– А, Магда, – только и осталось сказать Внучеку, когда глаза открылись.
– Магда, Магда, – сказала женщина, присев на край стула напротив, – Сашку моего не видел? Убежал вперед, а я задержалась…
– Он, наверное, там, где вы всегда отдыхаете, – нашелся Федя.
– Да мы там уже не отдыхаем, – сказала она так, как говорят женщины, раз и навсегда отрезавшие прошлые связи и открытые для связей новых.
– Только нашел Мишкин пляж, и тут помеха, – выругался он про себя.
– А ты где устроился? – спросила Магда.
– А я думаю на «Маяк» пойти, а то тут, ты сама видишь, грязь сплошная.
– Ну, тогда до встречи на «Маяке», – насмешливо произнесла «Магда» и пошла прочь, покачивая бедрами, и эти покачивания без слов говорили то, чего не сказала Магда: «Дурак, от чего отказываешься».
– Мужчина, мужчина, – это обращался к нему бармен, – возьмите ваш веджибергер…
– Веджибергер, – пронеслось в мозгу у Феди, – это же то, о чем однажды говорил Мишка… Теперь все сомнения позади. Это Мишкин пляж: именно тут Мишка пробовал блюдо со странным названием веджибергер, а потом смеялся и говорил, что это бутерброд из котлеты. Федя позавтракал, вернулся на пляж, разделся и прошел по волнолому до каменных бонов, которые предохраняли пляж от сильных волн. Он бросился в море и поплыл брассом, испытывая радостное чувство скольжения по воде.
Охладившись, вернулся к своей одежде и тут только поразился той грязи, которая была на пляже. Между крупной и мелкой галькой лежали огрызки яблок, косточки от персиков, пробки от бутылок, бумажные стаканчики, смятые и грязные, сплющенные банки из-под пива.
Федя не стал ложиться на гальку, погрелся под солнцем и решил снова сплавать за бон, вновь почувствовать удовольствие от скольжения по воде. Он пробежал по волнолому и прыгнул в море.
Нельзя дважды войти в одну реку, говорят философы. Нельзя дважды испытать одни и те же ощущения, будь они трижды приятны. Наслаждение, которое он испытал в первый раз от движения по воде, от покачивания на плавных длинных волнах, какие бывают только далеко от берега, на этот раз не было. Сразу за боном гонялись друг за другом любители острых ощущений и быстрой езды. Гонки велись на маленьких катерах, прокат которых был на соседнем пляже. Большие валы от катеров накатывались один на другой и мешали плавать. Несколько раз его захлестнуло с головой, и он решил вернуться.
Бон Федя задумал преодолеть на волне. Он дождался мощного вала, который подхватил его и понес на гребне через бетонную преграду. И все бы закончилось хорошо, если бы Федя не опустил ноги и не коснулся бетона, поросшего ракушками. Боли он не почувствовал, но понял, что острые, как бритва раковины, конечно же, порезали кожу.
«Вот незадача, и это в тот момент, когда все так хорошо складывается», – подумал он.
На берегу ранки стали кровоточить.
– Окуните их в морскую воду и посушите на солнце, – сказала какая-то женщина, проходя мимо.
Он так и сделал, и через несколько минут кровь свернулась.
Покончив с лечением, он вернулся к своей одежде и понял: этот пляж ему не придется разбивать на участки, не придется наблюдать за входом и выходом, поскольку входа и выхода не было, не надо будет выделять женщин от двадцати до тридцати пяти… Все эти операции стали не нужны, как становятся не нужными лестницы тем, кто взобрался на крышу и уже не собирается спускаться тем же путем. И все потому, что он увидел ее.
И как он не заметил ее раньше. Ведь это она посоветовала ему окунуть ноги в соленую морскую воду.
Выглядела она совсем не так, как он представлял. У нее не было длинных льняных волос. Волосы были русыми, а прическа напоминала прическу мальчика, но на том сходство с мальчиком и заканчивалось. Во всем остальном это была женщина, на которую нельзя было не обратить внимания: а вот почему нельзя, определить было трудно, наверное, здесь срабатывал какой-то фактор, который еще не осмыслен сильной половиной человечества, но, тем не менее, активно используется половиной прекрасной, для поимки в свои сети представителей первой половины.
