знаешь нашу советскую медицину, и как они лечат. Первую операцию делал заведующий Александр Генрихович с этой, как ее, Ларисой Антоновной. После операции у мамы швы разошлись. Ну, конечно, они говорят, не по их вине. Ну, короче, чушь пороть начали. А потом у нее началось нагноение, и ее опять на операцию. При ее-то астме и больном сердце! Делал операцию какой-то азербайджанец. Сделать-то сделал, но занес инфекцию, и у нее началось воспаление. И все бы это плохо кончилось, если бы не Владислав Петрович, который, вернувшись из отпуска, при обходе реанимации заметил, что состояние мамы стало ухудшаться. И он заставил медсестер срочно сделать промывание.
Влад глубоко вздохнул и закрыл руками лицо. Посидев в задумчивости минуту, он продолжил:
— Всю ночь Владислав Петрович не отходил от мамы. И только под утро давление стало нормальным и сердце спокойным. Три дня ей промывали живот, ставили капельницу и уколы. А вчера ее перевели в гнойное отделение. Поначалу я очень расстроился, но мне сказали, что Тимур Михайлович — заведующий, вообще-то он там и хирург, и сам перевязки делает, так вот мне про него сказали, что он мужик грубый, но дело свое знает и маму поставит на ноги. Так оно и оказалось. Сегодня она попросила принести ей бульон и минеральную воду, а днем с помощью Тимура Михайловича первый раз встала с постели. Я сегодня разыскал Владислава Петровича, начал благодарить его: «Спасибо, доктор!» Ты знаешь, он на меня зарычал: «Оскорбляете, юноша, я не доктор, я просто лекарь, а ваша мама молодцом. Я сегодня ее видел, могу сказать уверенно — дело идет на поправку».
Влад откинул голову назад, и Андрей заметил, как по его щекам текли слезы, слезы боли и тревоги за мать. Сходило напряжение последних дней.
Ночью к Денискиной кровати подошел Акула, за ним на цыпочках подбежали Гатин и Бес. Акула снял с кровати полотенце и сдавил им шею Дениса, а Гатя схватил его за ноги. Бес стянул с себя трусы.
— Ну что? Выбрал петушка? Получай, — хрипло сказал он и попытался провести членом по Денискиным губам.
— Уйди, падло, — вырываясь, закричал Денис.
В спальню, услышав крик, вбежал Влад. Увидев, что Бес торопливо одергивает трусы, он сразу все понял. Акула и Гатин нулей бросились к своим кроватям. Влад схватил Беса за руку и ударил под челюсть так, что у него лязгнули зубы.
— Ах ты, сука, педераст вонючий! — вскричал Влад.
Бес рухнул на пол. Влад, резко нагнувшись, схватил его за шею и вытолкнул в коридор, влепив ему по заднице.
— Ну, мент, собака, — с исказившимся от злобы лицом закричал Бесков, — я на тебя заяву напишу! Ты мне ответишь!
— Я тебе, гад, напишу! — Влад размахнулся и еще раз ударил Беса по лицу.
Увидев выбежавших из спальни пацанов, он приказал всем построиться.
На шум прибежал Андрей, дежуривший на первом этаже.
— Что случилось? — встревоженно спросил он, увидев окровавленное лицо Беса.
— Пацана хотели запетушить. Бесков, ты успокоишься когда-нибудь или нет? Тебя, погань, за эти дела сюда за решетку посадили, ты и здесь решил продолжить?!
Бесков молчал, с ненавистью глядя на Влада.
— Андрей, отведи эту тварь в туалет.
Андрей Ильич схватил Бескова за шею и толкнул его к туалету.
Влад долго и пристально вглядывался в лица подростков, пытаясь понять, о чем они сейчас думают. Потом сказал, тяжело вздохнув:
— Кто вы? Вы что, люди? Вы же нелюди! Живете по волчьим законам, стараясь унизить кого-нибудь или запетушить, как этот вот Бесков. Вас сюда посадили, чтобы вы на волю посмотрели из-за решетки, чтобы задумались о том, какая она дорогая, эта свобода. Что вас ждет в будущем? Зона? Высокий забор, «спецуха»? Вас там тоже унижать будут. Хороших «спецух» — раз, два и обчелся. Ну, пройдете вы через зоны и что потом? Вы будете одиноки! Ни семьи, ни друзей. Придете домой, а соседка вам скажет, что нет вашей матери, которая по свиданкам ходила, полгода как схоронили... Вы не только мать свою потеряете, но и веру. Вам никто верить не будет, никто! Как бы вы ни старались. Как вы этого не поймете?
