— Не я это! Вы че, пацаны? — отнекивался Мохан.
— Кудряш мне тут письмо дал, — сказал Денис, доставая из кармана конверт, — чтобы я завтра, когда поеду в город, его опустил.
Славка надорвал конверт и, вынув тетрадный листок, начал читать: «Папа! Это письмо я пишу тебе потому, что мамка с отчимом запихнули меня в «спецуху». Я не могу больше здесь, меня избивают, заставляют стирать носки, за других убирать. Меня унижают Мохан и Кабан. Они вчера ночью заставляли меня взять в рот.. Они сильно меня били. Папа забери меня отсюда! Приезжай, я уже несколько раз убегал, но мамка сдала меня ментам. Папа, пожалуйста, приезжай! Я хочу к тебе, Илюшка».
Славка сжал в кулаке письмо и двинулся на Мохана, глаза его налились кровью.
— Ты че, Славон? — закричал, закрываясь руками Мохан.
— Чмо ты! — Славка стащил его с кровати.
— Кончай его! — крикнул кто-то.
Вдруг в спальню втолкнули Кабана. К нему подбежал Титок и ударил его в живот.
— Пацаны, не надо, это не я! — отбивался Кабан.
— Ты, педрило! — выкрикнул Витаха и, подбежав к нему, сорвал с него трусы.
Его повалили на пол и принялись бить ногами по голому телу. Мохана вытащили из-под кровати и стали пинать ногами. Пацаны с отвращением стали плевать на него. Витаха стал мочиться на его окровавленное лицо.
Неожиданно Мохан закричал и вскочил на ноги, затравленно глядя на окружавших его пацанов.
— Педерасты вонючие, — зашипел кто-то из пацанов.
— Я педераст да, да, да!!! — заорал Мохан. — А кто, кто меня сделал пидором? Здесь, в спецшколе. Вы же знали, что этот дежурный увез меня на дачу, напоил и отпихал. Знали, а кто за женя заступился?! Никто!
— И ты, паскуда, решил других пихать? — и Славка, размахнувшись, ударил его под челюсть.
Мохан отлетел к стене. Титок занес ногу для удара, но вдруг услышал крик Дениса, от которого все замерли:
— Пацаны! Что вы делаете?!
Его глаза наполнились слезами.
— Пацаны, — уже тише произнес он, — не надо, вы же не убийцы!
В спальню, услышав шум, вбежали воспитатель Дедун и дежурные.
Избитых и окровавленных Мохана и Кабана дежурные-режимники увели в медизолятор. Дедун опустился на стул и, держа себя за виски, застонал. Подняв голову и тяжело вздохнув, он произнес:
— Ну все пацаны, наворотили вы дел. За этот самосуд вас по головке не погладят. Понаедут прокуроры, и начнется катавасия с допросами и проверками. А ведь только что закончили дело с замерзшим трупом Адишева, и опять все сначала...
— А че начнется, че начнется-то? Да у директора с прокуратурой все повязано. Прокурорша числится у нас работницей и денежки получает, а мы ее и в глаза не видели, — злобно выкрикнул Славка.
— Ты что, Славка? Что ты чушь-то порешь? — перебил его Дедун.
— Я чушь порю? Да я, когда убирал в бухгалтерии, слышал, как бухгалтерша все стонала, что прокурорша вовремя за деньгами не приезжает, — выпалил он.
Сконфуженный воспитатель, нахмурившись, посмотрел на Славку, но тот спокойно выдержал его взгляд.
— Ты вот что, Славка, забудь об этом, для своего же спокойствия забудь, — произнес он устало, оглядев ребят добавил: — И вы ничего не слышали, понятно?