Она сидела в позе лотоса на маленьком махровом полотенце и ела персик. Нет, ела – не то слово, которым можно было обозначить то, что она делала с персиком. Она колдовала над персиком.
Означенный персик средней величины пять минут назад был извлечен из полиэтиленового пакета и надолго задержался у нее в руках. Она не приступала к еде, а поглядывала на море, на катера, на соседей… Затем, точно нехотя, она сделала первый малюсенький надкус, совершенно не размазав при этом губную помаду, и снова стала смотреть по сторонам, аккуратно держа персик в капкане маленьких пальцев.
У нее были удивительные пальцы. Они не были длинны, тонки, но в том, что они обладают некоей сверхчувствительностью, сомневаться не приходилось…
После первого, с большим временным интервалом, последовало еще несколько надкусов, и только теперь плод уменьшился наполовину.
Так, перемежая взгляды и надкусы, она объела персик, и сморщенная розово-коричневая косточка оказалась на столбике оранжевой мякоти.
Столбик становился все тоньше и тоньше, и в тот момент, когда он должен был надломиться, а косточка упасть на гальку, откуда-то появился целлофановый мешочек. Он принял косточку, столбик исчез во рту женщины, а сама она озорно лизнула большой палец кончиком языка.
Выждав немного, она поднялась и пошла к воде. Войдя в море, женщина поплыла брассом, не погружая голову в воду. Однако, несмотря на это неудобство, гребки ее были мощные, и расстояние до бона она преодолела за два десятка таких движений. Возвращалась она медленней, но все же достаточно быстро, и через минуту опять была на берегу.
К этому времени Федя перенес свою одежду на свободное место почти рядом с ней, вызвав недовольный взгляд двух жгучих брюнетов, расположившихся неподалеку.
– Как нога? – спросила она у Феди, обтирая себя полотенцем.
– Нормально, – ответил Федя, почувствовав вдруг, что горло его пересыхает от волнения.
– Так и должно быть, – сказала она и, перед тем как отвернуться, бросила на него взгляд, красноречиво говоривший, что, в случае чего, ему будет отдано предпочтение…
Случай тут же представился, Федина соседка достала из сумочки сигарету и повела глазами по сторонам. Она ждала проявления внимания, услуги, он понял это, как и то, что эту же услугу собирается оказать его кавказский конкурент, один из тех брюнетов, что загорали неподалеку.
Федя опередил кавказца. Он, неожиданно для себя, ловко достал из кармана джинсов подаренную ему Валерой зажигалку, и язычок пламени коснулся сигареты.
Соседка затянулась, выпустила струю дыма и сказала ему, как старому знакомому, которого ждала, но который где-то задержался:
– Не могли бы вы пересесть поближе, мне не нравится излишнее внимание ко мне представителей воюющих сторон.
Такая фраза в августе тысяча девятьсот девяносто третьего года в Сочи могла сделать честь журналистам областных газет, и уж, конечно, всесторонне охарактеризовать говорившего.
– Хорошо, – согласился он, едва не выдав себя излишней торопливостью. Впрочем, это было нестрашно, потому что торопливость эта наверняка была бы расценена так, как обычно расценивают такую торопливость женщины.
– Знаете, покоя от них нет, – сказала соседка, когда он перенес свои вещи. Однако долго сидеть им не пришлось. Представители воюющих сторон стали о чем-то говорить на непонятном языке. В воздухе появилось ощущение назревающего конфликта.
– Я предлагаю покинуть сей гостеприимный уголок, не то я буду причиной дуэли, – вдруг сказала она.
Федя неохотно согласился. Собрав вещи, они не одеваясь поднялись на дорогу, чтобы перейти на другой пляж, но что-то изменилось в намерениях Фединой знакомой.
– Совсем забыла, – сказала она, – встреча у меня с подругой. Не могли бы вы меня проводить до остановки автобуса?
