внимания на Мэй, вышли из кабинета, о чем-то переговариваясь.
Врачу на вид было за тридцать. На его носу криво сидели очки в черной оправе.
– Мы сделали все возможное, остальное зависит от пациентки. Либо она поправится, либо нет, – сказал доктор, жестом приглашая Мэй садиться.
– И когда это станет ясно?
– В ближайшие дни можно будет сказать что-то более определенное. Сейчас бесполезно прогнозировать.
– И все же какой исход наиболее вероятен?
– Поживем – увидим! – снова уклонился от ответа врач и откашлялся. – Мне неприятно поднимать вопрос об издержках в такой момент… Надеюсь, вы отнесетесь с пониманием… Если состояние вашей матери ухудшится, понадобится интенсивная терапия. Вы сможете оплатить лечение? Если у вас имеются необходимые средства, мы бы уже сейчас начали применять импортные медикаменты.
Врач поднял голову, но его взгляд был устремлен не на Мэй, а куда-то далеко, в только ему ведомое пространство.
– А как же медицинская страховка? Мама всю жизнь проработала в правительственном учреждении, состояла в партии. Наверняка у нее должны быть какие-то привилегии!
– Боюсь, заслуги вашей матери недостаточно велики, – сказал врач, переводя взгляд на Мэй.
Эти пустые выжидающие глаза словно говорили, что мамина жизнь ничего не стоит. Доктор ставил на ней крест, будто на какой-то никчемной неудачнице.
– Когда я должна дать ответ? – спросила Мэй, едва сдерживая ярость. Ей хотелось, чтобы маме обеспечили самое лучшее лечение и уход, но у нее не было таких денег. А суммы в медицинских счетах имеют обыкновение расти, как на дрожжах, особенно если Лин Бай придется лежать в больнице долгое время. Сначала надо поговорить с Лу.
– Да когда угодно, собственно. Будете готовы, приходите ко мне, подпишем договор.
Шагая в палату матери, Мэй опять позвонила на работу Лу.
– Она как раз выходит из студии, – сообщил ее ассистент.
Мэй рассказала сестре, что случилось, и услышала, как та зарыдала в телефонную трубку.
– Конечно, я заплачу сколько надо! Мама получит все необходимое! Я скоро приеду и все подпишу!
Глава 13
Когда Мэй пришла в двести шестую палату строения номер три, мать спала. Рядом с изголовьем стояла тумбочка, на ней – пожелтевшая алюминиевая кружка с вмятинами, из которой торчала алюминиевая ложка. На полу возле тумбочки кто-то оставил большой красный термос с рисунком розового цветка сливы и надписью черной тушью: «Реаним. I».
На соседней кровати лежала пожилая женщина, очевидно, крестьянка. Кожа на лице заветрилась от долголетней работы в поле. Волосы коротко пострижены, но тем не менее стянуты назад многочисленными заколками. Мэй подивилась терпению, нужному, чтобы соорудить такую прическу. Женщина собиралась пообедать. Ее навестила девочка – судя по возрасту, правнучка, – принесшая с собой целую сумку еды. Она достала из сумки яблоко и бросила старушке. Та ловко поймала его в воздухе, не хуже хорошего игрока в бейсбол. «Что за смертельная болезнь привела ее сюда?» – удивилась Мэй. Старушка и девочка говорили между собой с провинциальным акцентом, так что это скорее всего родственницы какого-нибудь военного, проходящего службу в Пекине. Наверное, ему удалось по знакомству поместить свою мать в реанимационное отделение – оно и оборудовано получше, и в палатах здесь не больше двух пациентов.
Мэй еще раз поблагодарила тетушку Чжао и проводила ее до двери. Потом вернулась к кровати Лин Бай и села на стоявший рядом пластмассовый стул.
Между тем к старушке пожаловали новые посетители. Снова, как мячи, полетели сдобные булочки, сардельки и оладьи. Лин Бай застонала и открыла глаза – то ли ее разбудили громкие разговоры и смех, то ли прекратилось действие анестезирующего средства.
