института, в котором трудился, о чем ему и сообщил.
– Мне от тебя ничего не нужно. Сам разберусь, – огрызнулся Андрей.
– Это нужно твоей матери, я это сделал не для тебя, для нее, – ответил отец.
Но Надежда поступок бывшего мужа не оценила. Наоборот, он ее взбесил.
– Мне не нужны твои подачки. Андрюша сам выберет себе работу, уж получше твоей лаборатории. Он умный и талантливый, его возьмут на любое место.
– Хорошо.
А что он еще мог ответить?
Впрочем, когда он узнал, что Андрей оформился в отделе кадров, совершенно не удивился.
Все, что происходило потом, – новое, очень быстрое замужество Надежды, ее новый муж – тот самый самовлюбленный ипохондрик Котечка, поведение сына на работе, его романы, его предательство и воровство чужой работы… все это Сергея тоже не удивляло. Ему вдруг стало все равно. Совершенно. Сергей одного не мог понять – как он мог столько лет прожить с женщиной и так ее не узнать. И как он мог вырастить такого сына? Чего он как отец не сделал? Точнее, что сделал не так? Ведь все было – книги, семья, пример перед глазами. Почему тогда сын вырос мерзавцем? Почему так странно сплелись их с Надей гены, что выдали ТАКОЕ? Откуда в сыне взялись качества, которых ни на грамм не было в родителях? Откуда в нем лень, равнодушие и – самое ужасное – ничем не подкрепленное тщеславие и жестокость? На бытовом уровне, но жестокость – к людям, близким, коллегам.
Были и другие вопросы, на которые Сергей не мог найти ответ. Что было такого в Котечке, чего не было в нем? Что этот павлин мог дать Наде, чего он не дал? Почему она выбрала именно его? И почему продолжает с ним жить – и год, и второй, и третий?
Когда у Андрея родился сын, больной ребенок, названный не в честь его, а в честь отца Анны, Сергей позвонил Наде.
– Чем я могу помочь? – спросил он.
Он не спрашивал: «Могу я чем-нибудь помочь?», «Нужна ли моя помощь?» Он спрашивал, что он должен сделать.
– Ничем, – ответила Надя. Она не услышала вопроса, не захотела услышать.
Он не общался с сыном не потому, что не хотел, не потому, что был обижен. Он боялся. Просто боялся – того, что Андрей скажет о нем так же, как о том пожилом преподавателе, который шамкал вставной челюстью. Что, кроме отвращения, брезгливости и ненависти, тот не будет ничего испытывать – ни жалости, ни сострадания, ни снисхождения.
И вот теперь Сергей Петрович Иванов, доктор наук, член-корреспондент Академии наук, автор книг и научных работ, сидел у постели своей умирающей жены и думал, какой он был идиот, что дал ей уйти. Ведь никого роднее и дороже у него в жизни не было. Только его Надя, которую он полюбил с первого взгляда и продолжал любить всю жизнь и теперь еще больше. Он гладил ее по руке и мысленно просил у нее прощения. Ведь если бы он тогда не пошел на принцип, она была бы с ним, и все у них было бы хорошо. И возможно, Надя бы не заболела.
Сергей Петрович доставал лекарства, разговаривал с лечащим врачом и умолял спасти его жену или продлить ей жизнь, пусть на месяц. Он хотел забрать Надю из больницы и провести последние дни с ней вдвоем, понимая, что это невозможно.
Если бы было возможно взять болезнь Нади на себя, Сергей, не задумываясь, сделал бы это.
Лена приезжала. Что-то она зачастила в последнее время. Мы затеяли осеннюю генеральную уборку и завоз продуктов «на зимовку». Лена волокла мне мясо, куриные окорочка, рыбу, распихивала в морозилку. И почему-то все время смотрела в пол или в сторону, как будто боялась встретиться со мной взглядом.
– Лен, я что, так плохо выгляжу? – напрямую спросила я.
Лена села и расплакалась.
– Ну чего ты, девочка? – погладила я ее по голове.
И от моего тона, от невольного жеста, от непроизвольно вырвавшегося ласкового «девочка» Лена разрыдалась еще сильнее.