Подростки стояли, потупив глаза.
— А если пацан держится, — продолжал Влад, — так его обязательно сломать надо, да? Самое трудное — это быть самим собой везде и всюду...
— Конечно, будешь тут собой, — подал голос Тасич, — кругом все против тебя: и менты, и школа...
— Всем сесть на банкетки, — уже спокойнее произнес Влад Алексеевич.
Пацаны потихоньку расселись на банкетках, выстроенных вдоль коридора.
— Я не знаю, поймете ли вы? Бесков, этот точно не поймет. Вот я тоже был пацаном и тоже воровал, а встретил воспитателей хороших и понял, что к чему, да и мама мне помогала. Я как-то карандаши с прилавка стащил, уж очень мне рисовать хотелось. Так вот, мама привела меня в магазин и сказала: «Положи, где взял». Мне стало ужасно стыдно и я все понял. Потом, когда в армии позвоночник сломал, мне сказали: «Все, ты инвалид!» Так я все-таки встал на ноги. Спасибо маме, которая помогла мне все преодолеть. Потом начал с пацанами работать. Учил каждого быть самим собой. Меня тоже гнобили, из школы где я работал, выгнали, моему отряду «Сердце Орленка» жить не давали. Я что, сдался? Я к вам пришел. Так вот, Юрка, я был самим собой и всегда таким останусь. Я же себя не потерял! Если вы еще способны хоть немного думать, подумайте. А теперь всем спать.
Пацаны вяло побрели в спальню. Вдруг Пыхнев зажал руками живот и медленно опустился на банкетку. Влад быстро подбежал к нему.
— Пых, что случилось?
— Я иголку проглотил.
— Что? Ты серьезно? — оторопев, спросил Влад.
— Да, я в игровой носки штопал. Потом нас в спальню позвали, я иголку в зубах держал, а тут меня старший дежурный в живот ударил. Ну, я иголку и проглотил. А когда я ему об этом сказал, он на меня наорал, наверное, не поверил.
Влад сжал зубы и заиграл желваками.
— Вот что. Сема, — обнял он подростка за плечи, — сейчас я повезу тебя в больницу.
— Нет, — замотал головой Семка, — я не поеду.
— Ну в чем дело, Семен? Почему ты не поедешь? Тебе же потом придется операцию делать, если твоя иголка куда-нибудь воткнется.
— Ну и пусть. Зато я в «спецуху» не поеду, — сказал, сморщившись от боли, Пыхнев.
— Ах, вот в чем дело! И из-за этого ты проглотил иголку, да? — спросил Влад, качая головой. — Ой, дурак! Как говорится, туши свет.
Он задумался, потом, наклонившись к его уху, прошептал:
— Вот что. Сема, в больницу съездить все равно надо, пока не поздно, а на счет спецшколы — это мы поглядим.
— А вы поможете? — спросил он, испытующе глядя Владу в глаза. — Пацаны говорят, что вы помогали другим, даже тем, кто бежал из спецучилища, что вы можете в прокуратуре за пацанов поговорить.
— Семка, я тебе ничего не обещаю, но постараюсь помочь, а сейчас мы поедем в больницу, хорошо?
Подросток кивнул.
Они спустились вниз, и Влад набрал номер «скорой». Через некоторое время к пацанам зашел Андрей Ильич.
— А че, Пыха резать будут? — повскакивали они со своих мест.
— Ну-ка успокоились! Кишку ему в рот засунут и щипцами вытащат. Вы же, дураки, всякую дрянь в рот тащите. Всем спать!
Денис подошел к окну и проводил взглядом отъезжавшую от приемника машину скорой помощи, в которую сели Влад Алексеевич с Пыхом. Он не мог уснуть, ждал их возвращения. Часа через три Влад ввел в коридор Пыхнева. Андрей спросил:
