Сестричка всхлипывала все реже. Наконец она утерлась чистой салфеткой и глотнула чая.
– Придется рассказывать с самого начала, – негромко произнесла она, обращаясь к хрустальной вазочке с семечками.
Племянницы согласно кивнули, забыв о недавней ссоре. Напряженное ожидание, что сейчас им откроются неведомые подробности жизни их матери, прогнало обоюдную враждебность.
Сестричка заговорила медленно, тихим голосом:
– Вашу мать еще до окончания университета среди немногих избранных определили на работу в министерство государственной безопасности. Она была отличницей, в совершенстве знала русский язык, обладала целеустремленным характером и являлась в своей группе представительницей партии. Да, ваша мать пошла работать в секретную службу! Сами понимаете, это было очень престижное ведомство!
Естественно, она соблюдала конспирацию. Я никогда не знала точно, чем она занималась, а временами – даже где находилась. Но работа ей нравилась, это я видела. У нее появились новые друзья, восстановились связи со старыми, включая дядю Чэня, который тоже перешел в это министерство. Именно тогда Лин Бай познакомилась с вашим отцом, молодым, успешным писателем, умным и привлекательным. И влюбилась в него без памяти.
Потом началась «культурная революция». Отцы общества, которых мы привыкли называть «старой гвардией», превратились в государственных преступников. Я вступила в «красную охрану», как и миллионы других четырнадцатилетних подростков. Мы колесили по всему Китаю и ломали старые порядки. Не успев оглянуться, перевернули древнюю страну с ног на голову. Вот тогда ваш отец был разоблачен как враг народа за свои антимаоистские взгляды и сослан в трудовой лагерь строгого режима. Лин Бай поехала вместе с ним и забрала с собой вас обеих.
Вернувшись в Пекин, она заболела и очень похудела. Я не знаю, каким чудом ей удалось вытащить вас из трудового лагеря. Она никогда мне не рассказывала. Уверена, что ради этого ей пришлось вытерпеть адские испытания. Из трудового лагеря строгого режима просто так не выпускают.
Ваша мать изменилась. В молодости она была прекрасна. Когда я увидела ее после возвращения, она выглядела как старуха, а от прежней красоты не осталось и следа. Лин Бай постоянно грустила и всячески старалась выбраться из жалкого существования, которое забирало у нее все силы. Она потеряла дом, мужа и работу. У нее не осталось никакой надежды, кроме вас, дочерей.
Вы тогда были совсем маленькие и, наверно, не помните, как тяжело вам жилось. То и дело переезжали во временно освободившиеся комнаты, недоедали. Лин Бай долго мучилась без постоянного заработка, пока ее не назначили на эту должность в редакции журнала.
– А как же мамина работа в министерстве государственной безопасности? – спросила Мэй.
– Она ее лишилась. Жена врага народа, не отрекшаяся от своего мужа, перестает быть красной революционеркой. И уж тем более не может работать в секретной службе.
– Но почему же теперь министерство заботится о ней? – недоуменно произнесла Лу. Ее миндалевидные глаза сияли.
– Я не уверена, что это министерство. Она двадцать пять лет не имела с ними ничего общего, – нехотя ответила Сестричка. Очевидно, ей не хотелось разговаривать на эту тему.
– Но кто еще может обладать таким могуществом? – нахмурилась Лу.
Сестричка только сокрушенно покачала головой:
– Кто бы это ни был, жаль, что он не объявился раньше. Тогда бы Лин Бай не пришлось столько страдать. Моя несчастная старшая сестра! Ее жизнь прошла в одиночестве и болезнях. Это несправедливо! Ведь ей с ее красотой, талантом, жизнелюбием открывалось светлое будущее, но она вышла замуж за вашего отца…
– А вы знаете, что с ним сталось? – Двадцать лет ждала Мэй, чтобы кому-нибудь задать этот вопрос. – Как он умер?
