высказать свои мысли с предельной откровенностью.
– Я видел тебя с ним в кафе, – признался он и произнес с трудом: – Я думаю, что способен понять, если ты решишь, что он все еще дорог тебе.
И понял, что совершил ошибку. Ее рука, лежавшая на сгибе его локтя, вздрогнула и напряглась.
– Ты пришел, чтобы сказать мне это?
– Нет! Просто был момент, когда мне захотелось… чтобы он куда-нибудь исчез. Совсем. Знаешь, многие, кто вернулся из Ирака, начинают бояться таких своих желаний…
Она заглянула ему в лицо большими внимательными темно-карими глазами.
– Не бойся. Ты никому не можешь причинить зла, я это знаю. – Она легко вздохнула. – Забудь о Винсе, он больше ничего для меня не значит. Уже давно, но сейчас я это окончательно поняла.
– Я не имею права от тебя чего-то требовать, – сказал он.
– Ты опять? – воскликнула Мишель. Его нерешительность пробудила в ней желание подразнить его. – Разве ты не знаешь, что каждая женщина втайне мечтает, чтобы мужчина схватил ее в охапку и утащил в свою пещеру?
– Ах, вот как? Вон и пещера. – И он увлек ее в неширокий проход между домами, и там они остановились, глядя друг на друга.
Руди медленно наклонился к ней, к ее манящим розовым губам. Она со вздохом обняла его за шею и прижалась к нему всем телом, и он ощутил ее трепет и сам почувствовал, что дрожит. Их поцелуй был полон самозабвенной страсти, и когда они оторвались друг от друга, то оба тяжело дышали.
Больше всего Мишель хотелось сказать: «Поедем ко мне, если хочешь, прямо сейчас», но она помнила, что уже делала ему приглашение, и теперь ждала, что это предложит он. Она видела в его глазах, устремленных на нее, страстное желание, видела, как дрожат его губы. Но он молчал. И тут она вспомнила о том, что совсем вылетело у нее из головы.
Она взяла его за руку и потянула обратно на улицу, успев заметить краем глаза, что в проеме между домами мелькнул какой-то черный силуэт.
Руди, наверное, тоже что-то такое заметил, поэтому, когда они снова оказались на улице, внимательно огляделся по сторонам.
– Я должна что-то тебе сказать, и надеюсь, что ты не очень рассердишься, – робко проговорила Мишель. – Это касается… Беллы.
9
– Беллы? – Руди недоуменно повернулся к ней.
– Я разыскала ее адрес и… побывала у нее в гостях.
Он остановился.
– Господи, зачем?
– Понимаешь, я просто представила вчера, как ты должен был страдать из-за нее, и подумала, что напрасно ты не дал ей шанс оправдаться перед тобой. Ведь ты сам говорил, что она писала тебе, только ты не прочел письма. Я решила, что, может быть, она захочет написать еще, чтобы расставить все точки над i. И еще мне проcто захотелось посмотреть на нее, – пробормотала она упавшим голосом, боясь даже поднять на него глаза.
– И что она тебе сказала?
– Она ни в чем не виновата перед тобой. Ее мать все это выдумала тогда, чтобы вас разлучить! Насчет ее беременности и другого парня. То есть парень был, но Белле до него не было никакого дела.
Когда Мишель просила Беллу не рассказывать Руди о ее визите, она боялась, что он, узнав об этом, придет в негодование от такого вмешательства в его «частные дела». Но теперь, встретившись с ним, она вдруг испытала настоятельную потребность сказать всю правду.
Он изумленно смотрел на нее.
– Да! У Беллы по-прежнему нет ни мужа, ни ребенка. Она работает в Вестминстере, наверное, она получила то самое место, которое надеялась получить, и… хочет увидеться с тобой.
При этих словах у Мишель замерло сердце. Она не стала сразу говорить ему все до конца, о том, что у Беллы есть парень, – ей очень важно было увидеть, какое выражение примет лицо Руди при известии, что Белла не замужем. Она так и впилась глазами в его лицо.
