рогатками снабдить!
— А кожу, куда камешек класть?..
— Кожу! Целые сапоги имеются для этого дела. Ладно, что ли?
— Да ладно… — неохотно согласился Глеб. — А как же я останусь без ничего? У всех будет, а у меня не будет?
— Тебе другую дадим, получше. Есть тут одна, Николаш… Ниночкой зовут — вот девчонка так девчонка!.. Моя считалась, но тебе подойдет в самый раз.
— А сам ты чего ж?.. — подозрительно спросил Глеб.
— Да так. Она, понимаешь, все песни поет, а я этого не люблю.
— Что тут плохого? — успокоился Глеб. — А когда мне можно Нину эту посмотреть?
— Чего ее смотреть! Успеешь, увидишь!.. Ты что — мне не веришь, да? Не веришь?
Глеб еще раз попробовал резинку на растягивание и сказал:
— Ладно. А когда мы пойдем срезать рогатульку?
Обмен был закреплен при помощи сцепленных мизинцев и заклинания: «Чур мена без размена!»
Однако Глеб что-то заподозрил, смолк и наконец спросил:
— А почему ты все-таки захотел меняться, если она такая хорошая?
— Говорил уж я тебе…
— Неправда! — торжественно заявил Глеб и, сощурив глаз, сильно перекосил свое толстое лицо, чтоб сделать таким, какое, по его мнению, бывает у людей хитрых и проницательных. — Я сразу догадался, что тут заключается! Сказать, а?
— Ну, говори…
— Ты! В Розку! Влюблен! Что? Правильно я догадался?
— Да не совсем правильно, а вообще… — поразился Мишаня догадливости Глеба, а Глеб великодушно сказал:
— Ладно, бери! Я тебе даже помогу! Что тут, у вас, полагается сначала делать?
— Не знаю… У нас никаких таких правил пока не выработано… А у вас?..
— У нас? У нас полагается… У нас тоже не известно, что полагается!.. Письмо надо написать — вот что полагается!.. Напишем два письма: ты и я!.. Ты умеешь письма писать?..
— Да не очень… Вернее, уметь-то умею, только не умею длинно писать. Все как-то коротко выходит… «Здравствуйте» да «С приветом»… А в середке почти что ничего.
— И я! Вот интересно! Жалко, что тут нет моего брата Руслана, он умеет громадные письма писать, длиннее любого писателя. А мы давай попробуем вдвоем. Сначала мне сочиним, потом тебе. Вдвоем у нас в два раза длиннее получится… Какое слово ты придумаешь, какое я… Наружи скрипнула калитка, зашуршали чьи-то шаги, и раздался голос тетки Федотьевны:
— Дома есть кто аи нет?..
— Я дома! — отозвался Мишаня, вылезая из-под крыльца.
— Ну, слава богу! Самый набольший тута! А вон и другой лезя!? Чтой-то вы под порог забились, будто намест собачки служить приставлены?
— Да у меня там квартира…
— Спасаться, знать, надумали, как у старину святые люди спасались?.. Келья зовемая… Однако-сь энти трудились дюже, труды принимали, а по вас чтой-то не заметно…
— Тетя Федотьевна, а вы письма умеете писать? — вежливо спросил Глеб.
— Хитрость невяликая… Во-первых, докладай — кому?
— Да… одной там…
— Прякрасно! — покатилась со смеху тетка Федотьевна. — Нявесте, стало быть, какую вчерась табе Гусь сосватал!.. Жалаете объяснить свои чувства ко вступлению в законнай брак!..
— Да нет, что вы! — испугался Глеб. — Так просто…
— Есть у меня, рябяты, одна книжка — до чаго хороша! Заглавие ей будя «Юлия». Там один молодой юноша своей симпатии пиша, а она ему отвечая… Усякия чувства содержа, какия только хотишь! Ну до чаго складно!..
— А вы нам ее не дадите?
— Нет, рябяты, энта книжка старинная, Дорогая, ну-кась ты ее порвешь аль потеряешь? Вам, арястантам, только дай! Я табе лучше на словах окажу, а ты слухай. Значить, так… Ежели жалаете письмо составить, тут стих нужон! Я, бывалоча, пропасть этих стихов знала, тятрадка у девок, у Чачорах, была, где усе стихи описаны!.. Значить, так… Перед началом ставь: «Ляти, письмо, завивайси, никому в руки ни давайси, дайси в руки тому, кто мил сердцу моему!»
— Стой, я сейчас запишу! — воскликнул Мишаня, сбегав в дом, принес карандаш и бумажку и пристроился с ними на ступеньках: — Теперь диктуй!
Тетка Федотьевна продиктовала свой стишок и добавила:
— Далее — излагай свои чувства, а у конце ставится так: «Жду ответа, как соловей лета»… Надоть еще букет нарвать и преподнесть…
— Это я так запомню…
В это время в калитку вошла Верка, а с ней Роза и Лариска.
— Вот и сам прядмет ваш жалуя… — начала было тетка Федотьевна, но Мишаня так отчаянно ей замигал, что тетка Федетьевна поняла и ушла, хохоча неизвестно над чем. — Ах, анчихристы! Ах, шуты водяныя!.. Ха-ха-ха-ха!..
А Мишаня с Глебом тем временем благополучно скрылись под крыльцо.
Девочки сели во дворе на скамейку поблизости от крыльца и тоже начали хохотать. Хохотали они громко, а разговаривали тихо, так что было непонятно, над чем они хохочут-надрываются, но похоже — над Мишаней с Глебом, иначе с чего бы им так надрываться?..
Мишаня нашел подходящую щелочку и показал Глебу Розу.
Глеб, сопя, долго ее рассматривал, потом спросил:
— А Нина еще лучше?..
— Да как тебе сказать… Малость будет похуже…
Глеб еще посмотрел и сказал:
— Ты меня обдурил!..
— Я про что говорил тебе? — загорячился Мишаня. — Я про наружность говорил? Про характер! Ты сперва по гляди, какой у нее характер мировой! Прямо ничем не отличается от тунгуски, что тунгуска, то и она!..
Глеб посопел и сказал:
— Ладно.
Наконец девочки перестали хохотать, и сестра Верка позвала:
— Эй, мальчишки!..
— Чего? — угрюмо, как медведь из берлоги, откликнулся Мишаня.
— Что вы там делаете?
— Сидим…
— Вылезайте сюда!..
Мишаня глянул на Глеба, но тот выпучил глаза и замотал голввой.
— Не хотим! — передал Мишаня.
— Чего скажем!..
— Говорите оттуда, мы слышим…
— Нет, вы вылезьте! А то не скажем…
— Ну и ладно!..
— Хоть бы чаем нас угостили!..
— Обойдетесь…
К счастью, Мишаня вспомнил, что под крыльцом у него имеется брызгалка, из которой можно всех обрызгивать, и развеселился.
— Вот я вас сейчас угощу… — пробормотал он, набрал в брызгалку воды из остывшего самовара и брызнул через щелку на девочек, приговаривая: — Ага, закопошились! Как куры отряхиваются!.. Глянь,
