акула сама попалась на крючок, в то время как он вовсе не собирался заглатывать наживку, а, будучи рыбаком до мозга костей, надеялся сам закидывать удочку. Актриса прекрасно знала о его болезненной мании, ей были известны его решительность и хитрость. Мы же, слегка подстегнув воображение, воспринимали происходящее как битву между рыцарями Света и воинами Тьмы. В наших глазах мадемуазель Бонэр облачилась в доспехи Святого Георгия, поражающего дракона! Уже по одному этому можно было судить, до чего же мы дошли, я и Алиса, против собственной воли вовлеченные Пурвьаншем в его фантастическую вселенную…
И вот состоялась премьера «Короля Лира», который получил очень достойный прием, но Нат уже не забивал себе голову подобными пустяками. У него был новый великий проект. Он пригласил меня в «Лё Дом» и снова разоткровенничался со мной за ужином, а я, несмотря на все мое отвращение, согласился прийти туда, чтобы узнать, куда его занесет на этот раз.
Он опоздал. Когда он вошел, с ног до головы одетый в белое, я не мог не заметить, насколько он владеет собой: он словно помолодел, к его природному изяществу добавилось сияние солнечной улыбки, отсветы зажженных ламп ложились на него нестерпимым блеском. Он весь светился в темноте этого зала, обитого бархатом. Женщины поднимали глаза от своих тарелок и смотрели на него, не в силах отвести взгляда. Но его это нимало не заботило. Я, кажется, никогда раньше не видел, чтобы он держался так мило и просто.
Он собрался угостить меня устрицами, омаром и грибным фрикасе, на десерт предлагался охлажденный меренговый торт, и все венчало розовое шампанское. Это праздничное меню весьма меня озадачило до той поры, пока он не объявил, что это эксперимент: ему хотелось узнать, что я думаю о подборе блюд, которые он намеревался предложить Софи Бонэр, и понять, придутся ли они ей по вкусу.
— Может, она вообще не любит дары моря… — ввернул я не без злорадства.
— Ах, — произнес он, — узнай точно. Я хочу, чтобы ей все понравилось. Но разумеется, все это только закуска. Главное блюдо будет на сцене: я думаю использовать репетиции, чтобы заставить ее понять, в чем дело.
— А в чем дело?
— Слушай. Я много размышлял над этим. У этой девушки есть все: и ум, и чувства. Почему же она так упрямо меня отвергает? В этом есть что-то неправильное, какое-то отклонение, это — нелогично, тут зияет какая-то дыра. Вряд ли мне стоит опасаться соперника; я не боюсь никого: и внешность, и ум у меня в порядке. Подозреваю, что ей мешает неразвитое либидо. Причины этого отторжения, а может, и отвращения, похоже, надо искать в ее детстве. Мои репетиции станут для нее сеансами психоанализа, я искореню страх и освобожу ее от призрака, сковывающего ее желание. Руководя ею на сцене, я сначала добьюсь слияния наших душ, а потом смогу убедить ее, что эти колебания и страх в отношении меня ни на чем не основаны. Очевидно, что это труд особенный и, конечно, удобнее было б иметь дело с «Федрой», но раз у меня не осталось выбора, что ж, займемся двусмысленностями Мариво и всеми его антраша! В конце концов, эта двойная игра мне всегда хорошо удавалась!
Это еще мягко сказано! Добрый доктор Пурвьанш вознамерился излечить свою пациентку от враждебноети к нему самому! «Я — хороший, я — добрый!» — говорит кот, подкрадываясь к своей жертве. А разве не он недавно собирался поступить наоборот: измениться, отбросить гнев и досаду ради «очищения души», как говорил Аристотель? И тут я внезапно увидел Софи в образе сиделки с клистиром в руках! Эта картинка меня очень развеселила.
— Что ты хохочешь, как сумасшедший?! Но вот что меня беспокоит… Может, вместо омара лучше подать рыбу, морской язык, например. Я не уверен, стоит ли ей вскрывать панцирь омара. Боюсь, Софи может испачкать платье и бессознательно станет пенять мне за это! С другой стороны, жаль было бы от этого отказываться. Женщины — сами немного лангусты. Их защищает панцирь, а под ним они истекают соком. И вскрывать их надо очень аккуратно. Но в конечном счете, внутри у них — ничего особенного!
