в самом Центре и начала нападение изнутри? В общем, вчера было серьезное побоище. Надеюсь, твоей мамы к тому моменту там уже не было.
— А если была? Если она до сих пор там? Глеб, надо ехать туда! Помоги мне, пожалуйста. Я видела, как там все взрывалось и горело. Потом туда ехали машины… много машин… там стреляли…
— Ты там была? – Глеб взял меня за плечи и повернул к себе. – Успокойся сейчас же! Что ты там делала?
— Мы с Ильей поехали за мамой. Он пошел в Центр и пропал, — Глеб отвел глаза, ему было неприятно слышать об Илье. — Я ждала его, ждала… потом у меня забрали машину, избили. Я ждала до утра и пришла к тебе.
— Почему ты сразу не обратилась ко мне? Как ты вообще оказалась в списках погибших?
— Глеб, не спрашивай. Я расскажу тебе, но не сейчас.
— Ладно. Не реви только. Сейчас я попробую связаться с коллегами. Они наверняка знают больше. Там наша группа целый день снимает. Я могу попробовать связаться с руководством Центра.
— Глеб, не надо. Никому не рассказывай, что я жива. Прошу тебя. Для них меня больше нет. Если ты все расскажешь, пострадаю не только я.
— А что им сказать?
— Пока ничего. Попробуй узнать, где моя мама. И я сразу уйду. Клянусь, что больше никогда не побеспокою. Только не говори, что я жива.
— Что ты такое говоришь! Ты не представляешь, как я переживал, пока ты была в Африке и как винил себя, когда мне сказали, что тебя больше нет. Хоть я и не понимаю, зачем ты все это придумала, но помогу обязательно. Если захочешь, расскажешь. Надеюсь только, что тебя не будут разыскивать и что ты никого не убила. Иди, умойся и переоденься. А я пока попробую что-нибудь узнать.
Глеб снова уселся за компьютер. Чтобы не мешать, я пошла на кухню. Голод мучительными спазмами терзал желудок. В холодильнике было пусто. Только заплесневевший кусочек сыра и несколько яиц лежало на полке.
— А что-нибудь перекусить есть? – крикнула я Глебу.
— Там в холодильнике. Извини, деликатесов не предложу. Сейчас даже обычные продукты перестали завозить. Сегодня обещали привести хлеб и крупы. Голяк вообще.
Я взяла сыр, намазала его остатками кетчупа и проглотила. Запах и вкус были отвратительными — как будто съела вонючий носок, щедро приправленный перцем. Но заботиться о вкусовых ощущениях не приходилось. Я поспешила наверх, в комнату, которая когда-то была супружеской спальней. В шкафу, сложенная аккуратными стопочками, лежала моя одежда. Не выбросил. Или еще не успел.
В ванной глянула в зеркало и ужаснулась: опухший нос, следы высохшей крови над губой, грязные разводы на лице от слез и пыли. Портрет завершали растрепанные волосы и перепачканная копотью одежда. И как патрульные ничего не заподозрили?
Включив воду, я попыталась отыскать хоть одно чистое полотенце. Скомканной горой, вперемежку с грязной одеждой, они валялись в углу ванной комнаты.
Из-под крана лилась холодная вода. За предыдущую ночь я так замерзла и устала, что перспектива попасть под ледяной душ меня не устраивала.
Я вышла из ванной, оставив дверь открытой. Не хотелось отрывать Глеба от поисков, но чистое полотенце и горячая вода были мне жизненно необходимы.
— Если поспешите, то успеете, — услышала я тихий голос Глеба.
Я выглянула в гостиную. Он сидел у компьютера и с кем-то разговаривал, воровато пригнувшись к монитору.
— Вышлите хотя бы патруль, — сказал он и обернулся. Я успела спряталась за шкаф и прислушалась.
— Где она сейчас? – услышала я женский голос виртуальной собеседницы.
— Дома, душ принимает. Но я не знаю, сколько она еще здесь будет.
— Задержи, в чем проблема?
