Через несколько шагов он вспомнил:
— Сережка, ну-ка дай глянуть, какой это такой зуб?
Кот тщательно разглядел зуб со всех сторон, покачивая головой и хмыкая, и, видимо, не имея сил с ним расстаться, положил его в свой карман:
— Пускай он лучше у меня будет. У меня много всякого добра, есть даже костыли для калек, я забыл вам показать, пусть будет еще и зуб. Я люблю, когда всего много. Когда мало — не люблю. Ну, пока!
Дома бабушка встретила Сережку с очень таинственным и торжественным видом:
— Иди-ка сюда, Сережа, где это ты пропадаешь? У меня есть к тебе разговор, сядь.
Сережка сел, с опаской поглядывая на книгу, которую бабушка держала на коленях.
— Так вот, Сережа! — торжественно начала бабушка. — Ты, я думаю, со мной согласишься, что эти ваши пустяковые раздоры… в вашем коллективе, просто-напросто, ну… недостойны, что ли, хороших ребят, ты согласен? Сережка кивнул. — И вот мы с Анной Марковной здесь обсудили ваши дела и придумали, как вас помирить. Дело это, конечно, мы понимаем, не легкое, хоть поссорились вы из-за пустяков: какой-то комар там, зуб, мышью кидался, просто смешно говорить, но…
— Да мы…
— Подожди, не перебивай. Ты прекрасно знаешь, что привычка перебивать взрослых свидетельствует о невоспитанности, а тебе, по-моему…
— Да мы уж помирились! — все-таки перебил Сережка.
Бабушка оторопело взглянула на Сережку поверх очков:
— То есть… как же это… Вы же были в ссоре… Как это у вас? Во веки веков, и все такое… и вдруг… как же это могло произойти?..
— Да очень просто! — объяснил Сережка, дивясь непонятливости бабушки. — Сначала были поссорившись, а потом взяли и помирились! Ничего особенного.
Бабушка долго молчала, а потом сказала со вздохом:
— Ну, конечно! Этого следовало и ожидать! То они состоят в ссоре из-за каких-то пустяков, теперь они, видите ли, ни с того ни с сего помирились! Ты думаешь, это хорошо? Нет. Эта черта в тебе свидетельствует о твоем крайнем легкомыслии. И Анна Марковна была тысячу и тысячу раз права!
Глава V
Всю ночь шел дождь. Сережке даже из дома было слышно, как шумит под горой ручей, а утром оказалось, что бабушка выстирала старый костюм, в котором Сережка привык всегда ходить, а ему приготовила новый—штаны и рубашка светлые да такие чистые — смотреть на них страшно, не то что надевать.
Убедившись, что выручить из стирки старый костюм уже нет никакой надежды, Сережка начал соображать, как сделать, чтоб новый поменьше отличался от старого: может, взять да и запачкать прямо дома?
Ему помешал Зямка — влетел в калитку и заорал:
— Сережка! Бежим скорей!
— А что?
— Да бежим!
Сережка, конечно, сразу побежал.
Зямка, разбрызгивая грязь, так быстро мчался вниз к ручью, что Сережка еле поспевал за ним и никак не мог спросить, куда они так быстро бегут.
Наконец он улучил кое-как момент:
— А мы куда?
— Горилл бить! — не оборачиваясь, ответил Зямка.
У ручья собрались все березовцы, даже почему-то Светлана и Нинка. Один совсем маленький мальчишка, которого все называли Виктор Николаич, — хитрец и проныра, — захлебываясь от удовольствия, рассказывал:
— Только мы подошли к ручью, а они к-а-ак прибегут! Ка-ак его схватят! И-и — потащили! Меня тоже хотели, — хвастливо добавил он.
— Кого потащили? — спросил Сережка.
— Пушкина!
— Что же вы стоите? — волновалась Светлана. — Что же вы не идете его выручать?
— Ждем еще одного мальчишку, — нерешительно объяснил Алик.
— Какого мальчишку?
— Такого… Кота. К нему уже ходили.
— Ну и где же он… этот ваш Кот?
— Гонится за одним конопатым…
— В другое время нельзя было за ним гнаться? — не унималась Светлана.
Алик помотал головой:
— Не. Конопатый сегодня только нашел Котов дом и начал писать на заборе — «Здесь живет Котофей…», а Кот за ним и погнался…
— И долго он будет за ним гнаться?..
— Не знаю. Может быть, ДО самой Москвы… Но как только он освободится, мы сразу начнем.
Однако ждать было некогда, так как из-за смородинных кустов, окаймляющих огороды, появилось неприятельское войско. Оно состояло из Гориллы, обоих Чурил и разных мелких ребятишек, как видно, мобилизованных насильно, потому что шли все нехотя, то и дело оглядываясь назад, и Горилле приходилось поднимать их боевой дух пинками и толчками в шею.
Чурилы же, мстительно усмехаясь, волокли под руки пленного Пушкина. Возможно, они намеревались подвергнуть его пыткам на глазах березовцев и тем самым внести смятение и ужас в их нерешительные ряды.
Пленник держался героем. Он высоко держал голову, и его знаменитые волосы почему-то стояли торчком, как у дикаря.
Завидев своих земляков, он выпятил грудь, пронзительно закричал:
— Долой Горилл! Да здравствует Березовая улица! — И тут же начал отчаянно бороться со своими конвоирами.
Тогда березовцы, вдохновленные присутствием девочек, с криком «ура!» форсировали ручей и кинулись на выручку земляка.
Неприятель сразу же обратился в паническое бегство. Первыми бросились врассыпную мобилизованные, будто только того и ждали. Юркнули в смородину Чурилы. Сам Горилла, как и полагается предводителю, мчался далеко впереди своего панически разбегающегося ополчения.
Сережка и Алик бегали куда быстрее Гориллы, что было не раз проверено, когда им приходилось от него спасаться.
Но догнать Гориллу сейчас оказалось делом трудным.
Время от времени он оборачивался, и вид настигающих врагов, казалось, вливал в него новые силы.
Уже погоня шла по Козьему бугру, как неожиданно на пути Гориллы возник Кот. Потный, запыхавшийся, он шел по другой стороне улицы, но, увидев Гориллу, бросился наперерез.
Горилла завертелся на месте и, потеряв всякое соображение, вдруг подскочил к высокому дощатому забору, вскарабкался на него и рухнул в чей-то сад.
Заглянув в щелку, победители увидели того самого бородача, который вчера с двумя пацанами вез тележку и спугнул разбойников на Березовой улице. Сейчас он стоял на крыльце и глядел из-под ладони на подозрительно шевелящиеся кусты, куда, видимо, заполз ошалевший от страхи Горилла.
