставит нас в живых? – понял инспектор.
– Если найдем золото, не оставит.
– Это нереально. Самое большее, на что я надеюсь, найти хотя бы какие-нибудь следы.
Жена обходчика. Голос тихий, вид пришибленный, хотя волос седых мало, и фигура стройная, но руки уработанные, старческие. Гостей посадила во дворе за стол под вишней. Инспектор достал свои документы, женщина внимательно просмотрела их, шевеля губами. Тэсса положила на стол магнитофон и включила его.
«Все записывают, – голос у женщины низкий, говорит она медленно и все время качает головой, словно удивляясь. – А мне что. Записывайте. Мне скрывать нечего. Муж мой ушел из дома десять лет назад. Ушел в зеркала. Так и сказал, ухожу, мол в зеркала, не ищи меня и не жди. Я не ищу, но ждать жду. Зеркала? Я узнавала где это. Это в Тибете. Горы такие, а в них каменные зеркала. Подождала я месяц и подала заявление в милицию. Он сам так велел. Чтобы после трех лет его отсутствия мне пенсию могли платить, как бы он уже считался пропавшим, а не в розыске. Все удивляются, кому рассказываю. Думали поначалу, что я умом тронулась. Но потом я книжку нашла в библиотеке. И показала соседям, где эти зеркала такие есть. Далеко это, конечно, и страна чужая. Но старик мой отрастил длинные волосы, выточил себе палку и заказал ботинки у сапожника на соседней улице. Есть такой, руками шьет. Муж сказал, что в гости к Богу нужно приходить только в том, что сотворено руками человека. Я думала – блажит, а ему возьми и приди ответ из этой страны. Бумажки там разные были цветные, а на одной светящийся значок.
И это я уже много раз объясняла. Очень он расстроился, когда обнаружил в календаре три среды. Я ему говорю – брак! А он совсем не в себе стал. Когда? Апрель шестьдесят четвертого. Среда Я эти листки насмерть запомнила. Тогда он и памятью повредился. Все твердил: «это уже было!». Вагон? Ничего про вагон не знаю, может и отцепили тогда какой по ошибке. Это бывает. Мальчика нашли в посадке. На голову слабого, но здорового, как бычок. Весь поселок бегал смотреть, как его милиция из посадки вела. Потому что те бабы, у кого дети были, переполошились, надо же было глянуть, кого там опять погонники схватили? Летом детворе особо заняться нечем, конечно, их тянуло на запретное, ну и лютовал наш милиционер и старший Брыля. То одного поймает, то другого, а называлось это борьбой с нарушениями малолетних. Нет, я не ходила, у меня нет детей, но бабы рассказывали. Ну вот так посадка, вот так рельсы, если со станции смотреть, как раз напротив абрикосы. Абрикоса у нас растет возле станции. Старая уже.
Про зеркала? Я ничего в этом не понимаю, но муж объяснял, что если он попадет точно в это место, где горы изогнутые или выпуклые, как специально обточенные, то сможет вернуться в ту среду. Ему было очень надо туда вернуться. Он придумал, как нужно было сделать правильно. Не знаю, что именно сделать, я не прислушивалась, он ведь только по пьянке и разговаривал на эту тему, а трезвый – молчун был. Я что думаю, – женщина склоняется к столу, подзывая к себе пальцем слушателей, – я к старости все думаю, что он нашел эти зеркала, вернулся в ту среду и живет где-то рядом, но уже не мой совсем. Как? Вот ты, Таисия, можешь меня понять. Смотрю я теперь всем мужикам только в глаза. Вот так надо смотреть, не отрывая зрачков. Если встречу своего, зрачки притянутся. Откуда знаю? Ни откуда. Хватит мне уже разговаривать,
