закрывавшемся на молнию. Согнувшись над рюкзаком, она взмолилась всеми фибрами своей души: «Господи, дорогой, Господи, не дай ему выхватить у меня кольцо. Если даже ты больше ничего не сделаешь для меня, то сделай хотя бы это, пожалуйста…»
Все это время ей казалось, что она движется слишком медленно, каждая секунда разлеталась на миллисекунды, содержа в себе собственную комбинацию движений и мыслей, словно то была пленка, предназначенная для специализированного видеомонтажа.
Примерно в полуметре прямо перед ней – старик, он все еще держит нож поднятым.
За ней справа Чан Пин и Линь. Как далеко? Примерно в четырех метрах. А кто из тех двоих ближе к ней? Когда она видела в последний раз, ближе был Линь. А теперь… не поменяли ли они положение? Или поменяли?
Диана подняла рюкзак левой рукой и развязала шнурок правой. Потом она сунула правую руку в рюкзак, нашаривая потайной карман.
Она протянула кольцо старику. Но, когда он потянулся к нему, забыв об осторожности, ибо его обуяла жадность, Диана изо всех сил швырнула кольцо ему за спину.
Он плюнул в Диану, а потом, сочтя ее беспомощной девчонкой, оттолкнул назад и повернулся к ней спиной, ища, куда упало кольцо. Она выпрямилась почти мгновенно. Ее ботинок описал дугу и попал старику точно в то место, где соединялись его ноги. Он согнулся, выронив нож, и схватился за пах, со стонами обругав ее чертовой сукой.
Диана бросилась на пол, шаря по нему обеими руками в поисках ножа. Ей отчаянно хотелось знать, что происходит у нее за спиной.
Сзади послышались звуки схватки; ясно было, что Чан Пин сцепился с Линем. Пальцы Дианы наткнулись на сталь и сомкнулись, но старик, поняв ее намерения, извиваясь, подполз по полу так, что снова оказался лицом к лицу с ней. Диана почувствовала, что нож выкрутили у нее из руки. Потом прямо у нее над головой раздалось бульканье, мокрый, пузырящийся звук, который она никогда не забудет, и нож в руке старика сверкнул ярко-алым, искупавшись в потоке горячей крови.
Диана отползала, пока не уперлась в стену. Она заставила себя приподняться и повернулась.
Чан Пин стоял у кузова пикапа. Его левая рука цепко держала Линя за пухлую грудь, а правой руки не было видно. По тому, что под подбородком Линя появился второй темно-красный рот, Диана поняла, что невидимая ей рука Чан Пина сжимает нож и что он располосовал этим ножом горло Линю до самых шейных позвонков.
В течение тех секунд, что потребовались телу Линя для того, чтобы сползти на пол, Диана и Чан Пин молча смотрели друг на друга. Диана не верила, что у Линя могло быть оружие. Значит, Чан Пин убил беззащитного человека, врага или нет, в данной ситуации не имеет значения… Нет, имеет, ей надо будет подумать надо всем этим, но не сейчас, не сейчас…
Отец Линя закричал; ярость, страх, ненависть – все смешалось в этом крике. Выставив свой нож прямо перед собой, он метнулся вперед, метя Чан Пину в живот.
Этот бросок был необдуманным и бессмысленным – непроизвольная реакция обезумевшего отца. Чан Пин просто сделал шаг назад с полуоборотом, пропустив мимо себя старика и тот врезался в кузов грузовика. Вот-вот должен был наступить конец всему: Чан Пин все еще сжимал в руке свой нож, спина старика представляла собой большую и временно неподвижную мишень. Но Чан Пин схватился с худшим противником – с самим собой. Все еще находясь в состоянии потрясения от убийства Линя-младшего, он не мог заставить себя ударить Линя-старшего.
– Беги! – крикнула Диана. Но ее предостережение прозвучало слишком поздно. Старик оттолкнулся от грузовика и взмахнул рукой, его нож описал широкий полукруг. Чан Пин отпрыгнул в сторону, но лезвие ножа задело его рубашку, рассекая ткань. Папа Линь занес нож над головой и прыгнул вперед, нанося яростный колющий удар сверху вниз. Чан Пин пригнулся, наклонив голову, но неверно понял намерения старика, решив, что тот нанесет еще один удар сбоку. Как раз вовремя он сообразил, что оказывается не сбоку от возможного нападения, а как раз снизу. У него оставалась доля секунды для того, чтобы изменить положение. Он успел сделать это… Отступив назад.
