— Дедушка! — крикнул ему из-за забора Кот. — Вот к вам один залез! В кустах, в кустах! Выгоните его оттуда!
Бородач не спеша подошел к кустам и за ухо вытащил оттуда Гориллу. Горилла пытался что-то сказать, но Кот опять закричал:
— Он все врет, дедушка! Он прилез воровать! Не верьте ему!
И «дедушка» не поверил. Ведя Гориллу за ухо, он сорвал два больших куста крапивы, росших поблизости (может, и специально им посаженных для таких вот случаев), и они ушли с Гориллой, который начал уже заранее подвывать, за кусты.
На тонкий поросячий визг, который через минуту был уже слышен по всей улице, явились несколько малолетних обывателей Козьего бугра и принялись слушать.
— Кто это? — спросил один.
— Михей Михеич порет Гориллу! — радостно сообщил ему другой.
В конце улицы появился и Страшила, неизвестно почему отсутствовавший во время битвы.
Березовцы во главе с Котом помчались туда, чтоб догнать и наказать заодно уж и Страшилу, но он и не думал спасаться, а спокойно ждал их, стоя на месте.
— Здорово, Костя! — весело приветствовал он Кота. — Привет, пацаны! — и он протянул руку Сережке и Алику Пришлось ее пожать.
— Ты уже пленный или еще нет? — грозно спросил Кот.
— Я — нейтралитет, — ответил Страшила. — Я вчера еще с Гориллой поссорился. Обиделся, почему я за него тогда не заступился. Я говорю: «А чего я буду?» Я и Костю, и брата его знаю, верно ведь? Зачем мне с ними дружбу портить! Костя, ты бы когда-нибудь спросил у брата — помнит он обо мне или нет? Ладно, а? Эх, жалко, не пришлось тогда с ним побольше поговорить. «Будешь, говорит, на поле выбегать?» Ну, конечно, ему некогда было… А сейчас он что делает?
— Да тренируется, наверное. Чего ж ему еще делать… — буркнул Кот.
— Верно! — радостно подтвердил Страшила. — Я сейчас только со стадиона. Он там. С кем они, интересно, собираются играть?
— Я почем знаю…
— С «Локомотивом», — вздохнул Страшила. — У меня уже и билет есть. А как он себя чувствует?
— А что ему!.. Я пришел к нему, а он лежит на диване, читает… Выхватил у меня яблоко и откусил половину.
— Неужели? Вот это да!.. Ну передай ему привет! — и Страшила ушел, чтобы найти другого болельщика и сообщить ему, что только сейчас беседовал с братом Масленкина, что великий человек чувствует себя хорошо, нормально тренируется, а в свободное время лежит на диване, сберегая силы для победоносной встречи с «Локомотивом», и пополняет свое футбольное образование чтением различной литературы, а также ест витамины, которыми его снабжает любимый брат…
Возле ручья остальные березовцы трудились вокруг освобожденного пленника. Оказывается, злобный Горилла натискал ему в волосы репьев, да так ловко, что ни один не удавалось вынуть.
Сережка, Алик и Кот тоже попробовали свои способы вынимания репьев из головы, но и у них ничего не вышло.
Несмотря на это, Пушкин, находившийся в центре внимания и окруженный всеобщей заботой, был неслыханно счастлив.
— Большие, видно, мастера этого дела Гориллы! — с восхищением, сказал Кот. — Придется выстригать. Хорошо, что у меня имеются ножницы и своя машинка! Пошли ко мне.
Возле дома он велел всем сесть в канаве и ждать.
— А то мать почему-то не очень уважает, когда ко мне такая орда заявляется. Один-два человека еще ладно. Хотя, по-моему, какая разница?
Он вынес маленькую табуретку, ножницы, машинку, которую дал держать ребятам, а сам быстро защелкал ножницами в воздухе, как настоящий парикмахер, и начал срезать репьи один за другим; их тут же подбирал Виктор Николаич и зачем-то прятал в кармашек.
Срезав последний репей, Кот оглядел свою работу и хмыкнул:
— Да-а-а…
Так как репьи располагались в волосах не на одном уровне, то сейчас голова у Пушкина напоминала Котову папаху, не которой мех кое-где вылез, а кое-где торчал пучками.
— Придется подровнять машинкой! — сказал Кот. — У кого машинка? Дай сюда!
Схватив машинку, он храбро проложил ею широкую дорогу от шеи до затылка. Машинка скрипела и щелкала, а Пушкин прикусил губу и сморщился.
— Не беспокоит? — галантно осведомился Кот, сгибаясь и отводя руку с машинкой в сторону.
— Так себе… Ну, будто с корнями выдирают…
— Это машинка тупая… — успокоил его Кот. — Надо будет ее когда-нибудь потом поточить…
Зрители с некоторым испугом взглянули на полосу голой незагорелой кожи, а сам Пушкин ощупал ее, и на лице его появилась неуверенность.
— А ты… подо что меня стрижешь?
— Ух! — воскликнул Кот. — Я и позабыл спросить! Под что желаете подстричься, товарищ клиент?
«Клиент» подумал и решил:
— Под полубокс!
— Порядок! — И Кот заскрипел машинкой, прокладывая еще одну дорогу.
Сережке показалось, что Кот стрижет как-то не так; вот у него самого получилось бы гораздо лучше, и он попросил:
— Костя, дай мне немножечко…
Кот критически оглядел свою работу и, сунув Сережке машинку, отошел в сторону, пожав плечами: мол, в случае чего, я тут ни при чем.
Остальные березовцы выстроились в очередь с радостными криками:
— Я за Сережкой!
— А я за Аликом!
— А я за Зямкой! — и Борис, оказавшийся последним, прикинув размеры неостриженной площади, предупредил. — По одному разу давать. А то всем не хватит!
Он верно рассчитал: каждому досталось проехаться машинкой только по одному разу, а потом «клиент», щупая узкую полосу волос, оставшуюся на темени, подозрительно спросил:
— Ну, чего там… Получился полубокс?..
Кот честно признался:
— Да не особенно… А зачем он тебе: ты ж не боксер?..
— А на что похоже? — допытывался Пушкин.
— На что?.. Знаешь на что? На Стеньку Разина ты стал похож! Не хватает только усов, сабли и прочего!
— А сейчас никто же так не ходит… — продолжал сомневаться Пушкин.
— Мало ли что, — фыркнул Кот. — Каждый человек имеет право остричься, как ему нравится. Вон наш учитель французского языка распустил волосы, как Емеля, и никто ему ничего не говорит!
А у тебя даже хорошо получилось: стригли под полубокс, а вышло под Стеньку Разина! Надо, конечно, подровнять с боков ножницами…
— Ну, давай, — согласился Пушкин. — Только не испорть…
Закончив стрижку. Кот забрал свои инструменты и ушел домой; березовцы тоже отправились по домам. И по дороге Пушкин все щупал свою голову. Встречные на него оглядывались, а какая-то тетка поглядела и плюнула.
— Чего это она? — спросил с беспокойством Пушкин.
— Наверное, приняла тебя за стилягу, — сказал Борис. Пушкин вздохнул:
— Отец тоже не любит стиляг… Боюсь, мне влетит… Сережка его успокоил:
— Всем влетит. Ты лучше глянь, что стало с моим костюмом! Только сегодня утром он был новый…
