— Ну, а ты как? Что тебе сказал командующий насчет собак?
— Объявил благодарность.
— Ну, а ты что ему сказал?
— Я ответил ему, Маша, как солдат: «Служу Советскому Союзу».
На другой день ранним утром провожали на фронт Ивана Даниловича.
— Береги себя, Ваня, — дрожащим голосом проговорила Вера, обнимая мужа, — и пиши нам почаще…
Прижимая к груди сына, Иван Данилович сказал: — Николай Павлович, Руслана не оставляйте, если со мной что случится…
Николай Павлович взял помощника за плечи и, глядя ему в глаза, сказал тихо, вдумчиво:
— Ванюша, помнишь, что я говорил перед тем, как тебе надо было первый раз войти в клетку к зверю? Каждый солдат знает, что в сражении потребуется его жизнь, но когда он встретится лицом к лицу с врагом, то должен храбро выполнить свой долг, не думая об опасности.
Николаю Павловичу казалось, что он провожает на фронт родного сына. Так близок и дорог был ему Ваня. Они по-мужски крепко обнялись, поцеловались, и Николай Павлович отвернулся. Он не хотел, чтобы Ваня видел его слезы.
ИСТРЕБИТЕЛИ ТАНКОВ
Небо и земля казались однообразно-серыми, неприглядно-тоскливыми. Дождь моросил непрерывно. Вспаханный склон пологой высоты, черный и мокрый, глянцевито отсвечивал. На поле валялись кверху зубьями железные бороны и опрокинутая, покореженная сеялка, кое-где, вразброс, стояли подбитые черные танки с прямым крестом на башне.
Батальон капитана Неверова засел в окопах, вырытых наспех. При поспешном отходе не удалось как следует укрепиться. Оборона высоты 105,1 была тяжелой. Немцы атаковали позиции по нескольку раз в день: они стремились прорваться к Ростову.
Капитан Неверов, высокий блондин, каждый раз, после того как захлебывалась вражеская атака, ругался: «Тьфу, черт побери! И откуда они берут столько танков?!»
Позади окопов — степная балка, заросшая кустами шиповника, терна и боярышника. Кусты боярышника заползли и на высоту, маскируя окопы и две маленькие противотанковые пушки. Их снаряды могли насквозь прошивать броню немецких танков, но вчера в бою одну пушку подбили, и она уткнулась тонким стволом в землю.
Ночью пришли в батальон новые бойцы с собаками— истребителями танков. Капитан Неверов впервые видел таких собак и поэтому сомневался в их боеспособности.
— В ученьи они, может, и хороши были, а здесь такой огонь…
— Думаю, что боевой экзамен выдержат, — не очень твердо ответил инструктор Иван Петухов.
— А собаководы в бою были?
— Нет. Только один был, Ваганов, но все прошли военную службу.
— Пока вас самих пообстреляют, повозишься с вами…
Капитан Неверов, провоевавший четыре месяца, с недоверием и даже с некоторым пренебрежением относился к необстрелянным новичкам.
— Будьте покойны, товарищ капитан, не подведем, — ответил Петухов.
— Ладно, там видно будет. Вот и жратвы им много надо…
— Пока сегодня не надо, товарищ капитан. Голодные, они лучше на танки пойдут.
— Посмотрим. Заработают — накормим. А не заработают — и так не сдохнут.
— Но если, товарищ капитан, они в бою заработают, то кормить их уже не придется, — с горечью сказал Петухов.
Собаководов развели в роты, а Иван Петухов, Ваганов и еще несколько человек были отведены на самый ответственный участок обороны — в боевое охранение. В боевом охранении находился усиленный стрелковый взвод, которым командовал маленький, щуплый, рыжий, с чубом лейтенант Смирнов. Стальную каску он никогда не надевал, и все его знали как человека отчаянной храбрости. При разговоре с друзьями он бравировал своей смелостью: «Меня все равно не убьют, я знаю, где упадет снаряд и где летит пуля…»
Собаководов лейтенант Смирнов принял радушно.
— Ну, ладно, приземляйтесь пока. И чтоб не слышно их было, а то немцы услышат и могут догадаться, какой им «гостинец» приготовили. До рассвета отдыхайте, а там будьте готовы каждую минуту.
Собаководы рассредоточились в траншее и, покрывшись плащ-палатками, присели на влажную подстилку из веток боярышника. Собаки прижались к своим хозяевам. Рядом с человеком и теплее и не так страшно. А ночь темная, как чернозем, и такая тихая, будто все на свете умерло. Неприятно, жутко.
Вон немецкий прожектор скользнул лучом по земле, поблуждал из стороны в сторону, а потом скакнул вверх и, ткнувшись в мокрое одеяло сплошных туч, оборвался.
Туманно-серый рассвет приходил медленно, как будто опасался кого-то.
На гребне вспаханной безымянной высоты показалось что-то черное, одиночное. Оно на глазах росло и стало танком. За ним левее еще вырос танк, а потом показались и правее: семь, восемь, девять, десять, одиннадцать танков! Петухов услышал их отдаленный гулкий шум; он удивился: как медленно ползут бронированные машины — словно стальные черепахи.
Сначала видны были только танки, а потом позади них показались маленькие черные фигурки людей.
Лейтенант Смирнов звонким голосом подал команду:
— Та-анки! Приготовиться!
И будто по команде лейтенанта где-то в тылу разом ухнули артиллерийские батареи, и вскоре все увидели, как впереди вражеских танков, ползущих на окопы, полыхнули взрывы и густой дым расплылся в стороны, закрыв железную лавину.
— Заградительный огонь, — проговорил сапер Ваганов,
Артиллерийские залпы следовали один за другим и, казалось, что сквозь этот сплошной огонь не пробьются танки. Но вот из дымовой завесы вынырнули черные танки — их было уже меньше, кажется, семь, и они разреженной цепью шли на окопы быстрее.
Артиллерия вдруг умолкла.
— Почему прекратили стрельбу? — нервно спросил Петухов Ваганова, сидевшего рядом с ним.
— Нельзя. Нас могут зацепить…
— А почему мы молчим?
— Далековато. Зачем напрасно патроны жечь. Собаки повизгивали и натягивали поводки.
И вдруг это напряженное, накаленное ожидание прервалось звонкой командой лейтенанта Смирнова:
— Собаководы, стоять насмерть! По наступающей пехоте прицельным огнем, взвод, пли!
Винтовочный залп оглушил. Защекотало в ушах. Собаки вздрогнули и прижались к своим хозяевам.
Выйдя с пахоты на твердый грунт, танки ускорили ход и открыли стрельбу. Из жерл пушек вырывались пучки огня. Автоматчики, пригибаясь, бежали вслед за танками и вели трескучий огонь. Вот они стали как будто спотыкаться и падать. В это время прямой наводкой открыла огонь противотанковая пушка. Пригнувшись, орудийный расчет красноармейцев работал быстро и ловко; приземистая пушка часто дергалась, будто пыталась скакнуть вперед, на врага, посылая в танки снаряд за снарядом. Вон головной танк вдруг закружился на месте на одной гусенице, продолжая извергать огонь в разные стороны. Но и противотанковая пушка от прямого попадания снаряда подпрыгнула и, упав набок, замерла.
Снаряды рвались то впереди окопов, то позади. Над окопами свистели и шуршали осколки. Иногда они боронили бруствер окопа и красноармейцы — раненые или убитые — откидывались назад, либо грузно, медленно сползали вниз, судорожно загребая руками мокрую землю.
