этим искусством виртуозно. Иначе бы не выступала на сцене.
Старшая сестра глядела на Наоэ, не понимая, куда он клонит.
– Она испорчена – но именно поэтому ей отлично удается играть наивность. А вообще, ничего страшного не случилось. Ну, кого она потревожила?
– Вы что говорите, сэнсэй? Только четыре дня назад вы сами оперировали ее. Неужели вас как врача не волнует ее поведение?
– Не волнует. Потому что одно к другому не имеет никакого отношения. – Наоэ расхохотался. – И потом, люди стараются не делать себе больно. Если это поднимает ей настроение – пусть.
Старшая сестра с ужасом посмотрела на него.
– Ну ладно, – примирительно заключил Наоэ, – не принимайте это близко к сердцу. – И повернулся к Норико, тревожно прислушивавшейся к разговору: – Начнем обход.
Осмотр Наоэ начинал обычно с третьего этажа – с двух самых больших и дешевых палат. В них лежало по шесть человек.
Стенные шкафы завалены одеждой, посудой, рядом с кроватями – коврики, матрасы, на которых ночью отдыхают родственники больных и сиделки. Стены, когда-то кремовые, давно не крашены и местами совсем облупились. В прошлом году в клинике был ремонт, но до этого этажа дело так и не дошло. У мужчин стены пестреют афишами, фотографиями актрис, в углу стоит гитара. В сравнении с этими палатами «люкс» Дзюнко Ханадзё кажется просто королевскими апартаментами. Зато в дешевых палатах нет места тоске; все относятся друг к другу как родные, есть с кем отвести душу.
У окна лежал Кокити Уэно. После переливаний крови он пошел на поправку и мог уже сидеть на кровати, сам принимать пищу. Ходить, правда, пока не мог: ноги не слушались.
Наоэ вошел в палату как раз в тот момент, когда Уэно делали переливание. Капля за каплей вливалась кровь во вздувшуюся вену. Прежде бледная, высохшая как пергамент кожа стала живой и эластичной, даже щеки порозовели.
Жена старика, Тиё, – щуплая, но еще довольно проворная – с самого первого дня не отходила от мужа.
Когда Наоэ закончил осмотр и направился к выходу, старушка засеменила за ним.
– Доктор, можно вас побеспокоить?
Наоэ удивленно остановился. Тиё, которая, как утверждали сестры, всегда только кивала головой, вдруг заговорила.
– Что, бабушка?
– Я… я хотела спросить… – нерешительно проговорила она, глядя в пол.
– Закончу обход – тогда поговорим, ладно? Минут через двадцать подойдите к комнате медсестер.
Старушка благодарно кивнула.
Наоэ быстро обошел палаты на третьем, четвертом и пятом этажах. Остался шестой, где лежала одна Ханадзё. Она сидела на кровати в розовом пеньюаре и расчесывала волосы.
– Будете осматривать? – Дзюнко положила щетку на тумбочку и, не дожидаясь, пока ей скажут, легла на кровать. Она уже хорошо усвоила, что от нее требуется.
Все было кончено быстро, Дзюнко и охнуть не успела.
Норико подала полотенце. Наоэ, тщательно протирая каждый палец, спросил:
– Болезненные ощущения есть?
– Да-а, немного…
– Это результат вчерашнего.
– Вы о чем? – Дзюнко округлила и без того большие глаза. Вид у нее был самый простодушный.
– Вы не понимаете?
– Нет. – Дзюнко удивленно покачала головой. – А в чем дело?
– Ну, как мне вас наказать?
– Не пугайте, доктор. – Дзюнко шутливо хлопнула Наоэ по руке. – Вы-ыдумщик!
– Обманываю не я, а вы.
– Я?!
– Имейте в виду, если нитки порвутся и сосуды откроются, операцию придется повторить.
– Зачем?
– Придется все чистить.
– Ни за что!
– Тогда не позволяйте себе вольностей.
– Фи, доктор! Проти-ивный, – томным голоском пропела Дзюнко.
Наоэ бросил Норико полотенце и вышел в коридор. Тиё уже ждала их, притулившись на диванчике в комнате медсестер.
– Что случилось? – Наоэ вытащил из кармана стетоскоп, отдал его Норико и тоже сел на диван, рядом со