– Не бойся, все будет хорошо. Я не умру, – сказала я, – врачи ошибаются. Я знаю.
– Вы так похудели, – плакала Лена, – и вам больно. Я же вижу!
– Ты моя хорошая… – Я продолжала гладить ее по голове.
– Знаете, что я думаю? Вы говорите медленнее ваши воспоминания… Понемножку. Хорошо?
– Ты боишься, что я договорю и умру? – улыбнулась я.
Лена кивнула.
– Какая ты глупая. Не волнуйся, мне еще говорить и говорить. Устала уже вспоминать.
Кое-как мы сделали уборку и попили чай. Лена заставила меня съесть кусок мяса, которое пожарила. Кусок, как всегда, был жесткий, как подошва. Но я съела, и она ушла почти счастливая. Ну за что мне эта Лена? Я ее не заслуживаю. Сейчас таких больше нет. Я не встречала.
Надо все-таки дорассказать эту историю, хотя сил уже никаких нет. Она меня вымотала, но надо закончить.
Так вот, Андрей редко приезжал к матери в больницу.
– Андрюшечка, ты приедешь? – спрашивала Надежда Михайловна, когда звонила и заставала его дома.
И тогда он, конечно же, приезжал.
И только в тот раз не приехал.
– Андрюшечка, ты приедешь? – спросила она.
– Попробую вырваться, – ответил он.
А Надежда Михайловна в очередной раз подумала: откуда вырывается ее сын? И почему он должен именно вырываться? Он ей давно ничего не рассказывал.
Но он не смог, не приехал. Надежда Михайловна умерла, а Сергей продолжал гладить пальцем ее запястье. И она была почти счастлива. Только вот об Андрюше беспокоилась. Ждала до последнего приемного часа.
Ее хоронил Сергей. Все организовал, все оплатил – место на престижном кладбище, семейное захоронение, где завещал похоронить и себя. Чтобы рядом с женой, под одной фамилией.
Котечка во время похорон брезгливо стоял в луже и думал о том, что у него совсем промокли ноги и он наверняка простудится.
А до Андрея так и не дошло, что он не попрощался с матерью – так он и не сопоставил, не сложил ее звонок с просьбой приехать и смерть. Он даже об этом не думал, а о чем думал – неизвестно.
Известно точно, что после смерти матери он приехал домой и поразился чистоте, новому порядку в расстановке обуви в коридоре и присутствию в доме незнакомой женщины. Раечка тоже была даже не поражена, а потрясена. И честно рассказала, что давно здесь живет с Котечкой, которому она почти жена. Андрей сказал ей, чтобы она убиралась из квартиры его матери, Раечка в слезах хватала плащ, а Котечка пытался ее остановить. Дурная, мерзкая сцена.
А вот после этого началось то, что Надежда Михайловна не могла представить себе и в самом страшном сне. И не поверила бы, если бы ей кто-нибудь сказал, что так будет.
Котечка с Андреем начали делить квартиру. Поровну жилплощадь никак не делилась, да и не хотели они поровну. Андрей считал, что Котечка должен собрать чемодан и уехать. А Котечка считал, что квартира его, как мужа, а Андрей пусть живет там, где жил. Начались суды, которые длились несколько лет. Андрей вспомнил про жену и сына и убеждал суд, что ему квартира совсем не нужна, а нужна его ребенку. Котечка искал поддержки у Раечки, которой уже не был нужен. Во-первых, старший сын поступал в институт и забот и переживаний хватало. Во-вторых, младший крутил любовь с девочкой, и Раечка умирала от страха, что «дети натворят делов». Да и толку, мужского, от Котечки не было. Ничего не мог по дому сделать – ни засор прочистить, ни дверцу шкафа починить, ни ножи поточить. А постель Раечке была давно неинтересна.
Только одному человеку – первому хозяину квартиры – Сергею Петровичу было наплевать на имущество.
Самое смешное, что все это время Котечка с Андреем жили вместе – ходили в туалет, стараясь не столкнуться в коридоре, ставили чайник каждый на свою конфорку и вели, так сказать, совместное