– А ты ждешь, что я в ответ на это назову тебя идеалистом? Не надейся: ты – идиот, никто не оценит того, что ты сделал, никто не поймет и не посочувствует той цене, которую ты заплатишь. Так ради чего?
– А черт его знает, – сказал Внучек, – вожжа под хвост попала.
– Эх, Федька, Федька, в этой истории ты единственный крайний… Я тебе не подмога, твой шеф тоже. Ему от тебя одни неприятности. Его хорошенько взгреют за отсутствие контроля за подчиненными, и он будет все валить на тебя: каждый умирает в одиночку. На Балдахинова и его понимание тоже рассчитывать не приходится: ему сейчас как раз нужны люди, на примере которых он мог бы показать очищение аппарата от консервативных элементов, сдерживающих поступательное движение перестройки. Единственный человек, который тебе может помочь, – это Батранин. Он прошел путь от опера до начальника управления и кое-что понимает. Ему нужно будет сказать, что все получилось по молодости и глупости, мол, попал в такую мясорубку: полтора года один на два участка, замотался и липанул, дальше больше, а потом решил честно во всем признаться. Так можешь отделаться служебным несоответствием, а иначе… иначе последствия могут быть самыми печальными.
– Слушай, Серега, – сказал невпопад Федя, – а к каким людям ты относишь себя?
– Себя? – немного помедлив, ответил Надеин. – К менее ловким.
– Что ты, Серега, по-моему, ты ловкач, каких мало…
– Нет, – ответил Надеин, – я действительно ловок, но в нужный момент, когда кроме ловкости нужна еще и решительность, чтобы наступить на череп ближнему, меня не хватает. Потому и сейчас я не скажу в управлении, что твоя липа вовсе не липа. А ведь будь я действительно ловким человеком, я бы не преминул использовать это и кое-какие дивиденды бы получил… Так?
– Так.
– Помнишь Луконина? – спросил Надеин.
– Кто ж его не помнит? – ответил Федя.
Луконин был их преподом. На курсах он читал «историю органов», был любим курсантами и имел «псевдоним» – «отец русской конспирации». Он был набит казусами из жизни органов и частенько выдавал афоризмы, которые такие старательные курсанты, как Внучек, записывали в свои учебные тетради. Афоризмы никогда не повторялись дважды, за исключением одного. Его Луконин в различных вариантах произносил довольно часто, и потому его запоминали все или почти все.
Высокий, седой, в полковничьем кителе Луконин, стоя за кафедрой, говорил:
– Вы заключили брачный договор с очень капризной дамой по имени Безопасность. Дама эта, как и все дамы, не любит, чтобы ей изменяли. Она может простить мелкие грешки, присущие мужчинам вообще и мужчинам-операм в частности, но никогда не простит вам измены… Вы должны принадлежать только ей.
– Я о капризной даме… – сказал Надеин.
– И я о ней, – ответил Внучек.
Скрип пола за дверью не дал Надеину продолжить мысль, он посмотрел на дверь и закончил:
– Все это я согласую с вашим руководством и доложу по команде… Случай из ряда вон…
– Случай из ряда вон, – сказал Надеин начальнику отделения и уловил в его глазах маленькую искорку радости: так радуется ребенок знакомому, а значит, не опасному для него предмету, из чего Надеин сделал вывод – под дверью кабинета Внучека стоял Карнаухов. – Из ряда вон, но не смертельный… Если он как работник нужен вам, и это его первый проступок, в котором он чистосердечно раскаялся, и вы его поддержите, я доложу об этом в управлении.
Шеф, однако, не был готов принять решение самостоятельно. Он немного помедлил, надеясь, что инспектор раскроет мнение начальства, но Надеин молчал, и тогда шеф сказал то, что и должен был сказать шеф, узнав о неблаговидном поступке подчиненного:
– Нет, после случившегося мне с ним не сработаться.
– А с Дробиным? – вырвалось у Надеина.
– С Дробиным? Дробина посылает руководство управления, значит, оно ему доверяет, а я доверяю руководству.
Шеф помолчал немного и, так как Надеин ничего не сказал, решил как-то аргументировать свой ответ:
– А потом у него не все дома.
– У Дробина? – будто не поняв, переспросил Надеин.
– У Внучека.
– Почему?
– Видите ли, он очень много работает… Если б это было в разведке, то я мог бы совершенно точно сказать, что он работает на противника: сейчас все разоблачения говорят о том, что предатели были хорошими работниками.
– Но у него другая причина, – перебил этот бред Надеин. – Он был один на два участка.
– Так-то оно так, но все же есть что-то в нем ненормальное. С женой нелады.
– Ох, уж эти жены, – сказал Надеин, а шеф, видя, что инспектор не клюнул на эту информацию, пошарил в голове еще и вспомнил:
– Да… тут у нас ЧП было: лифт на трубе оборвался с рабочими. Так он мне говорил, что на происшествие ехал вместе с трупами…
– Как? – удивился Надеин.
– А так, – ответил шеф, радуясь, что наконец заинтересовал инспектора. – Он вроде из дому вышел… ночь была, автобусы не ходят, и вдруг один появляется… Он сел в него и видит: там трупы тех, кто разбился на трубе.
– Их что, – переспросил Надеин, не знающий города, – везли на автобусе в морг?
– Нет, – сказал шеф, – в том-то и дело, что они были живые.
– Не понял.
– Как бы вам это объяснить? – заметался шеф, опасаясь, что у инспектора может возникнуть мнение, что не все дома у него, а не у Внучека. – Ну, это будущие трупы, что ли…
– А-а, – сказал Надеин, – понятно. И что же было там, в автобусе?
– А ничего не было… Ехали полчаса до станции, а потом они исчезли.
– А он с ними разговаривал?
– Да, – обрадовался шеф такой подсказке, – в том то и дело, что разговаривал. Они даже поссорились…
– Ну тогда все ясно… Вообще-то Внучеку палец в рот класть не надо: он иногда и начальство разыграть может.
– Вы считаете?
– Да-а, – сказал Надеин, – он на курсах был чем-то вроде затейника и не такие розыгрыши устраивал.
– А я не знал, – скис шеф. – И все же он какой-то ненормальный, с ним очень трудно работать.
– Как же трудно, если он два участка обеспечивал?
– После случившегося я сомневаюсь, что он их обеспечивал.
– Ну ладно, – покровительственно произнес Надеин, – вы только никому не говорите, что он ненормальный потому, что-де много работает, а то, не приведи господь, в управе узнают, разговоров не оберешься… – И, чтобы подкрепить сказанное, Надеин поведал шефу историю об одном замполите, которого опрашивал психиатр, лечивший его подчиненного. На вопрос психиатра, не замечал ли он странностей в поведении больного, тот ответил: «Как же, замечал, он много читает». – Так вот, бедного замполита потом на всех совещаниях вспоминали.
– Все понял, все понял, – засуетился шеф и поднял вверх руки. – Молчу, как рыба…
Попрощаться с Внучеком Серега не зашел. Федя видел, как он вышел во двор к машине, за ним, как бы на отлете, семенил шеф. Потом шеф спохватился, сбегал в отделение и принес из холодильника сверток.
«Мяско», – догадался Внучек.
