какой это трудный предмет. А тут Колька: «Давай, говорит, один раз в школу не пойдем, а пойдем на огороды щеглов ловить. Уроки никуда не убегут, а щеглов ловить самое время». Вот и сходили. Сам-то Колька по всем математикам здорово соображает — лучше всех в классе, ему нипочем, а Васька сразу получил двойку. Попробовал сам по книге поучить, а там какие-то отрезки А, какие-то отрезки В, а дальше и совсем треугольники разные с углами и сторонами — где понять? И Васька махнул рукой на геометрию. Два раза, когда геометрия была на первом уроке, он нарочно опаздывал и сорок пять минут, которые — это все прогульщики знают — кажутся вечностью, сидел, как заяц, за школьными сараями, озираясь по сторонам. В результате серый учебник Киселева Васька возненавидел, хоть и надеялся, что все как-нибудь обойдется.
— Плохие твои дела, Васек, — рассуждал Колька по дороге домой. — Теперь начнет она тебя за этого жука — жучить. Главное, молодая она. Если б старая была, как, например, Анна Филипповна, то она бы разобралась — как, что… А молодые, они всегда не разберутся, а прямо сразу: «Садись — два». Вот, например, помнишь, была Роза Викторовна? Раз взял я у одного дядьки нюхательный табак и принес в школу. На уроке достаю и показываю Женьке Федорову — мы тогда с ним сидели. Он говорит: «Это что?» Я говорю: «Нюхательный табак». Он говорит: «А зачем?» Я говорю: «Нюхать, например». Он говорит: «Дай мне». Я дал. Потом мы оба попробовали, как это нюхают. Тут у меня в носу завертело, защипало, я не удержался да как чихну на весь класс! Роза Викторовна думала, что я взаправду чихнул, и говорит: «Будь здоров, Коля!» Я говорю: «Спасибо!» И еще: «Чхи!!!» Ив третий раз: «Чхи!!!» Она говорит: «Ты чего расчихался?» Я испугался и говорю: «Я ничего». А в это время Женька, как кошка прямо: чхи-чхи-чхи-чхи! — раз пять, наверно, чихнул. Тут все ребята смеяться стали, а она подумала, что мы нарочно, для смеху. Другая бы разобралась, как, что, а эта сразу: «Выйдите из класса». А потом все донимала, как не выучишь, она прямо как будто знает: «Иванов, отвечать». Ну, скажешь: «Не учил». — «Почему?»
Ну, скажешь: «Голова болела» или еще что-нибудь. А она сразу: «Садись — единица. Давай дневник!» Так прямо в дневник и влепит. А то еще был Юрий Федорович… тот…
Словом, когда дошли до Васькиного дома, Васька окончательно упал духом.
Прощаясь, Колька напомнил:
— Так, значит, завтра я пораньше к тебе прибегу. Щеглов ловить пойдем. Выходной завтра — забыл? У меня уж и сетка готова. Женька обещал конопляных семечек…
— Ладно, — сказал Васька.
По вечерам после школы у Васьки было положено отдыхать. Твердый режим дня он не заводил: собирался и расписание сколько раз составлял, да все как-то не получалось. Например, по расписанию уроки надо учить, а тут вдруг Колька явится: «Васек! Около нашего дома машина застряла — бежим!» Так целый час возле этой машины и проторчат — помогают, советуют. Дальше полагается гулять, а уроки учить когда? Так все и идет. Только один пункт Васька непреклонно соблюдал: раз положено вечером отдыхать, значит, надо отдыхать.
Уныло пообедав, сел Васька за письменный стол, подпер щеки руками и стал думать о жуке, о новой учительнице: и как он ей нагрубил, и какая скверная наука — геометрия, и зачем она нужна, и кто ее выдумал…
Вздохнув, вытянул из-под учебников новенькую серую книжку. Вот она — «Геометрия». Раскрыл — второй раз в этом году, — принялся читать введение: что называется геометрическим телом, линией, точкой. Старался понять, вникнуть в смысл каждого выражения. Прочитал, что такое геометрия; оказалось, что по-русски это означает просто «землемерие». Дальше — «Прямая линия». Узнал, что туго натянутая нить или луч света, выходящий из малого отверстия, — самые простые прямые линии. Свойства этой самой линии тоже оказались простыми: через две точки можно провести только одну прямую, а две прямые могут пересечься только в одной точке. Дочитал введение до конца и удивился: могу! Наверное, вот теоремы начнутся — это труднее.