– Не знаю и, откровенно говоря, не думаю, что вам следует расспрашивать о нем. Не теперь по крайней мере. Да и на что он вам дался, ваш отец? Он уже умер, а ваши жизни сгубил! Лин Бай всегда переживала, когда вы вспоминали о нем. Она одна выстрадала и вырастила вас своей любовью! Надеюсь, вы понимаете, как трудно ей было. Ради вас она взошла на вершину горы, сложенной из ножей, и прыгнула в море огня! Вы сейчас находитесь здесь потому, что она выбрала вас. Она выбрала любовь к вам.
И Сестричка опять заплакала. Лин Бай ее тоже любила. А теперь надежная и великодушная старшая сестра умирала…
Глава 29
Мэй бодро шагала вдоль стен древней молельни. Утренний воздух еще не успел прогреться после прохладной ночи. В парке занимались гимнастикой старики и больные, в основном махали руками. На открытой площадке несколько женщин среднего возраста проделывали упражнения с мечами. На краю беседки возле озерца стоял молодой человек и пел какую-то оперную арию.
Неяркое солнышко, воробьи, порхающие меж деревьев, чуть слышный звон колокольчиков в храме Ламы создавали сказочную обстановку.
– Доброе утро!
– Доброе! Птичек выгуливаете?
Двое мужчин разговорились, то и дело поднимая и опуская клетки с птицами. Оба были в белых рубашках со стоячими воротничками и черных брюках.
Мэй отыскала дядю Чэня на площадке за деревьями с висящими на ветвях птичьими клетками и распевающими в них голубенькими сойками и желтыми канарейками.
Он и еще человек пятьдесят занимались гимнастикой тайчи. Издалека они напоминали участников соревнований по очень медленному кроссу. Вот все присели на корточки. Тренер выполнял упражнения, повернувшись спиной к ученикам, словно забыл о них, а те старательно и молча повторяли его движения.
Бежевый спортивный костюм дяди Чэня туго обтягивал его солидный живот, затрудняя дыхание. Заметив Мэй, он перестал «ткать шелк», отвесил извиняющийся поклон и, лавируя между собравшимися, выбрался за пределы площадки.
– Тетушка Чэнь сказала, что я найду вас здесь, – объяснила Мэй.
– Кстати, это она заставила меня заняться тайчи! Мол, пора сбросить лишний вес! По мне, лучше бы поспать лишний час в воскресенье! – Дядя Чэнь вытер потный лоб рукавом спортивной куртки.
– Мы не могли бы поговорить где-нибудь?
– Конечно! Ты завтракала?
Мэй отрицательно покачала головой.
Они зашагали к Восточным воротам между волнами движущихся рук. Дядю Чэня время от времени приветствовали вслух или кивком, и он вежливо отвечал, гордо поглядывая вокруг. Рядом с Мэй он держался так, словно разом похудел и подрос.
Лоточники расставили свои печки вдоль улицы Прекрасной Еды. Прямоугольные кусочки фасолевого творога и острой говядины шипели и потрескивали на круглых противнях. В воздухе висел дым от горящего угля. Знакомые дружески приветствовали друг друга, продавцы и покупатели общались громкими криками.
– А что Диди, до сих пор мочится в постель?
– Слава небесам, он всего лишь мой внук!
На горячем противне шкварчали красные стручки и черные горошины перца, вызывая у окружающих оглушительные приступы кашля.
– Командир, ты бы поаккуратней с перцем, отравишь ведь! – Мужчина отгонял рукой дым от лица.
– Нет остроты – нет вкуса! – отвечал из-за печки черноглазый любитель острого.
– Пошли в чайную! – Дядя Чэнь потянул Мэй за руку. – Жена не разрешает мне есть на улице, говорит, негигиенично.
Стены чайной осели и покосились, краска на них облупилась. Заклинившую дверь пришлось толкать плечом. Внутри было сыро и дымно.
– Это государственная чайная. Еда дорогая, зато никакой заразы, – пояснил дядя Чэнь.
Они сели за свободный стол в углу. Дядя Чэнь пошел к прилавку и через пять минут вернулся с двумя мисками каши с яйцом, двумя пароварками с пельменями «драконьи ушки» и тарелочкой маринованных