– Просто невероятно… Ее мать? – проговорил он медленно. – Белла сама все это тебе рассказала?
– Ее мучило то, что ты не прочел ее письма. В них она все тебе объясняла. Ей, видимо, тоже что-то неприятное сказали о тебе.
– Ее мать всегда меня недолюбливала – так мне казалось. – Он усмехнулся и покачал головой. – И ведь ни один из нас не сделал попытки объясниться напрямую. Сейчас это кажется невероятным, но тогда я был совершенно уверен, что узнал чистую правду…
Он перевел глаза на Мишель, которая ответила ему прямым взглядом, изо всех сил пытаясь не выдать своего волнения и страха.
– Ты встретишься с ней?
– Конечно. Я должен это сделать. – При этих словах Мишель замерла и так сильно сжала застежку на своей сумке, что сломала ее. – Мне придется сказать ей, что все прошло… что все осталось в прошлом. И никто из нас в этом не виноват.
У Мишель с груди словно упал огромный тяжелый камень.
– Белла сказала, что встречается с одним парнем, и у них, кажется, все очень серьезно…
И тут она увидела, что Руди вздохнул с облегчением, и едва не бросилась от радости ему на шею.
– Получается, что мы оба были наивными дурачками – особенно я! – пробормотал он.
Теперь Руди казалось, что он сбежал не только от неверной, как он считал, возлюбленной, но и от отца, и от запланированного, на долгие годы вперед определившегося будущего. Это открытие заставило его замедлить шаг. Неужели тогда он ухватился за первую же возможность, чтобы порвать с Беллой?
Мишель вглядывалась в его лицо.
– А если бы никакого парня не было, если бы она ждала тебя все это время? – проговорила она.
– Наверное, в отношениях, как в истории, не бывает сослагательного наклонения, – проговорил он, пожав плечами. – Тогда мы были бы не мы, а совсем другие.
Белла, отличница, собранная и деловитая, нацеленная на серьезную карьеру, – нет, он не мог представить ее томящейся от любви.
Она пошли дальше в молчании, и каждый наслаждался близостью другого… но в то же время тень сомнения друг в друге продолжала над ними витать.
– Как все-таки случилось, что тебя ранили? – спросила она наконец.
– Мы ехали в броневике, нас обстреляли моджахеды, пуля попала в ногу, – проговорил Руди неохотно. Взгляд его сделался отсутствующим, словно мысли умчались очень далеко. В тот день они потеряли двух славных парней, братьев Бересфордов, Джека и Майкла. Сам он все-таки вывел машину из-под обстрела и потерял сознание только на КПП. Сейчас все вспомнилось так отчетливо, что слова, как всегда, показались ненужными. – Прости меня, но я, наверное, не готов еще об этом рассказывать.
Теперь полагается отвлечь его от тяжелых воспоминаний какими-нибудь женскими пустяками, подумала Мишель. Но ничего не приходило на ум.
– Ненавижу войну, – сказала она некоторое время спустя. – И эту, и все остальные. Я давно участвую в митингах. Как-то раз митинг разогнали, меня задержала полиция, потом одна газета напечатала фотографию, я попала в кадр. Под фотографией написали, что дочь инспектора полиции, актриса молодежного театра, участвует в уличных беспорядках. Теперь мне приходится быть осторожной.
– Твой отец полицейский? – спросил Руди заинтересованно. – И как он к этому отнесся?
– Божественно. Папа никогда не запрещал мне отстаивать свое мнение. Он самый лучший коп на свете.
– Классно, когда тебя так поддерживают родители. Мой отец нас с братом воспитывал скорее в строгости. Но теперь я его лучше стал понимать.
Влажный западный ветер, с утра сменивший колючий восточный, отбросил назад его волосы, и Мишель увидела на его лбу маленький шрам. У нее снова дрогнуло сердце. Эта пуля или осколок могли сделать так, что они никогда бы не встретились.
– А я ушла из театра, – сказала она неожиданно. – Сегодня восстановилась на факультете. Мой диплом,