– Мама! – воскликнула Мэй, сжимая худую ладошку матери и повышая голос, чтобы та услышала ее в общем гвалте. – Я здесь!
Лин Бай медленно перевела на нее невидящий взгляд.
– Лу… – произнесла она с трудом, но достаточно отчетливо. Ее губы высохли и растрескались. «Как рана подстреленной птицы», – невольно подумалось Мэй.
– Мама, это я, Мэй!
Она ощущала пальцами тепло материнской ладони, тепло живого человеческого существа. Ей хотелось притянуть к себе это хрупкое тело, заключить в свои объятия, крепко прижать к груди.
В палату вошла медсестра, проверила капельницу, посчитала пульс Лин Бай, поправила кислородные трубки.
– Не позволяйте ей делать лишних движений, – велела она Мэй, не потрудившись объяснить почему.
– Эй вы, потише там! – скомандовала медсестра, окидывая суровым взглядом родственников старушки, собравшихся вокруг соседней кровати. – Здесь тяжелая, ей нужен полный покой!
Затем повернулась и вышла, не сказав больше Мэй ни слова.
Лин Бай то забывалась в беспамятстве, то снова приходила в себя. Мэй тихонько гладила ее руку.
– Мэй! – вдруг позвала мать.
– Да, мама! Я здесь!
Лин Бай открыла глаза. На этот раз она смотрела на Мэй вполне осознанно.
– Где Лу?
– Скоро приедет, мама. Хочешь водички? – Мэй промокнула салфеткой пот на лбу матери.
Лин Бай едва заметно кивнула и тут же вновь закрыла глаза.
Мэй зачерпнула из кружки пол-ложечки остывшей кипяченой воды и поднесла к пересохшим губам. Лин Бай с трудом глотнула.
– Еще? – спросила Мэй, заметив, как рот матери судорожно дернулся.
Губы Лин Бай шевельнулись. Мэй наклонилась к этим безжизненным губам, но, похоже, короткое общение совсем обессилело мать.
Мэй поставила госпитальную кружку обратно на тумбочку и решительно направилась к шумной компании у кровати старушки.
– Пожалуйста, ведите себя потише! Моя мать только что перенесла инсульт. Ей необходим покой. Неужели вам совершенно наплевать? – Мэй пришлось повысить голос, чтобы перекричать их.
Она знала, что им действительно наплевать. Наглецы и хамы возмущали ее. Мать всегда говорила, что Мэй слишком строга и требовательна к окружающим. «Ты либо вообще не разговариваешь с людьми, либо грубишь, и, конечно же, все на тебя обижаются! Стоит ли удивляться, что тебе так не везет в жизни!»
«Да, не везет, – грустно подумала Мэй. – Ни в жизни, ни в любви».
Дверь резко распахнулась, и в палату вбежала Лу. Она выглядела роскошно в бежевом костюме, с безукоризненным макияжем и длинными дугами подведенных бровей. Волосы покрашены в золотисто- коричневый цвет со светлыми перышками. За ней по пятам следовал личный ассистент, с которым Мэй разговаривала по телефону. На ассистенте был черный костюм; волосы, прямые, как ежовые колючки, аккуратно подстрижены. Он буквально излучал молодость и обаяние.
– Мама, это я, Лу! – Она бросилась к кровати, схватила руку матери и прижала ее к своей розовой щечке. – Все будет хорошо!
– Вот и настал мой черед, – вздохнула Лин Бай, и слезинка скатилась из уголка ее глаза. Ей все-таки не хотелось умирать.
– Нет, мамочка, не беспокойся, я позабочусь о тебе!
Лу велела ассистенту разыскать главного врача и старшую медсестру. Молодой человек вышел. Мэй подробно рассказала сестре обо всем, что произошло, обратив ее внимание и на шумную компанию по соседству. Через десять минут в палату пришел главврач собственной персоной и пригласил Лу к себе в кабинет.
После беседы Лу отвела Мэй в сторонку и сообщила, что у врачей мало надежды на выздоровление мамы.
– Ты ведь знаешь, ее всю жизнь преследуют неприятности со здоровьем. Лечащий врач сказал, что