После гибели Илюшки Кудряшова в спецшколу действительно приехали работники прокуратуры. Они почти месяц разбирались по факту убийства воспитанника. Подростков из Денискиного отряда часто вызывали на беседы с прокурором, где уточняли детали и факты. Воспитатель Дедун ходил хмурым и замкнутым: он ждал решения своей участи. Однажды Денис увидел его подавленного, с сигаретой в руке, хотя знал, что воспитатель не курит. Он присел рядом с ним, и Дедун рассказал ему, что в спецшколу приезжал прошитый горем отец Кудряша, чтобы забрать документы Ильи. Воспитателю было невыносимо трудно общаться с ним: он чувствовал, что после смерти сына в этом человеке что-то надломилось. Воспитатель попытался рассказать про Илью, но отец остановил его, сказав, что сына ему уже никто не вернет и что он себе никогда не простит того, что не сумел отстоять его у матери. Это грех, который его будет мучить всю жизнь.
Денису было жаль воспитателя, который по-доброму относился к пацанам.
Моханова и Батурова, которого пацаны звали Кабаном, отправили в спецучилище куда-то под Новосибирск. Дедун получил выговор, и ему назначили испытательный срок.
Прошло полгода, и в спецшколе стали постепенно забывать о происшедшей здесь трагедии. Лишь изредка пацаны в отряде Дениса вспоминали Кудряша. Славка сказал, что он не простит себя, что не смог поддержать Илью, совесть мучила и Дениса. Но время постепенно залечивало раны в душах пацанов, и воспоминания о Кудряше ушли в потаенные уголки их памяти.
Однажды к Денису, убиравшему коридор, подошел дежурный-режимник.
— Росин, иди, к тебе приехали.
— Ко мне? — удивился Денис. — А кто?
— Увидишь, — загадочно улыбнулся дежурный.
В приемной Денис увидел Влада, переодетого в «гражданку».
— Здравствуй, Дин, — улыбнувшись, сказал он.
— Влад... — Денис рванулся к нему и зарыдал, уткнувшись в грудь.
— Дин, Дин, ты что? Ну, ну, — успокаивал его Влад.
— Это ничего, это пройдет, — сквозь слезы улыбнулся Денис.
— Ну, как ты тут?
— Да ничего теперь, только Славка уехал, я середняком стал.
— Что значит середняком?
— Ну, когда ты один. Пацаны хотели меня командиром выбрать, только я не согласился. За пацанов заступлюсь, а командовать не хочу. Мне Славка на прощание гитару подарил. Я уже играю. Потом рисую немного. Когда ты чем-то занят, время быстро летит. Даже не верится, что я здесь уже полтора года. А ты как, Влад?
— Понимаешь, из приемника я ушел. Пытался что-то доказать, но потом понял, что мне не вскрыть этот ментовский гнойник. Я сейчас в ОМОНе. Там горячая работа, но ребята подобрались хорошие, да и друзья у меня там. Потом еще институт, попробую, может, журналистом стану. Но ты знаешь, иногда приемник снится.
— А почему ушел-то? Может, из-за той статьи про меня?
— Да нет. Вообще-то ты прав. Из-за статьи, наверное, тоже. Я же как чужак в приемнике был. Ты вот — середняк, а я — чужак.
— А как же пацаны?
— Пацаны? Они и сейчас ко мне домой приходят. Мама говорит, что я дома приемник открыл.
— А как у тебя с мамой-то? Ты же говорил, что ей операцию делали.
— Все нормально, Дин. Она выписалась, теперь с внуками возится. Ником и Максимом. Да, вот что, я ездил к Артемке, но его в интернате не было. Мне сказали, что его тетка на Кубань увезла.
— Я знаю, письмо из интерната получил.
В приемную вошел директор и, хмуро посмотрев на Влада, строго спросил:
— Здравствуйте, а вы что тут делаете?
— Да вот, к Денису приехал.
— А вы что, брат его или отец? — в его голосе слышалось недовольство.
— Нет, но у него же никого нет, — тихо произнес Влад.
— Нет, так нет, прощайтесь, — сухо отрезал директор.
Влад поднялся в растерянности.
— Передачку хоть можно оставить?
