можно сидеть, развалившись, у собственного камина и до одурения глазеть старые вестерны или рекламные ролики. Но, впрочем, церковь тоже не так уж и бесполезна: где еще встретишься и поговоришь с друзьями?
Я задумалась, принадлежу ли и я к этим самым «друзьям» — должно быть, это очень избранный круг.
— Ну конечно, где еще можно посплетничать вдоволь, как не в церкви? Даже телефонистка на коммутаторе, и та уже знает мое имя, хотя я ее в глаза не видела.
— Наша Мэгги? — Игэн рассмеялся от души. — Да она знает все, о чем кто-нибудь из нас в радиусе десятков миль имел неосторожность сболтнуть по телефону, и вы — не исключение.
— Вы хотите сказать, что меня уже обсуждают по телефону?
— Вас это удивляет? В болотной глуши вдруг появляется красивая девушка, повидавшая весь мир. Вы думаете, ваш приезд прошел незамеченным?
— Я и не знала, что пользуюсь такой популярностью.
— Только не подумайте, что это сплетни. Так, безобидная болтовня.
— Интересно, о чем?
— Разные глупости. Не стоит обращать внимание… Давайте поедем наперегонки вон до того дерева, — Родрик пригнулся к гриве своего скакуна и сжал в руке уздечку. Я неохотно тронулась с места.
К финишу мы пришли одновременно, и довольный Родрик тут же взял с меня обещание пойти с ним в четверг вечером в кино. Он сказал, что обязательно позвонит накануне.
В голову мне пришла странная мысль взять с собой и Тарквина, но говорить об этом я пока не стала. Вряд ли Родрик будет в восторге, хотя сама по себе идея не так уж и плоха — может быть, забудется то воскресное недоразумение. К тому же очень вероятно, что Тарквин сам откажется идти с нами.
Однако, к моему немалому удивлению, Тарквин охотно согласился. О кино я ему сообщила только в четверг утром. Перед этим он два дня усердно, хотя и без прежнего воодушевления, занимался, и, право же, следовало поощрить такого примерного ученика.
Перед приходом Игэна я как раз закончила письмо и опустила его в ящик. Ни от Памелы, ни от Арманда весточки так и не пришло. Это начинало меня серьезно беспокоить.
Мистер Веннер буквально затащил Игэна в дом, чтобы, по его собственному заявлению, принять стаканчик для бодрости. Бедняге ничего не оставалось, как опорожнить целый бокал виски. После этого я преподнесла ему еще один сюрприз: мы отправляемся в кино втроем. Ошарашенный Родрик без особой радости согласился и с вымученной улыбкой подтвердил, что это просто замечательная идея.
От второго бокала Игэн вежливо отказался, и мы вышли на улицу. Тарквин, сейчас больше похожий на милого шалуна, чем на не по годам серьезного вундеркинда, забрался на заднее сиденье спортивной машины и всю дорогу молча глазел по сторонам.
— Фильм идет в центральном кинотеатре, прямо рядом с гостиницей, — сообщил Игэн, когда мы подъезжали к городу.
Я тут же вспомнила неприглядное сооружение, чем-то напоминавшее казарму — серое, покосившееся, с окнами, затянутыми проволочной сеткой от мух, такой дырявой, что она давно уже перестала выполнять свое прямое назначение. Казалось, что этот сарай, несмотря на свое громкое название, рассыплется от первого же порыва ветра. Однако, судя по всему, ему предстояло служить городу еще долго.
Невелико удовольствие сидеть в полупустом зале — ведь зрителей во всем Куллинтоне едва ли наберется на несколько рядов, даже если они захватят с собой всех домочадцев, включая дряхлых стариков и грудных детей. От этой мысли я поежилась. Но опасения оказались напрасными: еще издали мы увидели, что стоянка, как и в субботу, забита почти до отказа. Не лучше обстояло дело и с местами в зале. Однако находчивому Родрику удалось заранее взять билеты на лучшие кресла: в предпоследнем ряду, в середине, к тому же мягкие — в то время как почти половина зрителей довольствовалась деревянными стульями, а перед самым экраном вообще стояли две длинные скамьи без спинок. Их облепила, визжа и толкаясь, детвора всех возрастов.
