– Почему ты была в башне?
Она стала гладить простыню, задумавшись на мгновение о том, что ей сказать, а что – скрыть. Возможно, самое лучшее – это сказать правду.
– Мне надоело быть под надзором двадцать четыре часа в сутки, поэтому я напоила Деймиана отваром трав, чтобы он уснул.
– А где ты достала отвар?
– У меня бывают трудности со сном, милорд, – она намеренно говорила ровным голосом. – Моя сестра готовит его для меня.
– Которая из них?
– Адель…
– Ты с ней говорила?
– Нет…
– Это она была с тобой в башне?
От града этих вопросов у нее закружилась голова.
– Нет! Я уронила письмо, когда упала, торопясь вернуться в свою комнату.
– Почему ты бежала?
–
Это была почти правда, и она, затаив дыхание, молилась, чтобы он ей поверил.
Он кивнул в своей обычной педантичной манере. Она пошевелила ногой и спросила:
– Можно мне встать?
Прежде чем он успел ответить, кто-то постучал в дверь.
– Войдите, – крикнул Монтгомери. Он встал, положил на стол кожаный ремень и заткнул за пояс l'occhio del diavolo. Было ясно, что он кого-то ждал.
В комнату вошла вереница слуг, груженных сундуками, а за ними низенький и толстый, средних лет торговец и круглолицая женщина.
Какого черта? Это еще какое-то наказание?
Толстяк снял шляпу и раскланялся. Он был одет в богато расшитый камзол и модные штаны.
– Мы приехали сразу, как только нам позволили дожди.
– Мы привезли самые лучшие наши шелка и бархат, – добавила женщина.
Она указала на один из сундуков, и слуга открыл его. Женщина достала отрез голубого бархата и поднесла его к свету.
– Лучше этого не найти даже в Париже или Италии, – заявил толстяк, гордо выпятив грудь. Монтгомери взглянул на Бренну:
– Что скажешь, жена?
Бренна смутилась, не зная, что ответить. Монтгомери жестом приказал открыть второй сундук и сказал:
– Этот человек – торговец тканями.
– Я это поняла, не дура, – с кислой миной бросила Бренна.
– Наша одежда отсырела и пришла в негодность, – сказал Джеймс, достав из сундука кусок зеленого шелка и обернув им руку.
Ей пришлось неделями носить нестиранную одежду, а он сейчас хочет показать, что заказал новую одежду только потому, что она немного намокла. Распускает хвост, как настоящий павлин! Она уже знала, какой он педант, когда дело касалось его одежды, – каждый стежок идеален, каждый шовчик прямой. Наверное, целая армия служанок каждое утро разглаживает горячими камнями все складочки на его одежде. Но такого она еще в жизни своей не видела.
– Что ты об этом думаешь? – спросил он, показывая кусок щелка, вышитый мелкими розочками.
– Прелестно, – с той же миной ответила она.
– Отлично. Что еще у вас есть? – спросил он у торговца, который то разворачивал, то сворачивал рулоны материи.
Вскоре комната была завалена разноцветными – красными, голубыми, зелеными – тканями, а также дорогими мехами – горностаем, лисами и норкой.
Бренна потерла виски. Зачем Монтгомери понадобилась новая одежда, было выше ее понимания. Даже после долгой дороги то, во что он был одет, было лучше того, что ей приходилось носить за последние семь лет.
Ее раздражало, что она не может встать и выйти из комнаты. То, что он позвал торговца в ее комнату, где она была прикована к кровати, было еще одним свидетельством его непомерного высокомерия и эгоизма.
А уж, каким он оказался придирчивым! Она никогда не видела, чтобы мужчина так хорошо разбирался в тканях. Он указывал на изъяны, которые она наверняка не заметила бы. Какая глупость. Он еще хуже, чем Гвинет.
Она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Поскорее бы они ушли.
– Значит, пятнадцать платьев, – услышала она голос Монтгомери. – С чехлами под них и сорочками. Для ежедневного ношения и парадные, в которых можно было бы быть представленной королеве.
Она открыла глаза.
– Платья?
Он обернулся к ней с такой скоростью, с которой мужчины учатся поворачиваться к врагу во время битвы.
Не обращая внимания на кандалы, она села в кровати.
– Так вы заказываете их для меня?
– Разумеется.
У нее захватило дух. У нее не было ни одного нового платья уже много лет. Пятнадцать? Это же неслыханное количество для одной женщины. Даже когда отец отобрал почти все, у нее было только пять платьев. Спохватившись, что сидит с раскрытым от удивления ртом, она быстро его закрыла и откинулась на подушки.
– Почему вы вдруг стали так милы со мной?
Он, видимо, не ожидал этого вопроса.
Не обращая внимания на присутствие посторонних, она погремела цепью.
– Для этого нет никакой причины. Сегодня мы так же не любим друг друга, как и раньше, – повторила она уже сказанное им.
Торговец и его жена переглянулись, а потом стали поспешно рыться в сундуках поменьше.
Монтгомери хотел что-то возразить, но женщина достала несколько ярдов зеленого шелка, такого тонкого, что он был почти прозрачным.
– Как насчет этого, миледи? Этот цвет очень подойдет к вашим глазам.
Ткань взметнулась и, попав в луч солнца, заиграла тысячью оттенков. Ничего подобного Бренна еще не видела.
– Моя жена говорит правду, – подхватил торговец. – Если бы вы встали, миледи, мы могли бы снять с вас мерку.
Бренна бросила беспомощный взгляд на Монтгомери. Она была голой, и у нее не было ни длинных волос на голове, чтобы прикрыть грудь, ни даже завитков на лобке, чтобы прикрыть естество.
– Встань, – коротко приказал он. – Я не хочу, чтобы моя графиня ходила в лохмотьях.
Она скрестила руки на груди.
– Однако вы не возражаете против того, что я голая и в кандалах, – огрызнулась она.
– Ничуть не возражаю.
От этих слов ее окатило жаром. Она отвернулась. Неужели это еще один способ унизить ее?
– Вот, возьми. – Он усмехнулся и бросил ей сорочку. – Надень и встань, чтобы они могли снять с тебя мерку.