роста.
И, хотя это было только предположение, оно укрепило его сомнения о причине гибели Мишки.
Отдохнув, он стал подниматься по веревке вверх, и в самом конце пути, совсем рядом с предполагаемой траекторией падения тела, блеснул маленький желтый кусочек металла. Федя переступил ногами в сторону, подобрал его и благополучно добрался до кустов. Там он смотал веревку и вновь уселся на последнюю ступеньку поразмышлять.
Перед ним, как на ладони, простирался противоположный склон оврага, часть которого была густо забита частными домиками. Чуть в стороне, более свободно, возвышались пятиэтажки. Стены некоторых были увиты плющом, на балконах сушилось белье. Вдоль дорог перед домами возвышались пирамидальные тополя, зеленели клумбы, а возле подъездов росли экзотические растения с огромными листьями, похожими на бананы, которые он видел в фильме «Хождение за три моря».
Возле пятиэтажек текла своя жизнь: сидели в беседках женщины, играли с теневой стороны дети, прогуливали собак мужчины, машины сновали туда-сюда, и никому не было дела до лазающего по склону моста Внучека. Никому, кроме… кроме старушки, внимательно наблюдавшей за ним из беседки частного дома, расположенного поодаль начала бетонной лестницы.
Беседка, из которой старушка осуществляла сие оперативное действо, густо заросла виноградником по бокам, но сверху лозы было меньше, и у нее складывалось иллюзорное представление о том, что наблюдение ведется скрытно, тогда как Федя видел ее «пост» сверху.
Федино оперативное мышление, дремавшее два года, тут же восстановило недостающие звенья, связало старушку с лейтенантом-молчуном, и он спустился вниз по лестнице.
– Добрый день, – сказал он, улыбнувшись.
Но, видимо, от забора, где он находился, до беседки было достаточно далеко, старушка не разглядела улыбку и до нее не дошло, какой хороший парень желает с ней поговорить. Старушка, поняв, что разоблачена, птицей выпорхнула из беседки и понеслась к дому, не позволив Феде закончить фразу и пожелать ей еще здоровья и долгих лет жизни.
– Эх, бабуля, – вырвалось у него слово, никак не подходящее для установления контакта.
Но долго огорчаться у забора ему не пришлось. Из-под крыльца дома на него покатился огромный рычащий шар, пса распирало желание разорвать Федю на куски. И он, несомненно, сделал бы это, если бы не короткая цепь. Она рванула его за горло и опрокинула на спину. Пес захлебнулся на какой-то момент, но вывернулся, стал на лапы и залился таким оглушительным лаем, что через мгновенье к нему подключились собаки близлежащих дворов.
«Не получилось, – подумал Федя, – теперь даже, если кто и выйдет из дома, с ним не поговоришь». Ведь он не Остап Бендер и не рискнет вынуть из кармана зеркальце, одна сторона которого выкрашена в красный цвет и которое может сойти при случае за удостоверение личности сотрудника угрозыска.
Чтобы не дразнить дальше пса, не вызывать гнева хозяев и соседей, он отошел от забора и вернулся к лестнице. Медленно поднимаясь по ней вверх, он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Может, это смотрела из-за занавески своего дома знакомая ему старуха, а может, кто-то другой, и этот другой имел какое-то отношение к тому, что произошло здесь позавчера. А раз так, Федя на всякий случай решил сделать то, что должен был сделать на его месте любой профессионал. Он прошел сквозь кусты, подбежал к остановке, запрыгнул в салон последним, исключив таким образом «хвост».
Проехав одну остановку, он сошел возле универсама и нырнул в толпу, что сновала вдоль торговых рядов, где продавали овощи и фрукты, «Сникерсы» и «Баунти», «Пепси-колу» и шоколад, ликеры, водку и сухие вина. Зайдя за один из киосков, Федя снял с головы кепочку, сунул ее в сумку, где лежала грязная бельевая веревка, пересек мост поверху в обратном направлении и ничего подозрительного не заметил. Такое могло быть в двух случаях. Либо слежки и преследования не было, либо за ним следили профессионалы. Второе, разумеется, исключалось: только и дело профессионалам, чтобы заниматься слежкой за отдыхающими.