В зале было шумно. Вновь пришедших встречали радостный гомон, смех.
Наше появление, похоже, произвело еще больший эффект. Игэн с кем-то негромко поздоровался, Тарквин помахал рукой, даже я кивнула, увидев нескольких человек, знакомых по субботней вечеринке. Нам отвечали, но при этом меня охватило странное чувство, словно вокруг нас тут же образовалась незримая стена отчуждения. Размышляя над этой загадкой, я пробралась вслед за спутниками на свое место, и сразу же погас свет.
На экране засветилось неровное пятно проектора — столь же ветхого, как и здание. С первых рядов громко засвистели, затопали ногами.
Комедийный фильм оказался весьма почтенного возраста. Первые десять минут я, прикрыв глаза, чтобы не видеть происходящее на экране, ломала голову над тем, что же заставило всех этих людей поздно вечером, под дождем ехать в городок. Неужели жгучее желание в двадцатый раз посмотреть довольно-таки посредственную комедию? Удивительно, но в положенных местах в публике раздавались взрывы хохота и никто, кроме меня, не скучал.
Поразмыслив, я пришла, как мне показалось, к верному решению. Все сказанное недавно Родриком о церкви можно было точно с таким же успехом отнести и к кинотеатру. Сам фильм, его содержание не имели почти никакого значения для собравшихся. Большинство местных жителей вели очень уединенный образ жизни; деревушки порой находились на расстоянии нескольких десятков миль друг от друга. Общаться с соседями приходилось нечасто, особенно женщинам, постоянно занятым детьми и хозяйством. Вполне объяснимо, что никто не желал упускать возможность поболтать со знакомыми, узнать последние новости.
Пленка рвалась, в зале зажигали свет, и сразу возобновлялось шушуканье. На нас оборачивались, кое-кто с нескрываемым любопытством. Без сомнения, наши персоны интересовали почти всех присутствующих. Я не ошиблась: интерес был каким-то недобрым, настороженным. И конечно, все это из-за меня — чужой, приезжей. Смешно было даже представить себе, что простодушный Игэн, знакомый почти всем присутствующим с детства, или — тем более — одиннадцатилетний Тарквин вызвали такое отношение!
Ну и публика! Может быть, вообще не стоило соглашаться на приглашение?
Фильм наконец закончился, из репродуктора полилась музыка. Люди поднимались с мест медленно, чинно и совсем не думали устремляться к дверям, как это обычно бывает в лондонских кинотеатрах. В фойе тоже никто не спешил — разве что несколько мужчин, сразу бросившихся к буфету, где продавалось спиртное.
Игэн торжественно представил меня как «мисс Оршад из Лондона, знаменитую скрипачку, которая согласилась временно давать уроки Тарквину Веннеру». Вокруг нас собралась небольшая группка, меня разглядывали, как музейный экспонат. Игэну это, судя по всему, льстило, он подводил меня все к новым и новым знакомым. За нами молча, с присущим ему спокойным достоинством следовал Тарквин.
Через несколько минут мои сомнения развеялись, с души свалился тяжелый груз: все, к кому мы подходили, вели себя более чем доброжелательно. Значит, враждебные взгляды были обращены не на меня. Но тогда на кого же? Не может быть, чтобы на Игэна!
Несколько друзей Родрика повели нас в бар гостиницы. Я растерянно обернулась, не находя рядом Тарквина.
— Он подождет нас в фойе. Не беспокойтесь, — заверил меня Игэн. — Детям в баре не место.
По-своему Родрик был прав. Действительно, маленький мальчик, целый час сидящий в холодном пустом фойе, — картина довольно жалостливая, однако, с другой стороны, Тарквин с раннего детства сознательно обрек себя на одиночество и ни в чьем присмотре не нуждался.
Отпивая маленькими глотками легкий коктейль, я невольно прислушивалась к разговорам присутствующих. Сначала меня просто забавлял грубоватый местный диалект, затем я постепенно начала улавливать обрывки фраз, которые, как оказалось, имели отношение и ко мне.
— Он не появлялся в городе уже целый год — с тех пор, как бросил школу, вот что я вам скажу. Наш сынишка Фред, как его увидел, сразу хотел встать и уйти, да я не пустил…
— Правильно, они там все со странностями. Эллен их тоже боится.
