Он замедлил свой шаг, чтобы она поспевала за ним. Когда они дошли до ее шатра, Хепри ласково погладил ее по щеке.
— Мой брат и его жена страстно желают иметь еще одного ребенка. Это ведь естественно, правда? Когда-нибудь и ты захочешь этого.
В волнении она отвела взгляд.
— Ты не любишь детей? Я знаю только один способ, чтобы их иметь, — сказал он. Его голубые глаза сверкнули.
— Меня ждет работа, — пробормотала она.
Когда она наклонилась, чтобы войти в свой шатер, он легко сдавил ее запястье.
— Жди меня у моего шатра, когда взойдет луна, — сказал он ей. — Я хочу тебе кое-что показать. Что-то особенное.
В ожидании вечера Бадра терзалась страхом и в то же время сгорала от любопытства.
Когда Хепри встретил ее, полная луна уже давно сияла на небе. Ее голубоватый свет серебрил его темные волосы, выбивавшиеся из-под голубого тюрбана, и переливался на стали его сабли.
Они шли в тишине уснувшего лагеря мимо потухших кострищ и шатров, служивших приютом воинам и их семьям. Тишину нарушало лишь шуршанье песка, шевелимого ветром, и ржание лошадей.
— Сегодня очень тихая ночь, — сказала она.
— Разве ты не слышишь этого?
— Чего?
— Звука ночи, — сказал он мягко. — И страсти.
Сначала она не слышала ничего, потом ее слух стал улавливать другие звуки. Приглушенные вскрикивания женщин чередовались с глухим рычанием мужчин. Шелест ткани, шепот голосов, слившиеся тела. Что-то темное, животное, чувственное было во всем этом, это был танец эротических звуков. Он обрушился на ее чувства, давая волю ее фантазии.
— Когда мужчина и женщина получают удовольствие от близости друг с другом, возникает музыка любви. Звуки этой музыки — самые сладостные звуки пустыни, — между тем спокойно говорил ей Хепри.
Они прошли мимо шатров и коновязи и вышли на горную дорогу. Бледный свет луны высвечивал черно-серые тени неровных камней. Хепри продолжал идти дальше.
— Что ты хочешь показать мне? — спросила Бадра.
Хепри остановился перед входом в небольшое, знакомое ей ущелье.
— Сюда, — показал он жестом.
Они вошли в ущелье, с обеих сторон над ними нависали стены известняка. Наконец Хепри остановился возле больших валунов.
— Здесь, — удовлетворенно сказал он.
От восторга у нее перехватило дыхание. На поверхности большой известняковой скалы Хепри вырезал поясное изображение египетской кобры. Ее голова с раскрытым капюшоном зловеще нависала над ними, прекрасная в своем порыве нападать.
— Я хотел, чтобы ты увидела это при лунном свете. — Он любовно дотронулся до своего творения. — Когда светит луна…
— Она выглядит как настоящая, — восхитилась она.
— Именно в этом месте я получил свой тотем Кобры, поэтому я хотел запомнить его, — Хепри указал ей на тонкий шиповник около валуна.
— Расскажи мне, — нетерпеливо попросила она.
— Мы с Джабари были на охоте, искали мелкую дичь. Он как раз проходил мимо скалы, и вдруг мы услышали змеиное шипение. Я первый увидел змею, которую мы потревожили во время отдыха.
— Ты убил ее?
— Нет. Отец говорил мне, что эти кобры не выплевывают яд и считаются в Египте священными, их почитают как покровителей царей. Если бы я убил ее, тогда с Джабари случилась бы беда. И я вспомнил трюк, которому меня однажды научил старый заклинатель змей. Я взял ружье и заставил змею обвиться вокруг ствола. И она успокоилась. С этого времени я стал известен как Кобра, человек, который действует так же быстро, как змея.
Она улыбнулась, припомнив, как его удивительная реакция удержала ее руку, когда она хотела покончить с собой.
— Ты действительно Кобра. Твой тотем верно тебе служит.
Он внимательно смотрел на нее в переливающемся свете луны. Луна. Ее тезка. Он показал на небо.
— У вас одно имя. Но даже красота полной луны меркнет рядом с тобой, Бадра.
К ней вернулась ее прежняя тревога. Она взглянула на кружево звезд, раскинутое на ночном небе.
— Но нет ничего прекраснее звезд. Мне кажется, что я могу дотронуться до них, как до тех сверкающих драгоценностей, которые я однажды видела в Каире.
— Ты прекраснее всех звезд на небе Египта.
Его хриплый голос ласкал, как теплый бархат. Хепри слегка обнял ее плечи. Его тело дышало жаром, как разгоревшееся пламя костра.
— Джабари освободил меня от клятвы не прикасаться к тебе. Ты… ты хотела бы, чтобы я поцеловал тебя? — мягко спросил он. — А, Бадра?
«Да», — кричало ее сердце.
В ее душе росла надежда. Она рассматривала его в лунном свете. По коже у нее побежали мурашки от звука его голоса, когда он нежно и мягко произнес ее имя. Она отшатнулась и съежилась, страшась и в то же время страстно желая этой новой близости, этой обжигающей страсти. Он провел пальцем по ее щеке и дальше — по дрожащим губам. Она кивнула:
— Да. Поцелуй меня.
— Я так долго ждал тебя, Бадра, — пробормотал он.
Бросив на нее недвусмысленный взгляд, он своими сильными руками повернул к себе ее лицо. От его страстного поцелуя у нее перехватило дыхание, замерло сердце. Его губы слегка касались ее губ, лаская их. Заинтригованная, она ждала. Тогда он крепко прижал свои губы к ее губам, обводя языком верхнюю, слегка щекоча ее. Когда Бадра вскрикнула от удовольствия, он проник языком в ее рот. В шоке она сжала губы.
— Давай, Бадра, открой, — уговаривал он. Потом снова овладел ее губами. Ее дыхание со свистом вырвалось наружу, когда она открыла рот. Язык Хепри метался у нее во рту, наслаждаясь ею и возбуждая ее. Мужчина прижимался к ней всем телом. Он продолжал свои безжалостные атаки, умело овладевая ее ртом. Он впивался в ее губы, вызывая трепет всего ее тела. Его страстность подарила Бадре надежду. Да, наверное, это и был тот самый восторг, который имела в виду Элизабет.
Затем она почувствовала сквозь одежду, как напрягся его член. Хепри сжал девушку в своих железных объятиях, всем своим телом прижав ее к скале, и застонал. И этот неожиданный страстный натиск испугал ее, она почувствовала себя беспомощной. Удивление уступило место ужасу. Если он будет таким же грубым животным, насилующим ее тело с безумной похотью, как и Фарик, то она возненавидит его…
Тяжело дыша, он все-таки отпустил ее. Лунный свет и темная страсть сверкали в его глазах.
— Своей красотой ты сводишь мужчин с ума. Я еле-еле сдержался. Если мы поженимся, все будет иначе, — сказал он хриплым голосом.
— Иначе? — переспросила она, все еще глубоко потрясенная.
— Я не разрешу тебе покидать мою постель. Я сделаю так, что у тебя будет другое занятие, нежели прогулки при лунном свете.
Его слова пробудили в ней прежние страхи. Если они поженятся, из их шатра будут раздаваться не звуки радости, а только крики страдания. Все воины будут смотреть на Хепри с презрением. Поползут слухи. Она слишком хорошо к нему относилась, чтобы допустить такой позор. Она не могла обречь такого сильного,