— Надеюсь, наша договоренность в силе и вы выполните свое обещание?
— Все в силе.
Женский голос показался мне знакомым. Но выглянуть снова и попытаться разглядеть, с кем Глеб разговаривает, я не решилась. И так все было понятно: я снова ошиблась. Говорили явно обо мне. Он доложил о моем возвращении «куда надо».
Глеб отключил связь и встал из-за компьютера. Я быстро вернулась в ванную и заперлась. Через несколько секунд Глеб постучал в дверь и заботливо спросил:
— Может, воды нагреть? Горячей уже неделю нет.
— Нет, спасибо,— ответила я, стараясь сохранить спокойствие. — Привыкла в Африке к прохладной воде. Можешь заварить мне кофе или чай… что есть.
— Хорошо.
Глеб неторопливо спустились вниз по лестнице – отправился на кухню. Я включила воду еще сильнее, чтобы заглушить шум открывающегося окна. Только так я могла покинуть дом незамеченной. Одно плохо – ванная комната находилась на втором этаже, а единственное небольшое окно было слишком высоко, почти под потолком. Но когда в затылок дышат неприятности, пролезешь и в замочную скважину.
Я придвинула к стене корзину для белья и встала на нее, молясь, чтобы крышка не проломилась. Плетенка был доверху забита грязным бельем, но я все равно старалась не делать лишних движений и почти парила в воздухе. Окно открылось легко, но не полностью – конструкция рассчитана только для вентиляции, но никак не для аварийного выхода. Даже если бы мне удалось открыть окно до конца, то спуститься на землю целой и невредимой со второго этажа — вряд ли.
Выглянув в окно в надежде найти хоть какую-то зацепку, я увидела патрульную машину, плавно подруливающую к нашему дому. Она скрылась за углом, но я точно знала – это за мной.
Оставался последний вариант – добраться до черного хода и попытаться сбежать. Я вышла в коридор и, стараясь даже не дышать, спустилась по лестнице. Глеб возился на кухне, стоя спиной к входной двери. Я быстро прошмыгнула мимо и поспешила к черному входу.
Дверь оказалось запертой. Код, как назло, вылетел из головы. Я пыталась набрать комбинацию цифр, но система тихонько пищала, что код неверный.
— Куда ты? – услышала я за спиной. – И даже кофе не выпьешь?
Я обернулась. Глеб стоял в коридоре, посреди прохода и держал в руке чашку кофе.
— Советую тебе остаться здесь, — сказал он, — для твоего же блага.
Не долго думая, я кинулась к Глебу и ударила по чашке. Горячий кофе выплеснулся ему на грудь. Чашка полетела на пол. Глеб, ругаясь, как сапожник, стал срывать с себя рубашку, где уже красовалось парное коричневое пятно. Я воспользовалась моментом и, оттолкнув его, понеслась по коридору к главному входу. В дверь позвонили. Я глянула в монитор, показывающий площадку у дома: двое патрульных нетерпеливо топтались у двери. Мне оставалось только прошмыгнуть в гостиную и запереться.
С минуту было тихо. Забившись в угол, я смотрела на дверь, но в нее никто не ломился, не стучал, не дергал за ручку.
— Ань, открой, — Глеб деликатно постучал в дверь, как будто я закрылась, чтобы поразмышлять о вечном.
— Анна-Амалия Лемешева, откройте, — услышала я еще один мужской голос. – Не вынуждайте нас выбивать дверь. Если вы попытаетесь убежать, нам придется применить силу, а мы не хотим причинять вам боль.
— Что вам нужно от меня?
— Мы доставим вас во временный офис Центра евгеники.
— Зачем?
— Послушайте, этого мы не знаем, нам никто не докладывает, что и почему. Мы выполняем приказ.
Из окна гостиной патрульная машина была как на ладони. Возле нее стояли еще двое патрульных. Бежать было некуда. Корчится от электрошока, памятного еще с прошлой встречи со спецотделом, не хотелось.