Вернувшись домой, он обнаружил хозяйку, стоящую в странной задумчивости посреди двора.
– Что-то изменилось, – сказала она, – а что – не пойму…
– Я вас не нашел, – соврал Федя, – и позаимствовал веревку: сумка у меня упала в овраг, пришлось доставать… чуть шею не свернул… Но вы не беспокойтесь, я ее постираю.
Взяв у Тамары ведро, он начал хозяйственным мылом отстирывать веревку. Сменив пару раз воду, он стал вешать веревку на старое место.
Вернувшаяся с пляжа Магда увидела его за этим занятием и сострила:
– Зачем тебе веревка? Уж не собираешься ли ты повеситься на ней от тоски? И где это твой сосед, женишок наш? Что-то его третий день не видно?
Федя ничего не ответил ей, удивившись тому, что Тамара не рассказала о случившемся своей подруге.
Вечер он провел в своей комнате, поражаясь, что, несмотря на волнения и пребывание на солнце, у него нет головных болей. То ли он, как когда-то говаривал Мишка, адаптировался, то ли стрессовая ситуация отодвинула его болезнь на третий план.
Он уснул с мыслью, что завтра, наконец, пойдет на пляж и с этого дня будет полноценно отдыхать.
Но настало утро, взошло солнце, и в дверь постучали. На пороге стояла хозяйка и какой-то небритый мужчина с сумкой через плечо.
Мужика не надо было представлять. Это был Мишкин брат. Те же глаза, тот же овал лица, только, в отличие от младшего, старший не выглядел богатырем. Видимо, работа в шахте не предполагала таких мышц, как у младшего.
– Валера, – сказал мужик и протянул руку.
– Федя, – ответил Внучек, предполагая, что ему придется выдержать еще один допрос… Но этого не случилось. Наверное, хозяйка уже сообщила кое-что о Мишке.
Федя передал Валере вещи брата и оставшиеся деньги. Валера, не считая, бросил их в сумку и сказал:
– Я подожду здесь, хозяин сейчас соберется, и мы поедем в прокуратуру.
Через четверть часа появился хозяин, но и Феде, и Валере было ясно, что в таком состоянии с ним можно было ехать только в вытрезвитель. И одно только было непонятно: с утра он успел набраться или не протрезвился с вечера.
– Михалыч, – сказал хозяину Федя по-свойски, – отдохни малость, мы тут с Валерой договорились вдвоем к следователю съездить… Я уже там был, дорогу знаю…
Выходя на улицу, они столкнулись с хозяйкой, которая без слов все поняла и бросила на Федю благодарный взгляд…
Пока ехали на автобусе, разговорились, и Валера объяснил, почему он сумел так быстро прилететь в Сочи. Оказалось, что он был в Москве в отпуске. Его жена, получив телеграмму, позвонила в Москву, и он в тот же день поехал в аэропорт.
В коридоре прокуратуры они увидели троих молодых парней, сидевших у дверей кабинета следователя. Это были вчерашние Федины знакомые. Правда, сегодня на их лицах не было наглости, на вхождение Феди и Валеры в кабинет они никак не отреагировали.
Федя представил следователю Коломийца-старшего и вышел на улицу, не желая ждать в коридоре и слушать разговоры упомянутой троицы.
Валера, однако, быстро присоединился к нему.
– Едем в морг, – сказал он.
– Зачем? – возразил Федя. – Я знаю, что там нам скажут: приезжайте с гробом и свидетельством о смерти… Ни того, ни другого у нас нет.
– Ты прав, хозяйка мне адрес столяра дала.
– Я слышал о нем. Тамара говорила, что у него золотые руки.
– Золотые руки, золотые руки, – задумчиво произнес Валера, когда они входили в автобус, – руки руками, а где в Сочи дерево взять. Сочи – что тундра…
– Есть у него дерево, – успокоил его Федя, – этот столяр работает сторожем в дендрарии… Может быть, он пользуется выбракованными деревьями.
Со столяром договорились быстро. За божескую цену для лета тысяча девятьсот девяносто третьего