Васька вспомнил, как доказывал теорему знаменитый лентяй Пустовалов, который, когда сидит за партой, хохочет и разговаривает громче всех, а как выйдет к доске, сразу делается скучным и говорит таким жалобным голосом, будто сейчас заплачет: «Ну… нам требуется… ну, доказать, что… биссектриса… ну… является… ну, медианой и высотой…»
— Что для этого сделаем?
— Ну, значит… поворачивать будем.
— Лошадь поворачивают, Пустовалов. Повернем, может?
— Ага.
— Вот тебе и «ага». Что и вокруг чего повернем? Отвечай!
— Ну… это самое… вокруг…
Но Ваське вспомнилось и то, как доказывал это же самое Колька: «…чтобы точка А совпала с точкой М, сторона АВ пошла по стороне ВС…» И не успеет Анна Филипповна оглянуться, как Колька уже кончает: «Что и требовалось доказать» и получает пятерку.
Пока Васька принялся за углы: определения угла, сторон, вершины и как угол обозначается тремя буквами. Все прочитал и запомнил.
Это так увлекло Ваську, что он даже не заметил, как пришла с лекций Лилька. Она сделала вид, будто ужасно удивилась, что Васька, вместо того чтобы «отдыхать», как у него «положено», сидит за учебником. Громко стуча каблуками, подошла сзади и заглянула через плечо:
— Ты чего это?
— Что «чего»? — спросил Васька. — Не учишь — нехорошо, учить начнешь — тоже удивляется…
— Почему, спрашиваю, у тебя внезапно такая любовь к геометрии появилась?
— Нипочему… — буркнул Васька.
Лилька уселась рядом на диван и стала чего-то недобро посматривать.
— У вас кто теперь по математике будет? — спросила она.
— Я почем знаю…
Васька навострил уши, но виду не подал.
— Галина Николаевна?
— Галина Николаевна… А… что?
— А то. Она теперь всех вас, лентяев, учиться заставит.
— Злая? — встрепенулся Васька.
— Не злая, а очень хорошая. Только у нее тебе уж не придется вокруг школы шататься.
— Какой еще школы? — с опаской спросил Васька, дивясь: и откуда только знает?
— Какой? Той самой, где тебе на уроке в это время сидеть положено, — вот какой. Вот подожди, я еще маме скажу.
Это вконец расстроило Ваську. Он уже собрался было забросить учебник и предаться горьким размышлениям, но тут увидел, что на одной из страниц нарисован транспортир.
Ваське очень хотелось научиться обращаться с транспортиром. Он любил всякие инструменты, поэтому пренебрег угрозами Лильки и уткнулся в книгу. Поняв наконец тайну транспортира, возликовал: извлек из готовальни крошечный транспортирчик и приступил к пробе. Нашел в учебнике угол, на котором было помечено, что он в 45°, измерил — верно, сорок пять! Измерил прямой, он оказался и в самом деле в 90°. Начертил какой придется, измерил и с удовлетворением написал в уголке: 82°. Потом стал отыскивать углы в книге и измерять — все они обязательно имели по сколько-нибудь градусов. Васька даже засмеялся вслух.
— Да что с тобой? — обеспокоилась сестра.
Она не могла понять радости покорения транспортира, и поэтому Васька ничего ей не ответил, а пошел, радуясь, — сам еще не сознавая чему, — спать.
Он спал, когда утром зашел Колька, принялся тормошить, дергать за ноги, тянуть одеяло:
— Вставай, Васек! Ну, вставай, что ли… Да вставай же!
Васька открыл глаза и опять зажмурился: такое яркое солнце светило в окно.
— Вставай, одевайся скорей, соня! — говорил Колька. — Побежим. Ребята уж, наверное, ждут. Я еще из дому выходил, слышал, как щеглы в небе свистят!
Васька тотчас представил себе, как они сейчас пойдут на пустые изрытые огороды, откуда уже выкопали картошку и где в прохладном и по-осеннему прозрачном, чистом воздухе далеко-далеко все видно