Диана продвигалась вдоль стены, пока не оказалась у двойных дверей, выходивших наружу, в переулок.
Чан Пин двигался слишком медленно, будто вдруг истощил все свои силы. Или постарел на много лет. Когда Линь снова пошел на него, он неверно выбрал положение и позволил прижать себя спиной к пикапу: Диана успела заметить на его лице выражение удивления, смешанного с ужасом, когда он почувствовал, что его спина уперлась во что-то твердое. Но у него хватило ума развернуться боком, уменьшая зону поражения, и выбросить вперед ногу. Таким образом Чан Пин саданул старика в живот. Старик застонал и упал. Теперь он беспомощно лежал на полу. Но Чан Пин не пошевелился. Диана увидела блеск в его остекленевших глазах. Тогда она ринулась вперед. Она бросилась всем телом, упав на Линя и вцепившись в его костлявую шею. В панике он выронил оружие. Диана оторвала его голову от пола и резко ударила его затылком об пол… один раз, другой. Он попытался перекатиться в сторону, сбросив ее с себя, но Диана как-то ухитрилась поменять хватку, вцепившись ему в виски и снова ударила его головой об пол.
Его тело обмякло. Она скатилась со старика, тяжело дыша. Когда Чан Пин взглянул на нее так, словно впервые увидел, она поняла, что теперь все зависит от нее. Она поднялась на ноги, и, стащив брезент с кузова пикапа, не глядя набросила его на два тела на полу.
Диана схватила Чан Пина за обе руки и крепко сжала их.
– Пошли отсюда! – выпалила она. – Быстро!
У нее еще хватило рассудка подобрать свой рюкзак, но, когда они уже прошли половину переулка и она вспомнила, что обручальное кольцо ее матери осталось лежать где-то на полу в грязном сарае для лодок, она даже не сбавила шага. Кольцо явилось платой; а плату ты никогда не получишь назад, за что бы ты ни заплатил.
С одной стороны склады, высокие, запретные, с другой стороны грязные хибары, провонявшие дерьмом и мочой, а впереди, вдалеке, свет… много движущихся огней. Городская площадь. Там толпа. Они смогут затеряться в ней.
Когда Диана выскочила на площадь, по левую руку вдоль набережной высокий человек западного вида размеренно двигался навстречу нескольким представлявшим официальных лиц китайцам. Европеец был в пятидесяти метрах от нее, его голова шевелилась – вверх-вниз, будто в вежливом разговоре. Мгновение Диана просто стояла на цыпочках, выискивая поверх голов путь, по которому можно убраться отсюда, но внезапно мужчина повернул голову в ее сторону и с лишившим ее сил чувством потрясения она узнала его.
– Уоррен!
Диана бросилась вперед сквозь толпу, пока не оказалась всего в метре от Хонимена. Она чувствовала взгляды тысяч пар глаз, устремленных на нее, разрывавших ее на кусочки, но ее собственный взгляд не отрывался от лица американца. Молчание, казалось, длилось очень долго.
Потом он произнес громко и довольно сносно по-китайски.
– А-а, Диана! Я думал, что мы оставили тебя там. – Он протянул руку и потрепал ее по руке. После стольких сцен насилия, виденных ею, его дружеское прикосновение стало для нее знаком покоя и порядка.
– Почему бы тебе не пойти вниз и не прилечь, что ты на это скажешь, а?
Глава 29
Когда Ло Бин вошел в кабинет Сунь Шаньвана, он решил, что там находится примерно человек двадцать. Большая часть присутствовавших, казалось, впала в истерическое состояние.
Сам Сунь сидел на своем обычном месте с торца длинного стола спиной к окнам, которые теперь смотрелись просто как белые прямоугольники, так как их заливал яркий утренний свет. Он держал обе руки на деревянной поверхности стола прямо перед собой, а на лице его застыло непроницаемое выражение. Его глаза были закрыты. Ло Бин подумал, что Сунь пытается создать вокруг себя островок спокойствия и
