ворюги!
Дениска несколько раз бросил взгляд на Акулу, который что-то шептал сидевшему напротив него парню, показывая на него пальцем.
— Бесков, встань! — скомандовал обедавший за отдельным столом Андрей Максимыч.
— А что я? Я молчал.
— Рот закрой и постой пять минут.
— Ах ты, пентюх... — грубо матерясь, повар подошла к Бесу и щелкнула его ложкой по лбу.
После обеда воспитанники вошли в игровую и расселись на лавках, прибитых к полу. Андрей Максимович подозвал к себе Дениса и протянул ему правила, вправленные в оргстекло.
— А я их знаю, — сказал Денис. — Учил на второй группе.
— Еще учи, умник, — оборвал его воспитатель.
— Андрюха, выйди на минутку, — позвал Андрея Максимовича его приятель, заглянув в игровую.
Воспитатель вышел в коридор, оставив дверь открытой. Поговорив о своих делах, приятель поинтересовался:
— А за что они сидят?
— Да кто за что, — сказал Андрей Максимович. — Каждый за свое. Вон тот обожженный, Рубанов, за кражи.
— А почему обожженный?
— Кислота на него попала. Воронкова, — он указал пальцем на голубоглазую рослую девчушку лет шестнадцати — это «звезда вокзала». А та, маленькая и вертлявая, — специалистка по карманам. Парень, что стоит у окна — колпачник. Тасич, — обратился он к подростку, — ты сколько за день имел?
— Пятьсот рублей, — бросил тот небрежно через плечо.
— А куда деньги девал?
— В ресторанах спускал, для сестренки игрушки покупал.
— Ну ты, бзди больше, для сестренки!
— Дубков, — продолжал Андрей Максимович, — это местный Тарзан. Жил в лесу, охотился на колхозных баранов. А вот тот, Гатин, — уже убийца, хотя ему всего 12 лет. Он своему соседу топориком голову оттяпал. Муравьев — это псих, его лучше не трогать, а то затянет свою арию. Минут пятнадцать будет сидеть в углу и кричать, он у нас этот, — и воспитатель постучал по виску указательным пальцем, — Метхат Гиреев — угонщик. Вон там в углу сидит Бесков — насильник малышек, но а остальные просто мелкие воришки... Короче говоря, придурки! А этот, — он взял Дениску, подошедшего с правилами к воспитателю, за шею и немного сдавил ее, — этот активиста чуть не грохнул в интернате.
В дверях появился старший, дежурный Крутчин.
— Мы там шмон навели, — сказал он, устало опускаясь на стул. — Пусть идут заправляют постели.
Андрей Максимович приказал заправлять постели и направился в спальню.
— Я сам посмотрю, как вы заправите, — добавил он на ходу.
Пацаны, войдя в спальню, недовольно загудели. Простыни были содраны с кроватей, со второго яруса свисали матрасы.
— Муравей, откуда у тебя чиркач? — спросил воспитатель у одного из подростков, схватив его за ухо и показывая на кусочек спичечного коробка.
— Это не мой! Вы мне его подкинули! — закричал пацаненок.
— Ах ты, псина! — Андрей Максимович размахнулся и ударил его по шее.
Подросток упал и, поднимаясь, истошно закричал:
— А-а-а!
— Андрей, не тронь его, у него половина мозгов в гости ушла, он сейчас психовать начнет, — предупредил Крутчин, — или папашей-охотником стращать.
— Менты, собаки вонючие, — захлебываясь слезами, кричал Муравей, — я отцу скажу, он вас всех перестреляет.
— Да вас, щенков, всех душить надо! — и Крутчин ударил Пыхнева.
Тот упал на пол и, поднимаясь, вдруг схватился за живот и застонал.
— Что ты стонешь, придурок? — спросил Крутчин.
— Я иголку... — прошептал Пых.
— Что? — словно не расслышав, протянул Крутчин.
— Я иголку проглотил!
— Что ты мне звездишь! Всем заправлять постели, — прикрикнул он на пацанов.
— Эй, новичок, вали сюда, прописывать будем! — крикнул вошедшему в туалет Денису стоявший у раковины Бесков.
— Я и без прописки впишусь, — отозвался Денис.
— Посмотрим, че ты выберешь, пять или шесть? — злорадно спросил Бес.
Денис задумался, он не знал этого прикола, но знал, что шестерка — это значит быть «шохой».
— Ну, пять, — неуверенно сказал он.
— Нормально, — улыбнулся Бес, — а прописку мы все-таки сделаем. Муравей, на дверь! — приказал он.
Подросток подбежал к двери и плотно прикрыл ее. К Денису подошли Бес, Гатин и Акула. Двое схватили его за руки и наклонили вперед. Бес скрутил мокрое полотенце и, стянув с Дениса трусы, начал стегать им по его заднице. Денис пытался вырваться, но тщетно.
В этот момент от двери отлетел Муравей, и в туалет вошел Тасич. Увидев Беса, прописывающего Дениса, он вырвал у него из рук полотенце.
Тасич, ясноглазый парень с уже пробивающимися усами и песочного цвета волосами, считался в группе сильным, его за это уважали и побаивались. Но больше всего его уважали за справедливость.
— Кончай это! — сказал он Бесу хмуро. — У нас не анархия.
— Юрок, что ты все не в жилу, всех же прописывают, — начал оправдываться Бесков — и всех на приколах ловили.
— Ну ладно, выбирай, ответишь правильно — прописывай, нет — отвалишь. Что, член в щеку или соплю на щеку? Ну?
Бес заморгал глазами, не зная, что ответить.
— Вот так-то, Бес, — улыбнулся Юрка, — а теперь вали, мне ноги надо помыть.
Оставшись с Денисом в туалете, он спросил:
— Тебя на приколе ловили?
— Да, — выдохнул Денис.
— Какой?
— Про пятерку и шестерку.
— Так, ясно. Ну ты, конечно, выбрал пятерку. Эх ты! — разочарованно проговорил Тасич. — Ты вот что, ночью сегодня не спи. Бес хочет тебя запетушить.
Когда Денис вернулся в спальню, он пристально посмотрел на Беса. Тот, встретившись с ним взглядом, злорадно ухмыльнулся. Денис расправил постель и лег спать с одной лишь мыслью: только бы не уснуть. Ночной дежурный Андрей Ильич включил ночник и скомандовал:
— Всем спать!
Он плюхнулся в кресло, стоявшее в коридоре, и, взяв со стола книгу, уткнулся в нее. Перевернув одну страницу, он услышал стук в дверь. Достав ключи, он открыл ее. На пороге стоял Влад.
— Извини, задержался, — запыхавшись, произнес он, — все нормально?
— Да, — кивнул головой Андрей. — Ну, что у тебя с матерью-то?
Влад скинул с плеча сумку и тяжело опустился на банкетку.
— Она пошла на поправку, кризис миновал.
— А что, действительно у нее был рак? — сочувственно спросил Андрей.
— Да, был, но к счастью, метастазов не обнаружили. Хотя, знаешь, она была на краю смерти. Ты же