Ну встречался ли еще когда-нибудь подобный фаллократ? Правда, мы сидели уже за второй бутылкой шампанского… И тут к нашему столу подошла молодая девушка — брюнетка, довольно красивая, во всеоружии своего юного обаяния, — и спросила Ната, действительно ли он тот самый режиссер, что поставил «Короля Лира». Она желает взять автограф? Нет, она — актриса и хотела поздравить Пурвьанша с успехом. Его работа ее покорила. Она так пылко им восхищалась, что вскоре уже оказалась за нашим столом и разделила с нами наш торт.
Я так часто видел его в роли соблазнителя, что дальнейшее представлялось мне весьма банальным. Он пустился в длинный монолог, объясняя, что среди всех персонажей «Гамлета» герой, в сущности, только один: король Клавдий, терзаемый угрызениями совести. Упомянув вскользь Офелию, он надолго задержался на Гертруде и начал препарировать ее сексуальность, «разрываемую между властным желанием и безумием воздержания». А как только актриса спросила, что он имеет в виду под последними словами, он завел долгую беседу о строгости, добровольном ограничении и, в конце концов, о наслаждении, получаемом в унижениях.
— Гертруда — одна из величайших героинь инцеста! Вспомним Бодлера: ему бы понравилось, как она возлежит на низких диванах — глубоких, как могила!
Я скоро ушел, оставив их скрупулезно обсуждать потемки чужих душ, что, как я знал, с роковой неизбежностью должно было завершиться в номерах отеля «Варид» — бывшем борделе на улице Деламбер, потолок и стены которого до сих пор увешаны высокими зеркалами.
XXIV
До начала репетиций Софи Бонэр старалась не встречаться с Пурвьаншем — до той минуты, когда согласно традиции должна была состояться первая читка пьесы. Актеры собрались вокруг стола и читали роли, а режиссер Шаваль и Пурвьанш молча слушали, сидя в сторонке. Для актеров это был хороший способ восстановить в памяти подзабытый текст, который почти все они учили в Школе искусств. И Шаваль, и Нат в первый раз услышали, как звучат голоса их героев: одни читали без воодушевления, точно какого- нибудь Ботэна, другие уже вкладывали в свое исполнение душу.
В конце Шаваль высказал свое мнение об этой комедии. Он считал «Двойное непостоянство» волшебной сказкой — только без сказочных чудес. Принц (впрочем, весьма обаятельный) встречает красивую сельчанку (Сильвию) и влюбляется в нее. Он похищает девушку и привозит ее в свой дворец. Преодолев небольшие затруднения, вызванные любовью Сильвии к деревенщине Арлекину, ему наконец удается очаровать красавицу. Она станет принцессой, а после свадьбы у них, бесспорно, родится куча ребятишек!
Когда режиссер передал слово Пурвьаншу, тот воскликнул:
— «Двойное непостоянство» — изящная тайнопись, рассказ о настоящем преступлении. Преступлении против любви, конечно! Все будет сделано, чтобы Сильвия попала в лапы к принцу Лелио; для этого составлен целый заговор. А преступница, душа заговорщиков, — это Фламиния, продувная бестия, наперсница принца. Она и стратег, и солдат: сама разрабатывает план и сама же его осуществляет. Это — Мертелла, которая крадется на цыпочках, только у той — менее грязные руки!
Его острота вызвала смех.
— Убить любовь Сильвии к Арлекину: вот программа! И ради этого будут надеты и сдернуты маски, воздвигнуты декорации, а реальный мир обращен в иллюзию. Принц станет офицером дворцовой стражи. Кокетливая служанка Лизетта переоденется в чопорную придворную даму. Звонарь нарядится сеньором. Слуга Тривелин, эдакий простофиля, прикинет на себя сразу все роли — благодаря собственной глупости. Ну а Фламиния будет дергать за ниточки. Она и есть подлинный режиссер спектакля, поставленного для нас во дворце, преображенном на время в театр. Более того! Она — маска самого Мариво! Через нее драматург сам присутствует в этой комедии: это его уловки, его ложные откровения. Под очевидностью простоты здесь проступает двойная логика. Все подстроено. Сильвии и Арлекину заморочили голову, перевернули и ум, и сердце. Ах, если бы я был женщиной, я хотел бы играть Фламинию!
Расходились уже в восемь вечера. Выходя из театра, Софи подошла к Пурвьаншу.
— Вы станете врагом Шаваля!
— Я на это и рассчитываю! Право же, его речь после читки была как-то уж слишком коротка. В любой комедии надо уметь различить и драму. Понятия не имею, как он собирается ставить эту пьесу. Если он хочет сделать из нее феерию, уж будьте уверены, я подбавлю туда парочку ведьм! Так как прежде всего, дорогая моя, Сильвия, которую вы будете играть, — вовсе не так проста, как нам тут пытались изобразить!
