«контрразведка». Но что теперь Кондратьеву контрразведка? Кондратьева нет, Кондратьев приказал долго жить, а что с мертвецов возьмешь, они, как известно, сраму не имут. А вот живые… Да кому есть дело до живых?..
Внучек обратил внимание, что экс-Кондратьев идет мощно, уверенно, как корабль, поймавший в паруса попутный ветер. Его, похоже, вовсе не тяготит то, чем он занимался с Федей, и Федя порадовался за своего апостола и за себя тоже. Это он помог выставить его паруса так, что тот сразу лег на нужный галс…
Федя вспомнил, как гость говорил:
– Раз я перестал быть Кондратьевым, то мне можно будет здороваться с вами на улице?
– Конечно, – ответил Федя, – мне это будет приятно.
– И мне, и мне, – говорил захмелевший не от вина апостол.
– Вот так собак стригут, – произнес Федя вслух начало любимой поговорки Хуснутдинова, бросил на стол ключ Николаева и пошел к выходу. Захлопнув дверь, он спокойно отдал себя на обозрение «контрразведке», смолкнувшей при его появлении, и направился домой. Надо было обдумать, как «технично» доложить о случившемся Карнаухову, а доложить об этом он решил послезавтра.
О-о, что было, когда Федя сообщил шефу обо всем. Того чуть кондрашка не хватила. От волнения он назвал Внучека Степаном Федоровичем, тут же стал звонить в управление, чтобы сообщить о случившемся. При этом он просил Федю оставить их одних. Кто был тот второй, с которым нужно было оставить шефа, Федя не знал.
Потом Внучек писал объяснительную, а шеф, опять выпроводив его из кабинета, читал ее управленцам по телефону.
Спустя час, несмотря на то, что шеф ничего и никому прямо не сказал, о случившемся знали и Байметова, и водитель… Водитель с любопытством посматривал на Федю, Байметова же делала это с легкой укоризной, так, будто от Фединого поступка для нее могли наступить неблагоприятные последствия.
Вскоре шеф вызвал Федю и сказал, что распоряжением замначуправления он до окончания расследования отстраняется от исполнения служебных обязанностей. Шеф тут же попросил его взять из сейфа личные вещи и передать ключ ему.
Все это не оскорбило Федю, поступок, который он совершил, требовал именно такой реакции, и он только позлорадствовал, что служебное расследование вряд ли найдет что-либо, представляющее интерес: вчерашний день не прошел даром.
Сдав ключи, Федя вышел на улицу и направился в центр города. Впервые за все годы жизни в Каминске он никуда не спешил. Все это время он только и делал, что собирал, анализировал и оценивал информацию, исполнял запросы: искал золото в реке, где не было золота. Но он продолжал искать его честно, чтобы в других реках и в большом водоеме, куда все реки впадают, точно знали, что у него ничего нет.
Он уселся на искореженной лавочке, которую каминские хулиганы постоянно переворачивали по ночам, а утром, поскольку она находилась перед фасадом горисполкома, сотрудники комхоза возвращали ее, по выражению Сысько, в первобытное состояние.
«Что меня ждет? – думал Федя. – Грех, конечно, велик, но я ведь не Родине изменил… Ну, дадут выговор, может быть, служебное несоответствие… Не могут же так запросто зарубить опера, который споткнулся первый раз. Все должно обойтись… И то, что приедет расследовать случившееся, скорее всего, Серега, ему на руку. Надеин должен его понять… А от того, как он представит все в управлении, многое зависит…»
Ему захотелось побродить по городу просто так, и он направился по тротуару вдоль главной улицы. Однако прогулки не получалось: его неспешный минорный шаг не сочетался с остервенелой гонкой чем-то озабоченных и даже озлобленных прохожих.
– Мишка! – кричала растрепанная женщина в старом цветастом халате, выглядывая из ворот двухэтажного дома. – Только появись, стервец, я тебя… Марш домой… Означенный Мишка – наголо остриженный пацан лет десяти – вовсе не собирался выполнять это требование. Он шел впереди Внучека, изредка оглядываясь, видимо, опасаясь, что женщина может его догнать. Мишка, как догадался Федя, шел в сторону городского пляжа. Федя пошел вслед за ним. Он представил себе, как сядет на корягу у воды и будет смотреть, как плещутся в холодной майской воде бесстрашные каминские мальчишки.
У реки мечта посидеть на коряге вдребезги разбилась о то, что он увидел.
Посередине пляжа – полосы песка метров сорок в длину и десять в ширину – пировала компания. Человек двенадцать. Над ней висело некое облако из мата, криков и сигаретного дыма. Рядом валялись бутылки, чья-то одежда и костыли… Вездесущие мальчишки, к которым примкнул небезызвестный Мишка, стояли вокруг компании и с восхищением смотрели на пляжную вакханалию.
– Не вяжись к ней, падла, – кричал какой-то пьяный парень такому же пьяному и таскал его за грудки.
– Ты-ы! – орала девица в купальнике и в юбке, – спорим, искупаюсь голая, спорим…
– Тебе баба нужна, баба? – вопрошал один из сидящих на песке.
– Нет, – ответил ему мужской бас и пояснил в непечатных выражениях, кто ему нужен.
Федя повернул назад. Вот она, жизнь, а ты пашешь день и ночь, ловишь несуществующих шпионов, ЧП расследуешь, нейтрализуешь негативные процессы, точнее, считаешь, что нейтрализуешь… И-эх…
К его удивлению, Наталья была дома. Она перекладывала что-то в шкафу на кухне.
– Ты занялась хозяйством? – оторопел он.
– Угу, – ответила Наталья. – Ну, рассказывай, что ты там натворил… Зава говорит, что тебя запросто за эту махинацию могут с работы вышибить.
– Со службы, – механически поправил он и подумал: «Вот она конспирация, ведь никто, кроме шефа, не знал».
Тут в Феде проснулся опер, и он спросил:
– За это, что ли?
– За это, за это, – сказала Наталья, – а за что еще… Не получилось: Наталья либо не знает всего, либо не хочет раскрываться.
– Так что там за махинация? – забросил он удочку еще раз. – А то столько махинаций в день проворачиваешь, сразу не вспомнишь.
– Не прикидывайся дурачком, я имею в виду приписки.
– Какие приписки?
– Приписки в показателях работы.
– Каких показателях?
– Таких, за которые вам деньги платят… Весь город об этом говорит.
– Ну, а тебе-то, наверное, Зава сказала. – Федя начал злиться.
– Оставь в покое Заву.
– Дура! – взорвался Федя.
– Кто дура?
– Зава – дура, и ты вместе с ней, раз слушаешь ее.
– Сам ты дурак! – взвилась Наталья. – Да Зава всего вашего Каминского КГБ стоит.
– Это точно… Зава сама как КГБ. Как она ловко тебя к себе переманила, любой опер позавидует такой комбинации. Надо же – ей понадобился специалист в торговле. Да она сделала это, чтобы при случае я мог тебя прикрыть, а заодно и ее… Она тебя и Шуше подсунула.
Последние слова вырвались у него помимо воли. Но Наталья не стала оправдываться, а, захлопнув дверцу шкафа, ушла из кухни.
Федя уселся на табурет, но пробыть долго одному ему не пришлось.
– Слушай, – сказала возвратившаяся Наталья, – а куда девалась бутылка шампанского?
– Я выпил, – ответил Федя.
– А как же Надеин?
– А никак.
– Первая стадия, – сказала Наталья и покрутила пальцем у виска.
– Последняя, – ответил Федя.
